Мне 26 лет, я работаю реаниматологом и вижу смерть каждый день

Ксю­ше 26 лет, она 8 лет от­учи­лась в ме­ди­цин­ском вузе и пер­вый год ра­бо­та­ет ре­ани­ма­то­ло­гом. За вре­мя уче­бы и ра­бо­ты она успе­ла по­лу­чить опыт в от­де­ле­нии для боль­ных ра­ком кро­ви, част­ной кли­ни­ке пла­сти­че­ской хи­рур­гии, ко­вид­ном гос­пи­та­ле и кар­дио­хи­рур­ги­че­ском от­де­ле­нии. И по­де­ли­лась с нами сво­им опы­том

«Чем тя­же­лее были слу­чаи, тем ин­те­рес­нее мне было ра­бо­тать»

Меня все­гда очень при­вле­ка­ла тема смер­ти. На­чи­ная с под­рост­ко­во­го воз­рас­та я всё вре­мя ин­те­ре­со­ва­лась ка­ки­ми-то та­бу­и­ро­ван­ны­ми те­ма­ми. Мой отец — хи­рург, и ко­гда он го­то­вил пре­зен­та­ции для сту­ден­тов, я с вос­хи­ще­ни­ем смот­ре­ла на эти рас­ку­ро­чен­ные жи­во­ты со сви­ща­ми, пло­тью, ко­то­рая че­рез кожу про­гля­ды­ва­ет, ис­ко­ре­жен­ны­ми руб­ца­ми. И мне ка­за­лось, что все счи­та­ют это кру­тым. Но бра­тья мои, ко­гда та­кое ви­де­ли, кри­ча­ли: «Толь­ко не это! Опять на­чи­на­ет­ся…»

При этом с ме­ди­ци­ной у меня все­гда был лав­хейт. В шко­ле меня ин­те­ре­со­ва­ла био­ло­гия, но не хи­мия. И мне нра­ви­лось, чем за­ни­ма­ют­ся мои ро­ди­те­ли-ме­ди­ки, но еще мне очень нра­ви­лось ри­со­вать. Я хо­те­ла стать ил­лю­стра­то­ром, ав­то­ром ко­мик­сов или ди­зай­не­ром пер­со­на­жей для ком­пью­тер­ных игр. Но мне ка­за­лось, что люди, ко­то­рые по-на­сто­я­ще­му уме­ют ри­со­вать, это ка­кие-то небо­жи­те­ли, ко­то­рых Бог в руки по­це­ло­вал, а я чмо и ни­че­го не могу.

Мама моя, кста­ти, тоже в юно­сти ри­со­ва­ла, но ее ро­ди­те­ли на­сто­я­ли на том, что­бы она по­шла в ме­ди­цин­ский. Ну она и по­шла. И несмот­ря на то, что она сама пе­ре­жи­ла та­кую си­ту­а­цию, ко­гда я при­хо­ди­ла к ней с ри­сун­ка­ми за под­держ­кой, она мне ее не ока­зы­ва­ла. Хотя сей­час я воз­вра­ща­юсь к сво­им ра­бо­там и ду­маю, что у меня мог­ло что-то по­лу­чить­ся.

Но еще для меня было важ­но, что­бы моя ра­бо­та по­мо­га­ла лю­дям. И мне ка­за­лось, что с по­мо­щью кар­ти­нок я не смо­гу ни­ко­му по­мочь

По­это­му по­том я всё-таки по­сту­пи­ла в ме­ди­цин­ский — и очень ча­сто об этом жа­ле­ла. На па­рах я дол­го не по­ни­ма­ла, что про­ис­хо­дит и как всё это свя­за­но с моей бу­ду­щей ра­бо­той. До тех пор, пока не устро­и­лась мед­сест­рой в от­де­ле­ние для боль­ных ра­ком кро­ви.

Это была моя пер­вая ме­ди­цин­ская ра­бо­та, и она мне очень по­нра­ви­лась. Чем тя­же­лее были слу­чаи, тем ин­те­рес­нее мне было ра­бо­тать. То­гда я по­ня­ла, что ме­ди­ци­на мне всё-таки нра­вит­ся и я не зря ее вы­бра­ла. По­чти всё остав­ше­е­ся вре­мя до вы­пус­ка я ра­бо­та­ла в раз­ных ме­стах мед­сест­рой, но в ка­кой-то мо­мент все мои од­но­группни­ки устро­и­лись в ко­вид­ную ре­ани­ма­цию. Там це­лая ту­сов­ка со­зда­лась из на­шей груп­пы, и я смот­ре­ла на них, ду­мая: «Что они там та­кое ин­те­рес­ное всё вре­мя, блин, об­суж­да­ют?» Так и я туда устро­и­лась и на­ча­ла ра­бо­тать с ко­вид­ны­ми боль­ны­ми.

