«Главный принцип отбора — поэт должен весить меньше 63,5 кг»: как я сходила на самый странный поэтический вечер Москвы
Цветная и пенистая вода медленно стекает из мусорных баков
Поэтический слэм — это литературное состязание, где поэты читают свои стихотворения перед публикой, а в конце выбирается лучший. На таких мероприятиях участники должны завоевать симпатии судей с помощью качественной рифмы и мощной харизмы. Представили? А теперь забудьте, потому что этот текст — про антислэм в клубе «Клуб», на который осмелилась сходить Елизавета Лихачева.
Ужасный запах скисшего молока и застоявшегося в холодильнике алкоголя тянется из легендарного подвала на Китай-городе. Бывший танцпол превращен в зрительный зал. Расшатанные деревянные стулья, неровная плитка, ковер на сцене, неестественно пусто. Организатор, похожий на Джеффри Дамера в очках молодого Лимонова, настраивает трансляцию в зуме.
— Дожидаемся зрителей 5–7 минут, пока можете перекурить.
Если не курите — попробуйте пока дозвониться президенту «Венисуэлы», вот его номер, записан прямо на стене. Или займите себя изучением наскальных рисунков доисторических нетакусь — здесь, под слоем непотребств и знаков с неустановленным смыслом, можно обнаружить серьезные философские изречения. Или сходите в уборную, пока там еще есть туалетная бумага — после заката она исчезнет. Зал постепенно заполняется людьми. Эмси знакомится с аудиторией, хотя большинство друг друга давно знают. Тусовочка. Бывалые — уже с пивом или ершом в руках — пора расширять сознание.
— Никто случайно не хочет выступить?
— А какой формат?
— Стихи.
— Сколько по времени?
— Побыстрее, но помассивнее.
Главный принцип отбора на сегодняшнее мероприятие — поэт должен весить меньше 63,5 килограмма. Судейство — категорически профессионально, судей выбирает кубик. Ведущий бросает. Первый кубик — ряд, второй — место. Первый судья есть. Ему вручают пластиковый пивной стакан (чистый) с двумя зелеными игральными кубиками внутри.
— Как вас зовут? Чем вы занимаетесь?
— Петр. Хожу на мероприятия, сужу людей.
— У вас ИП?
— У меня стакан.
Фортуна шутит над кубиками, и следующим судьей оказывается советский монструозный пупс. Нет, правда пупс.
— Милена Степанян. Ветеран первого антислэма, — представляет пупса ведущий.
Милене вручают стакан с кубиками. После каждого выступления пятеро судей должны подкинуть кости в пивных стаканах и назвать вслух цифры. Чем больше суммарное число, тем хуже оценка. Получается, антипобеду забирает человек с наименьшим количеством баллов. Призовой фонд собирается перед началом мероприятия в кепку, которая дрейфует по рядам и медленно наполняется деньгами и безделушками. Выворачивайте карманы.
Поэт первый. Кудрявый мальчик.
«Я всегда все запоминаю,
Если я что-то запомнил,
То этого не было»
Картонно, с прыжком, поклонившись, он садится на стул, листает «избранное» в телеграме и определяется через пару минут. Чмокает. Шмыгает. Он называет свои стихи «циклемами» — каждая строчка пронумерована, некоторые дробными числами. Все про любовь, вся любовь трагичная, больше ничего не понять. На экране — немая короткометражная комедия: оператор развязывает поэту шнурки. Эдуард Дамер прохаживается с камерой по залу, тычет ею в лица слушателей, снимает содержимое телефонов и пивных кружек. Та самая «подробная видеодокументация», обещанная в анонсе. На середине выступления оператор уходит в уборную. Моет руки, умывается, пока на фоне звучит что-то про «а не все равно ли, как ты меня любишь» и «я представляю себя вешалкой, которой совершают аборт». Высушив руки, оператор возвращается.
