Полезное чтение. 10 книг от писательницы Линор Горалик*

В руб­ри­ке «По­лез­ное чте­ние» мы про­сим экс­пер­тов в об­ла­сти об­ра­зо­ва­ния, дру­зей «Цеха» и из­вест­ных лю­дей рас­ска­зать нам о нон-фикшн кни­гах, ко­то­рые по­мог­ли им в ка­рье­ре, са­мо­раз­ви­тии и са­мо­об­ра­зо­ва­нии. В но­вой под­бор­ке сво­им спис­ком лю­би­мой и по­лез­ной ли­те­ра­ту­ры де­лит­ся пи­са­тель­ни­ца, по­этес­са и ис­сле­до­ва­тель­ни­ца моды Ли­нор Го­ра­лик*.

«Со­вет­ская по­все­днев­ность. Нор­мы и ано­ма­лии», На­та­лия Ле­би­на

Эта кни­га рас­ска­зы­ва­ет о том, как со­вет­ское го­су­дар­ство в пер­вой по­ло­вине сво­ей ис­то­рии (1920–1950 годы) би­тьем и ка­та­ньем, кну­том и пря­ни­ком уста­нав­ли­ва­ло гра­ни­цы при­ем­ле­мо­го и непри­ем­ле­мо­го в жиз­ни граж­дан лю­бо­го ран­га: от пра­вя­щей вер­хуш­ки до мар­ги­на­ли­зи­ро­ван­ных чле­нов об­ще­ства. Этот про­цесс ка­сал­ся всех сфер че­ло­ве­че­ской жиз­ни — от ли­те­ра­ту­ры до моды и от ген­дер­ных от­но­ше­ний до спор­та, или во­про­сов о пра­ве че­ло­ве­ка на са­мо­убий­ство. Ле­би­на, на мой взгляд, бле­стя­щий ис­сле­до­ва­тель, и ее кни­ги до­став­ля­ют мне острое удо­воль­ствие: они не толь­ко об­на­жа­ют и де­ла­ют бо­лее до­ступ­ны­ми мо­е­му по­ни­ма­нию очень ин­те­ре­су­ю­щие лич­но меня ис­то­ри­че­ские ме­ха­низ­мы, но и рас­ска­зы­ва­ют ис­то­рию Рос­сии с по­зи­ции по­все­днев­но­го бы­то­ва­ния част­ных лиц, — и это ка­жет­ся мне пре­дель­но важ­ной ра­бо­той в све­те, сре­ди про­че­го, ны­неш­ней офи­ци­аль­ной по­ли­ти­ки в от­но­ше­нии ис­то­ри­че­ско­го взгля­да.

Sex and Pun­ish­ment: Four Thou­sand Years of Judg­ing De­sire

Эта пре­крас­ная кни­га рас­ска­зы­ва­ет о сек­су­аль­ной ис­то­рии че­ло­ве­че­ства сквозь приз­му нор­мы и транс­грес­сии: здесь го­во­рит­ся, в первую оче­редь, о том, как об­ще­ство пы­та­ет­ся нор­ми­ро­вать эро­ти­че­ские прак­ти­ки част­ных лиц (при­чем прак­ти­ки очень раз­но­об­раз­ные, ка­са­ю­щи­е­ся не толь­ко ко­пу­ля­ции, — речь мо­жет идти и о ма­стур­ба­ции, и о по­треб­ле­нии эро­ти­че­ско­го кон­тен­та, и о це­лой рос­сы­пи за­ня­тий, ко­то­рые мы сей­час едва ли со­чтем предо­су­ди­тель­ны­ми), а во вто­рую оче­редь (и это са­мое ин­те­рес­ное) — о том, по­че­му, соб­ствен­но, у нас есть по­треб­ность это де­лать. Быст­ро вы­яс­ня­ет­ся, что го­во­рить об «от­ста­ло­сти» и «хан­же­стве» очень лег­ко, а уви­деть сто­я­щие за ними стра­хи и тре­во­ги — го­раз­до труд­нее.