«В ра­бо­те ре­ани­ма­то­ло­гом есть эле­мент ад­ре­на­ли­но­вой нар­ко­ма­нии»

В ко­вид­ной ре­ани­ма­ции мы мно­го ту­со­ва­лись вме­сте с груп­пой, и тя­жесть ра­бо­ты толь­ко силь­нее нас спло­ти­ла. Все­гда было очень ве­се­ло. Каж­дый день пе­ред па­ра­ми мы об­суж­да­ли, что там у кого на­ка­нуне слу­чи­лось, у кого ка­кой был треш, типа: «Вот у нас се­го­дня во­об­ще было 100 тру­пов, блин, мы так уста­ли!»

Мне нра­ви­лось, что, ко­гда воз­ни­ка­ла ка­кая-то экс­трен­ная си­ту­а­ция, мы сра­жа­лись с ней как ко­ман­да. Каж­дый вы­ска­зы­ва­ет ка­кие-то тео­рии, очень быст­ро при­ни­ма­ют­ся ре­ше­ния, мы вме­сте де­ла­ем важ­ное дело, что­бы по­мочь че­ло­ве­ку. В этом есть эле­мент ад­ре­на­ли­но­вой нар­ко­ма­нии. В об­щем, я по­ра­бо­та­ла в ре­ани­ма­ции и по­ду­ма­ла, что это офи­ген­но и мне сроч­но нуж­но по­сту­пать в ор­ди­на­ту­ру по этой спе­ци­аль­но­сти. Она про­сто очень за­тя­ги­ва­ет. У нас все, кто ра­бо­тал мед­пер­со­на­лом во вре­мя ко­ви­да, по­шли даль­ше учить­ся на ре­ани­ма­то­ло­гов.

В ко­вид­ном от­де­ле­нии для меня всё было но­вым: я впер­вые услы­ша­ла, как пи­щат ап­па­ра­ты, уви­де­ла, как люди ды­шат че­рез ИВЛ. Неко­то­рые вещи для меня были со­всем непо­нят­ны: на­при­мер, од­на­жды меня по­про­си­ли при­не­сти бо­бер. В тот день на смене не было ни­ко­го из моих дру­зей, и я даже не зна­ла, у кого спро­сить, что это та­кое, по­это­му про­сто но­си­лась с этим боб­ром, пы­та­ясь вы­яс­нить, что это. Вы­яс­ни­ла — так на­зы­ва­ют ап­па­рат Боб­ро­ва: та­кой кон­цен­тра­тор с бан­кой воды, че­рез ко­то­рую кис­ло­род про­хо­дит и увлаж­ня­ет­ся.

В дру­гой день меня по­про­си­ли при­не­сти гуся. Ка­кой, блин, гусь? Ока­за­лось, это пе­ре­ход­ник для ап­па­ра­тов ИВЛ — он дей­стви­тель­но немно­го по­хож на шею гуся

В об­щем, в ре­ани­ма­ции для меня было мно­го но­во­го. Ну и в ин­сти­ту­те я та­кую ка­те­го­рию па­ци­ен­тов даже не встре­ча­ла. Один раз толь­ко на ка­ком-то за­ня­тии нас пу­сти­ли в ре­ани­ма­цию и по­про­си­ли про­ве­сти опрос боль­но­го. К нам вы­ка­ти­ли ка­кую-то по­жи­лую па­ци­ент­ку, мы на нее смот­рим, а по ней ни­че­го не по­нят­но: она ле­жит без со­зна­ния и, есте­ствен­но, не мо­жет от­ве­чать на во­про­сы. И мы сто­им и ду­ма­ем: а что де­лать, как опра­ши­вать-то? Мы ее по­слу­ша­ли, по­про­бо­ва­ли даже са­мые эк­зо­ти­че­ские про­пе­дев­ти­че­ские ма­ни­пу­ля­ции, ко­то­рые в ре­аль­ной ме­ди­цине во­об­ще по­чти не ис­поль­зу­ют, — пер­кус­сию, всё та­кое. И толь­ко че­рез час до­га­да­лись ски­нуть оде­я­ло — а у нее ноги нет. Ей толь­ко что ее ам­пу­ти­ро­ва­ли. А мы даже не до­га­да­лись сра­зу взять и по­смот­реть, на­ча­ли с го­ло­вы.