Автор просит у аудитории подпеть ему строки «please don’t leave me now». Все это похоже на групповую терапию, где прорабатывается тревожный тип привязанности. Поверх хора кудрявый мальчик дочитывает циклему, но никто его не слушает. Джеффри Лимонов завязывает шнурки.
Поэт второй. Девушка в тихле
«А если серьезно, убери пошлятину из своего текста,
Поставь модный хештег,
Тогда тебя, возможно, опубликует
Второсортный левацкий журнал»
— Оскар Уайльд написал пьесу «Как важно быть кринжовым», она долгое время считалась утерянной, но я нашла ее начало и конец.
Звучит неподцензурный анекдот про авангардное искусство, который плавно метаморфозирует в белую поэму под названием «Кибершаббат 22-23 Сивана 5784 года и несколько сторонних кадров».
По всей видимости, она не просто так одета как верующая иудейка. Стихотворения без рифмы с вкраплениями не всегда понятных слов на иврите в жанре дневниковых заметок. Из них мозаично складываются личность, быт, любовные изыскания. Это приятное знакомство. Никто не смеется, не шуршит, все проникновенно слушают. Оператор снимает поэтессу так, что на экране за ней создается бесконечная мечтательная рекурсия. Каждую запись из дневника читает как бы отдельная девушка в таком же тихле. Вскоре оператор отвлекается и ностальгически обводит пальцем узоры ковра.
Поэт третий. Девочка в розовом платье с наивным лицом
«Ради каких-то прикольных строчек
Нужно написать очень много неприкольных.
А зачем?»
Она начинает свое выступление, сидя в зрительном зале. Мяукает и выходит на сцену. Читает что-то несуразное. Нескладные строки перемежаются с множественным повторением ее имени и фамилии, которые мучительно не сочетаются между собой. Происходит избыточное морально-нравственное сближение с залом. После поэтесса истерично делится прожаркой своей поэзии, которую ей устроил искусственный интеллект — она его ненавидит. Перформанс постепенно теряет своего зрителя. Импровизация как попытка все спасти:
— Если бы ты был героем романа young adult, какой американский штат ты бы романтизировал?
— Северную Дакоту.
— Какой твой нелюбимый цвет?
— Оранжевый.
— Какой цветок на языке цветов означал бы «инициативность»?
— Сирень.
Сразу же сочиняется десяток абсолютно нерифмующихся строк с отсутствующим сюжетом, но уверенно содержащих все три ответа аудитории. Кажется, что она просто повторяет выкрикнутые слова подряд, разделяя их междометиями, предлогами и вопросительными интонациями. Аплодисменты стирают сказанное из памяти и у меня и, я уверена, у нее.
Поэт четвертый. Мальчик из инди-группы (возможно)
«Цветная и пенистая вода
медленно стекает из мусорных баков,
образуя лужу
почти недвижимой грязной воды…»
После перерыва полотно экрана разделяется на две части, справа появляется текст на темном фоне.
— Вам нужно будет определить, по какой гиперссылке перейти. Это важно, это гипертекст.
На сцене двое, не считая оператора, потому что он уже давно интегрирован в ковер на полу. Текст слабо напоминает стихотворение, скорее это жидкий поток сознания героя, закабаленный ритмом. Содержательно это, кажется, рассказ про чайку и мусор.
— Что дальше: огромная чайка или гель-мусора? — на распутье автор предлагает зрителям выбрать, куда его мысль потечет дальше.
Чем больше шагов по ссылкам, тем больше текст деконструируется до отдельных слогов: чайка улетает, а мусор разносится ветром. Два чтеца перебивают друг друга. Автор торопится и проглатывает предложения, его коллега — судья номер один с кружкой пива в руках — читает через «ой, господи», «что?», «раз, раз», «аааа», «щас»… В какой-то момент слова с экрана складываются в гомогенную кашу, выпадающую изо рта чтеца номер два (судьи номер один).
— Здесь опечатка, что ли?
— Так и должно быть, это поэзия.