«Вот всё было хо­ро­шо, а вы уби­ли ба­буш­ку мою»

Во вре­мя ра­бо­ты в ре­ани­ма­ции я за­ме­ти­ла, что мно­гие вра­чи го­во­рят с род­ствен­ни­ка­ми очень мяг­ко. Пре­умень­шая тя­жесть со­сто­я­ния па­ци­ен­та. Для себя я ре­ши­ла, что буду го­во­рить как есть. Если с па­ци­ен­том всё пло­хо, я пря­мо так и ска­жу: к со­жа­ле­нию, всё очень пло­хо. Мы очень силь­но ста­ра­ем­ся, но мо­жет слу­чить­ся пло­хой ис­ход. Если мы не зна­ем при­чи­ны, я го­во­рю, что мы пред­по­ла­га­ем: воз­мож­но то, воз­мож­но это. Что­бы точ­но вы­яс­нить, мы хо­тим про­ве­сти сле­ду­ю­щие ди­а­гно­сти­че­ские ме­ро­при­я­тия. И та­кой у нас план ле­че­ния.

По­том они мо­гут спро­сить: «Ну а что бу­дет-то? А он умрет?» Я все­гда го­во­рю, что не знаю. Это очень стран­ный во­прос. В этой ра­бо­те мно­го неожи­дан­но­стей

Бы­ва­ет, в себя при­хо­дит па­ци­ент, от ко­то­ро­го это­го во­об­ще не ожи­да­ешь. Но чаще, ко­неч­но, слу­ча­ет­ся на­обо­рот. Ино­гда я вижу, что у род­ствен­ни­ков ка­кой-то из­лишне по­зи­тив­ный взгляд, и они го­во­рят мне: «Ну всё, да, окей, лад­но, сде­лай­те, что нуж­но, и он проснет­ся». А я им го­во­рю: «Ну не обя­за­тель­но…» Ста­ра­юсь быть очень пря­мо­ли­ней­ной, что­бы они были го­то­вы. Луч­ше, что­бы для них не было неожи­дан­но­стей в духе «вот всё было хо­ро­шо, а вы уби­ли ба­буш­ку мою».

Сре­ди род­ствен­ни­ков встре­ча­ют­ся раз­ные лич­но­сти. Кто-то тебя рас­спра­ши­ва­ет, вни­ма­тель­но вы­слу­ши­ва­ет и при­ни­ма­ет всё спо­кой­но. Кто-то на­чи­на­ет пла­кать и па­дать в об­мо­ро­ки. А бы­ва­ет та­кое: у нас ле­жал па­ци­ент с ви­рус­ным ге­па­ти­том в ана­мне­зе — за­бо­ле­ва­ни­ем, ко­то­рое пе­ре­да­ет­ся че­рез шприц или по­ло­вым пу­тем. И есть отяг­че­ние — зло­упо­треб­ле­ние ал­ко­го­лем. Род­ствен­ни­ца это­го па­ци­ен­та жа­ло­ва­лась, что мы на­гру­жа­ем его ле­кар­ства­ми, ан­ти­био­ти­ка­ми и ни­че­го не даем для его пе­че­ни. Но он ведь сам ни­че­го хо­ро­ше­го в жиз­ни не сде­лал для сво­ей пе­че­ни. По­че­му она об­ви­ня­ет в этом нас?

«В лю­бом спо­ре меня ав­то­ма­ти­че­ски счи­та­ют непра­вой»

На са­мом деле за вре­мя ра­бо­ты у меня сфор­ми­ро­ва­лась неуве­рен­ность в себе в про­фес­си­о­наль­ном плане. Я чув­ствую вину за то, что я недо­ста­точ­но мно­го ра­бо­таю. Мне ка­жет­ся, что мне надо ра­бо­тать каж­дый день. Что мне надо учить­ся каж­дый день. Но это тя­же­ло да­ет­ся.

Од­на­жды мне при­шлось пи­сать по­смерт­ный эпи­криз. Этим обыч­но за­ни­ма­ет­ся ле­ча­щий врач — хи­рург, но в этом слу­чае па­ци­ент умер пря­мо во вре­мя опе­ра­ции, по­это­му пи­сать при­шлось мне. Я то­гда на несколь­ко ча­сов за­дер­жа­лась на ра­бо­те, по­то­му что во­об­ще не по­ни­ма­ла, как, блин, это де­лать. И ни­кто из кол­лег не мог мне ни­че­го объ­яс­нить. Я спра­ши­ва­ла — мне от­ве­ча­ли, что ни­че­го не пом­нят, или го­во­ри­ли ка­кую-то ле­вую ин­фор­ма­цию. К кон­цу сме­ны у меня уже на­ча­лась ис­те­ри­ка, по­то­му что я из-за это­го эпи­кри­за не спа­ла вто­рой день, было очень пло­хо. И мне сей­час стыд­но — если это про­чи­та­ют мои кол­ле­ги, они уви­дят, ка­кая я соп­ля-сла­бач­ка. По­то­му что все обыч­но эти труд­но­сти как-то неза­мет­но пе­ре­но­сят, все кру­тые, а я одна та­кая тряп­ка.

Из-за того, что я мо­ло­дая спе­ци­а­лист­ка, на ра­бо­те меня ча­сто не вос­при­ни­ма­ют все­рьез. Мо­жет, ко­неч­но, дело в моем мяг­ком ха­рак­те­ре. В лю­бом спо­ре меня ав­то­ма­ти­че­ски счи­та­ют непра­вой. Воз­мож­но, я про­сто сла­ба в де­ба­тах и не умею хо­ро­шо ар­гу­мен­ти­ро­вать свою по­зи­цию. Я по­сто­ян­но чув­ствую, что все пы­та­ют­ся меня чему-то на­учить, но, ко­гда мне на са­мом деле нуж­на по­мощь, ни­кто мне не по­мо­га­ет.

«Вра­чи — не та­кие уж и ум­ные люди»

В опе­ра­ци­он­ной на меня лег­ко мо­гут на­кри­чать. Ко­гда я про­во­жу ане­сте­зию, хи­рург мо­жет на­чать орать на меня ма­том и об­ви­нять в том, что боль­ной ухуд­ша­ет­ся. Хотя в этом на са­мом деле нет моей вины. И я не могу ска­зать ему в от­вет: «Иди в жопу, хи­рург». Из-за того, что это опыт­ный спе­ци­а­лист, ка­кой-ни­будь кру­той стар­ший хи­рург, я не чув­ствую в себе сил ему про­ти­во­сто­ять.

На­при­мер, идет опе­ра­ция: по­сле опе­ра­ции у па­ци­ен­та на­ча­лось кро­во­те­че­ние, его по­втор­но взя­ли на стол. И хи­рург мне го­во­рит, что это из-за того, что я недо­ста­точ­но сле­ди­ла за дав­ле­ни­ем и не пе­ре­ли­ла ему кровь. Хотя это не так. На всё нуж­но вре­мя: что­бы при­вез­ти кровь из от­де­ле­ния пе­ре­ли­ва­ния, раз­мо­ро­зить ком­по­нен­ты. И в тот мо­мент кровь уже ка­па­лась. Но ему нет смыс­ла всё это объ­яс­нять — он про­сто хо­чет со­рвать­ся в мо­мен­те и счи­та­ет, что впра­ве так сде­лать. Мне ка­жет­ся, что это неспра­вед­ли­во. И та­кое про­ис­хо­дит по­сто­ян­но.

С хи­рур­га­ми у ре­ани­ма­то­ло­гов во­об­ще дол­гая ис­то­ри­че­ская враж­да. Куча ме­мов су­ще­ству­ет про их про­ти­во­сто­я­ние

Но ка­кой-ни­будь ане­сте­зио­лог, на­при­мер, мо­жет про­сто уви­деть ана­мнез па­ци­ен­та и ска­зать хи­рур­гу: «Ду­рак, куда ты его бе­решь? Ге­мо­гло­бин 90, он же умрет». С хи­рур­га­ми в прин­ци­пе мало кто ла­дит, но кто-то мо­жет себя за­щи­тить, а у меня пока не по­лу­ча­ет­ся.