На смену никудышному судье приглашают кого-нибудь из зала. Откликается еврейская девочка. Читает так, как будто эти строки принадлежат ей. Оператор закрывает собой полотно экрана, вставляя палки в колеса бегущему локомотиву текста.
«Брось свою камеру», — оператор бросает камеру. Она лежит там еще пару минут, пока один из перформеров не поднимает телефон с пола и не кладет его, поиграв, обратно — камерой в ковер.
— Мы дошли до конца языка.
Это к лучшему.
Поэт пятый. Парень с бородой и длинными волнистыми волосами
«Если вы в Москве куда-нибудь пойдете,
То вы куда-нибудь,
Когда-нибудь,
Зачем-нибудь
Выйдете к метро»
— Тут был дорогой перформанс, сейчас будет дешевый.
Он ложится на пол. Просто потому что может. Все это выглядит как вторая треть панк-концерта, когда музыкант уже отказывается стоять на ногах. Передвигаясь вниз по строчкам, панк скатывается куда-то все глубже в себя. На экране — море волос и чтец в смазанной позе. Вид сверху. В конце концов валяющийся на полу занимает удобную позицию на животе, рот практически поглощает микрофон, а волосы налезают на глаза так, что он не видит, что читает. Строки очень личные и физиологичные: про червей, про смерть, про зарплату, про кожу. Несочетаемые друг с другом темы сливаются в утробный крик заблудившегося в жизни человека. Потом оказывается, что его словесные галлюцинации — это рефлексия по поводу стажировки в издательстве «Эксмо».
— Все, пасиба!
Отряхивается.
Поэт шестой. Девочка с длинной веревкой, торчащей из коротких волос
«Сердца. 216, 350, 323, 600, 32, 335, 435, 467»
Она не кривит душой — она не готова. Она исследует свои заметки в поисках стихотворений: щедро смахивает пальцем по списку вниз и останавливается, когда из зала кричат «стоп». Сначала читает посредственное наблюдение про поезд, затем — абсолютный постмодерн.
Вторая заметка называется «смены май».
— пн 5 мая утро, ср 7 мая вечер, чт 8 мая вечер…
Поэтесса читает честно и до конца, публика скрывает, что это все чушь.
Третья заметка «спектакли» — перечисление запланированных или посещенных театральных постановок. Тут автор мертв — надо додумать.
Поэт седьмой. Девушка-нормис, которая пришла посмотреть
«Гуляли с тобой.
Купил ты мне шаурму.
Вместе с ней теку»
Приглашая новокрещеную поэтессу на сцену, ведущий коверкает ее фамилию до «Вайбославская». Начинает с анекдота про перформанс (тоже неподцензурный) и долго не может дойти до поэзии — слишком серьезная.
— Только не обижайтесь, там есть рифма.
Осуждающий гул. Вполне возможно, что рифмы на поэтическом слэме звучат впервые. Большие паузы и извинения за забытый текст. Так образуется стихотворение о том, как она устала жить в своем физическом теле и что предпочла бы стать «чайным пакетиком», «решеткой на окнах тюрьмы» или «третьесортной статьей».
Выбор победителя
Последнее место занимает девочка с веревкой в волосах.
— Я больше никогда не буду писать!
Девочка уже не следит за мероприятием, а пьет пиво.
— Спасибо!
Наименьшее количество призовых баллов удача дарит девушке в розовом платье. Кепка достается ей. Из остальных призов были вручены: банка оригинальной колы, вызвавшая овации, мелкий жемчуг, какая-то (девочка в розовом не умеет считать) сумма денег, запечатанная колода карт, фигурка лисенка, недоеденная жвачка и «так называемый» презерватив. Ведущий решает подарить финальный подарок от себя и протягивает победительнице медиатор. Она признается, что не умеет играть на гитаре.
— Тут изображен Бомбардиро Крокодило.
— С ума сойти, — произносит кто-то.
— Я про него стихотворение напишу.
Обложка: © Елизавета Лихачева / Цех