Са­мое стрем­ное, что стар­шие кол­ле­ги не за­щи­ща­ют меня от этих на­па­док. Люди при­вык­ли ду­мать, что вра­чи — это та­кие свя­тые люди, раз они вы­бра­ли ра­бо­ту, ко­то­рая свя­за­на с по­мо­щью дру­гим лю­дям. Но это, ко­неч­но, не так. В лич­ной бе­се­де, на­при­мер, вра­чи мо­гут ярче про­яв­лять чув­ства, ко­то­рые сдер­жи­ва­ют с кри­ти­че­ски­ми па­ци­ен­та­ми. И они даже боль­ше, чем люди дру­гих про­фес­сий, склон­ны к ци­низ­му. Хотя я не счи­таю ци­низм чем-то пло­хим: если слиш­ком се­рьез­но от­но­сить­ся ко все­му, что про­ис­хо­дит на ра­бо­те, мож­но сой­ти с ума.

Если чест­но, мне ка­жет­ся, что вра­чи в прин­ци­пе не та­кие уж и ум­ные люди, как при­ня­то счи­тать. Они не очень раз­но­сто­рон­ние: мо­гут ша­рить в ка­кой-то сво­ей теме, но из-за по­сто­ян­ной ра­бо­ты у них не оста­ет­ся вре­ме­ни, что­бы узна­вать что-то но­вое, чи­тать, смот­реть кино, слу­шать му­зы­ку. Но­во­сти они узна­ют на «Пер­вом ка­на­ле» — и это на­кла­ды­ва­ет свой от­пе­ча­ток. Но ви­нить их в этом, ко­неч­но, нель­зя, и я их ни кап­ли не осуж­даю. Я сама сей­час едва на­хо­жу вре­мя по­сле ра­бо­ты на ка­чал­ку и дру­зей — боль­ше его ни на что не хва­та­ет.

«Ко­гда па­ци­ент уми­ра­ет, я ду­маю, что это из-за того, что я недо­ста­точ­но хо­ро­шо учи­лась и про­чи­та­ла недо­ста­точ­но книг»

Это было во вре­мя ко­ви­да. Было уже утро, и моя сме­на под­хо­ди­ла к кон­цу. Я хо­ди­ла и осмат­ри­ва­ла сво­их па­ци­ен­тов, про­ве­ря­ла, всё ли в по­ряд­ке. И я по­че­му-то об­ра­ти­ла вни­ма­ние на то, как са­ни­тар­ка пе­ре­сти­ла­ет па­ци­ен­ту по­стель. Та­кая обыч­ная бы­то­вая вещь, каж­дое утро про­ис­хо­дит. Но вот она по­во­ра­чи­ва­ет па­ци­ент­ку на­бок, и я вижу, что она де­ла­ет вдох — и боль­ше не де­ла­ет вы­дох. Под­ни­маю взгляд на мо­ни­тор — а там всё, пря­мая ли­ния. И тело ста­но­вит­ся се­рым.

А по­том во­круг нее за­бе­га­ли вра­чи, на­ча­лась ка­кая-то су­е­та из-за пе­ре­смен­ки. Это была по­жи­лая жен­щи­на, у нее, как и у всех то­гда, была за­пу­щен­ная ко­вид­ная пнев­мо­ния, от­ка­чи­вать ее уже было бес­по­лез­но.

И по­че­му-то имен­но эта смерть мне боль­ше все­го за­пом­ни­лась: ви­ди­мо, из-за того, что я за­ста­ла вот этот по­след­ний вдох

Я каж­дый раз очень силь­но виню себя, ко­гда па­ци­ент уми­ра­ет. В та­кие мо­мен­ты я ду­маю, что это слу­чи­лось из-за того, что я недо­ста­точ­но хо­ро­шо учи­лась и про­чи­та­ла недо­ста­точ­но книг. При этом я обыч­но не вижу пря­мой свя­зи меж­ду мо­и­ми дей­стви­я­ми и смер­тью че­ло­ве­ка, по­это­му даже не могу сфор­му­ли­ро­вать для себя, в чем кон­крет­но моя вина. Это боль­шой стресс и тя­же­лый груз, ко­то­рый мне сей­час тя­же­ло нести. Воз­мож­но, если я буду доль­ше ра­бо­тать, это прой­дет.

В еже­днев­ном столк­но­ве­нии со смер­тью есть и по­ло­жи­тель­ный мо­мент. Мне ка­жет­ся, люди слиш­ком ча­сто за­бы­ва­ют про ко­неч­ность сво­ей жиз­ни. Про­сто за­бы­ва­ют об этом фак­те и за­би­ва­ют на свои нуж­ды: от­кла­ды­ва­ют спорт от­тя­ги­ва­ют от­каз от ку­ре­ния, пе­ре­но­сят встре­чи с близ­ки­ми на по­том. Но наше вре­мя очень огра­ни­че­но. И ка­че­ство жиз­ни за­ви­сит от на­ших вы­бо­ров, ко­то­рые мы де­ла­ем пря­мо сей­час. Ко­ро­че, я за­ме­ти­ла, что ста­ла ста­рать­ся на­пол­нить свою жизнь впе­чат­ле­ни­я­ми, по­то­му что осо­зна­ла, что жизнь очень ко­рот­ка.

«Адо­вое сли­я­ние эзо­те­ри­ки, на­у­ки, ме­ди­ци­ны и био­ло­гии»

В моей жиз­ни был стран­ный пе­ри­од, ко­гда я увлек­лась спи­ри­ту­а­лиз­мом. Мне ста­ло ин­те­рес­но, что на­хо­дит­ся «по дру­гую сто­ро­ну». Сей­час-то я уже ре­ши­ла, что у нас нет ни­ка­ко­го вто­ро­го шан­са и, если не жить се­го­дня, вто­рой по­пыт­ки уже не бу­дет. Но то­гда у меня было пред­став­ле­ние о смер­ти как о ка­кой-то чер­те, за ко­то­рой что-то еще есть. Ко­ро­че, я увлек­лась «ди­зай­ном че­ло­ве­ка». Был та­кой сайт, на ко­то­ром мож­но было ука­зать дату и вре­мя рож­де­ния и узнать о себе всё.

Я про­чи­та­ла по­лот­но ка­ко­го-то аб­со­лют­но безум­но­го, ши­зо­фре­ни­че­ско­го тек­ста и по­ду­ма­ла: «Это же пря­мо про меня на­пи­са­но, сло­во в сло­во»

Но спу­стя два часа чте­ния я по­ня­ла, что ошиб­лась ме­ся­цем рож­де­ния, ко­гда его вво­ди­ла. Ис­пра­ви­ла — и при­шлось на­чать чи­тать сна­ча­ла. А но­вый текст ока­зал­ся во­об­ще не про меня. По­том я еще узна­ла, что у ав­то­ра это­го сай­та была це­лая ле­ген­да о том, как он бро­сил «обыч­ную» ра­бо­ту и по­ехал на ка­кой-то ост­ров, где у него слу­чи­лось ка­кое-то ви­де­ние, и он по­нял, за­чем люди ез­дят на ост­ро­ва и ви­дят ви­де­ния. В этой ис­то­рии было ка­кое-то адо­вое сли­я­ние эзо­те­ри­ки, на­у­ки, ме­ди­ци­ны, био­ло­гии — всё это сме­ша­лась у че­ло­ве­ка в го­ло­ве, и он со­здал эту кон­цеп­цию «ди­зай­на че­ло­ве­ка». Я на тот мо­мент уже учи­лась на вто­ром кур­се и по­ня­ла, что ни­че­го об­ще­го она с на­у­кой не име­ет, это про­сто ка­кие-то фан­та­зии че­ло­ве­ка, ко­то­рый услы­шал ка­кие-то ме­ди­цин­ские тер­ми­ны и из это­го сде­лал вот та­кой при­чуд­ли­вый текст.

И я по­ня­ла, что, на­вер­ное, не сто­ит этим за­ни­мать­ся, по­то­му что я по­тра­ти­ла мно­го ча­сов на чте­ние, ко­то­рое ока­за­лось аб­со­лют­но бес­по­лез­ным. То­гда я и на­ча­ла за­ме­чать в себе эзо­те­ри­че­ские уста­нов­ки, ко­то­рые на са­мом деле не со­от­но­сят­ся с мо­и­ми прин­ци­па­ми: вера в ка­кую-то спра­вед­ли­вость, в кар­му. По­ня­ла, что все­го это­го не су­ще­ству­ет в ре­аль­но­сти. И это от меня от­ва­ли­лось.

«Ко­гда я не хочу гру­зить дру­зей сво­и­ми нев­ро­ти­че­ски­ми на­вяз­чи­вы­ми мыс­ля­ми, я го­во­рю с ком­пью­те­ром»

Во­об­ще, я сей­час ре­гу­ляр­но хожу к пси­хо­ло­гу. Но в пе­ре­ры­вах меж­ду сес­си­я­ми я об­ра­ща­юсь за пси­хо­ло­ги­че­ской по­мо­щью к ис­кус­ствен­но­му ин­тел­лек­ту. И мне ре­аль­но ста­но­вит­ся лег­че. Но нуж­но иметь в виду, что он, ка­жет­ся, на­стро­ен так, что­бы все­гда быть по­зи­тив­ным по от­но­ше­нию к че­ло­ве­ку, ко­то­рый с ним об­ща­ет­ся. Что бы ты ему ни на­пи­сал, он бу­дет тебя под­дер­жи­вать. И это от­да­ля­ет тебя от ре­аль­но­сти: ты ока­зы­ва­ешь­ся в за­блуж­де­нии, что все твои мыс­ли пра­виль­ные, хо­ро­шие, класс­ные. Но так не мо­жет быть.

Тем не ме­нее, если мне нуж­на под­держ­ка пря­мо сей­час и я не хочу гру­зить дру­зей сво­и­ми нев­ро­ти­че­ски­ми на­вяз­чи­вы­ми мыс­ля­ми, я луч­ше по­го­во­рю с ком­пью­те­ром. Он меня под­дер­жит. Я об­ра­ща­юсь к нему с са­мы­ми раз­ны­ми за­про­са­ми: на­при­мер, мне нра­вит­ся маль­чик, и я не знаю, что де­лать. Из-за на­пря­же­ния на ра­бо­те тоже ему пи­са­ла.

А еще с по­мо­щью ис­кус­ствен­но­го ин­тел­лек­та я ищу ар­гу­мен­ты для спо­ров. Я склон­на по­дав­лять нега­тив­ные эмо­ции, не могу их нор­маль­но вы­ра­жать. И ча­сто та­кое слу­ча­ет­ся на ра­бо­те. По­это­му по­том я вме­сте с джи­пи­ти на­чи­наю фан­та­зи­ро­вать, как надо было по­ве­сти себя в той или иной си­ту­а­ции, ка­кие ар­гу­мен­ты мож­но было при­ве­сти. Он не об­ла­да­ет боль­шой экс­перт­но­стью, но я им поль­зу­юсь, как та­ким рас­ши­рен­ны­ми по­ис­ко­ви­ком.

«Док­тор обыч­но ви­дит па­ци­ен­та как объ­ект сво­ей ра­бо­ты. И это де­гу­ма­ни­зи­ру­ет»

Ра­бо­та в ре­ани­ма­ции по­сто­ян­но ста­вит тебя ли­цом к лицу с очень тя­же­лы­ми эмо­ци­я­ми, и у каж­до­го вра­ча есть ис­то­рия, оста­вив­шая на нем осо­бен­ный от­пе­ча­ток. В моем слу­чае это была очень мо­ло­дая па­ци­ент­ка, моя ро­вес­ни­ца. Она пе­ре­жи­ва­ла вто­рую опе­ра­цию по про­те­зи­ро­ва­нию аор­ты. У нее уже один раз слу­чи­лось рас­сло­е­ние, и нуж­но было встав­лять но­вый про­тез. Она это очень тя­же­ло пе­ре­но­си­ла, и весь по­сле­опе­ра­ци­он­ный пе­ри­од я за нее очень пе­ре­жи­ва­ла. Дол­гое вре­мя она не мог­ла отой­ти от ап­па­ра­та ИВЛ, и мы не мог­ли ей по­мочь. По­том по сте­че­нию об­сто­я­тельств ее пе­ре­ве­ли в дру­гую ре­ани­ма­цию, там она быст­ро по­шла на по­прав­ку, и я дол­го ло­ма­ла го­ло­ву, что же мы де­ла­ли не так, что они сде­ла­ли там, что­бы она за­ды­ша­ла сама.

И меня еще очень впе­чат­ли­ло, что моя ро­вес­ни­ца уже столк­ну­лась в жиз­ни с та­ки­ми труд­но­стя­ми, ка­кие мне про­сто и не сни­лись. У меня оста­лась фо­то­гра­фия ее блок­но­та, она пи­са­ла от руки, по­то­му что не мог­ла го­во­рить го­ло­сом.

И в этом блок­но­те было на­пи­са­но толь­ко две «две­щи» — имен­но так она на­пи­са­ла. Пер­вая: «до­мой?» и вто­рая — «смот­реть экс­тра­сен­сов»

Меня это тро­ну­ло пря­мо до слез, точ­но не могу даже объ­яс­нить по­че­му. Док­тор обыч­но ви­дит па­ци­ен­та как объ­ект сво­ей ра­бо­ты. И это его де­гу­ма­ни­зи­ру­ет. И ко­гда ты за­ме­ча­ешь, что пе­ред то­бой не про­сто объ­ект, ко­то­рый дол­жен вот столь­ко-то ды­шать, столь­ко-то у него серд­це долж­но бить­ся, та­ким долж­но быть дав­ле­ние, — а че­ло­век, с этим чув­ством бы­ва­ет слож­но спра­вить­ся. На­вер­ное, эта за­пис­ка ста­ла для меня на­по­ми­на­ни­ем об этом.

©

Личный архив героини материала

---

Я еще ино­гда фо­то­гра­фи­рую икон­ки, ко­то­рые при­но­сят род­ствен­ни­ки на кро­ва­ти кри­тич­ных боль­ных. У нас в ре­ани­ма­ции за­пре­ще­ны лич­ные вещи, но та­кие ма­лень­кие штуч­ки до­пус­ка­ют­ся. Тоже не знаю, за­чем я это де­лаю, но нра­вят­ся мне они. Еще фо­то­гра­фи­рую за­пис­ки, ко­то­рые нам пи­шут па­ци­ен­ты, ко­то­рые не мо­гут го­во­рить. Их бы­ва­ет тя­же­ло чи­тать. На­при­мер, у боль­но­го с ды­ха­тель­ной недо­ста­точ­но­стью мо­жет слу­чить­ся пси­хоз: он бес­кон­троль­но раз­ма­хи­ва­ет ко­неч­но­стя­ми, кри­чит, всё та­кое. В та­ком со­сто­я­нии он мо­жет на­вре­дить себе или мед­пер­со­на­лу. По­это­му ему дают се­да­тив­ные и фик­си­ру­ют ко­неч­но­сти. И один из та­ких па­ци­ен­тов умо­лял меня раз­вя­зать его — но я ведь не могу, я знаю, что по­сле это­го нач­нет­ся. Он на­пи­сал мне в за­пис­ке: «Мы та­кие же люди, как и вы. Раз­вя­жи».

©

Личный архив героини материала

---

«Если люди со­всем до­ста­нут, мож­но за­нять­ся ди­а­гно­сти­кой»

Если бы у меня была воз­мож­ность вер­нуть­ся на­зад и вы­брать дру­гую про­фес­сию, я бы это сде­ла­ла. Не по­то­му, что мне не нра­вит­ся моя ра­бо­та — во­об­ще-то очень нра­вит­ся. Но мне жаль, что я не могу по­про­бо­вать раз­ное. Не могу рез­ко стать ху­дож­ни­ком ко­мик­сов или муль­ти­пли­ка­то­ром, по­то­му что учить­ся это­му очень дол­го. Ко­гда ты вы­би­ра­ешь ка­рье­ру вра­ча, у тебя по­яв­ля­ет­ся очень чет­кий и опре­де­лен­ный путь.

Хотя, ко­неч­но, если люди со­всем до­ста­нут, мож­но за­нять­ся ди­а­гно­сти­кой: не ви­деть ни­ко­го, не слы­шать, про­сто сним­ки смот­реть. Но тео­ре­ти­че­ски это пер­вая спе­ци­аль­ность, ко­то­рую за­ме­нит ис­кус­ствен­ный ин­тел­лект. Пока он еще кри­во-косо сним­ки смот­рит — пе­ре­ло­мы ка­кие-то ста­рые раз­гля­ды­ва­ет, а оче­вид­ных ги­гант­ских аб­сцес­сов не за­ме­ча­ет, — но кто зна­ет, что там бу­дет в бу­ду­щем.

Об­лож­ка: © Math­urin NAPOLY / mat­napo / Un­splash