«Жерт­вы моды», Дэй­вид Эли­сон Мэтьюз

Эта кни­га, вы­шед­шая в важ­ней­шей се­рии «Биб­лио­те­ка жур­на­ла „Тео­рия моды“», ра­бо­та­ет с той по­сто­ян­ной тре­во­гой, ко­то­рую, на мой взгляд, ис­пы­ты­ва­ет част­ное лицо, стал­ки­ва­ясь и с мо­дой как яв­ле­ни­ем, и с мо­дой как ин­сти­ту­ци­ей, и с мо­дой как си­сте­мой. Мэтьюз, в от­ли­чие от мно­же­ства ав­то­ров, со­при­ка­сав­ших­ся с те­мой «опас­но­сти» при­ме­ни­тель­но к моде, не пы­та­ет­ся от­бро­сить эту тре­во­гу и раз­убе­дить чи­та­те­ля, а идет тре­во­ге на­встре­чу, шаг за ша­гом ис­сле­дуя ее и в ис­то­ри­че­ской, бы­то­вой и ан­тро­по­ло­ги­че­ской пер­спек­ти­вах, при­ни­мая как зна­чи­мый факт и страх пе­ред «вред­ны­ми ма­те­ри­а­ла­ми», и страх пе­ред «ра­зо­ри­тель­ной мо­дой», и страх, в кон­це кон­цов, пе­ред «немод­но­стью» как та­ко­вой. Кро­ме того, эта кни­га — кла­дезь за­хва­ты­ва­ю­ще ин­те­рес­ной фак­ту­ры, и все, кто на­ко­нец хо­чет разо­брать­ся с во­про­сом о безу­мии безум­ных шляп­ни­ков, бу­дут, мне ка­жет­ся, бла­го­дар­ны «Жерт­вам моды».

«Мода и мо­раль», Эй­лин Ри­бей­ро

Еще одна кни­га из «Биб­лио­те­ка жур­на­ла „Тео­рия моды“» (есте­ствен­ным об­ра­зом, у меня эта об­ласть чте­ния силь­но до­ми­ни­ру­ет); Ри­бей­ро де­ла­ет очень важ­ную вещь: она по­дроб­но рас­смат­ри­ва­ет во­прос о том, по­че­му мода ста­но­вит­ся объ­ек­том об­ще­ствен­ных нев­ро­зов — и как эти нев­ро­зы скон­стру­и­ро­ва­ны; о том, по­че­му мы по­сто­ян­но де­ла­ем по­пыт­ки оце­ни­вать моду (во всех смыс­лах это­го сло­ва) при по­мо­щи эти­че­ских ин­стру­мен­тов — и по­че­му эти ин­стру­мен­ты по­рой от­ка­зы­ва­ют, а по­рой дают та­кие про­ти­во­ре­чи­вые оцен­ки; на­ко­нец, о том, как эти са­мые оцен­ки мо­гут ра­ди­каль­но ме­нять­ся с те­че­ни­ем вре­ме­ни, — и о том, по­че­му эти из­ме­не­ния да­ле­ко не все­гда пред­ска­зу­е­мы и со­всем не обя­за­тель­но ло­жат­ся в кан­ву до­ми­ни­ру­ю­щих в той или иной груп­пе мо­раль­ных нар­ра­ти­вов.

Blood and Guts: A Short His­tory of Med­i­cine, Roy Porter

Ис­то­рия ме­ди­ци­ны для меня — это все­гда ис­то­рия на­дежд (а я во­об­ще люб­лю книж­ки по ис­то­рии ме­ди­ци­ны), и эта кни­га — пре­крас­ный при­мер та­ко­го под­хо­да: Пор­тер рас­ска­зы­ва­ет о ме­ди­цине как о по­пыт­ке сов­ме­стить на­деж­ды че­ло­ве­че­ства (будь то на­деж­да на ис­це­ле­ние от лю­бо­го неду­га при по­мо­щи «па­на­цеи» или на­деж­да на эф­фек­тив­ную и без­опас­ную ане­сте­зию) и тех­ни­че­ские воз­мож­но­сти, воз­ни­ка­ю­щие в ре­зуль­та­те си­сте­ма­тич­но­го тру­да ге­ни­аль­ных (или про­сто очень тру­до­лю­би­вых) лю­дей — или, на­про­тив, в ре­зуль­та­те слу­чай­ных и счаст­ли­вых оза­ре­ний. По­лу­ча­ет­ся страш­ная и пре­крас­ная кни­га о том, как невоз­мож­ное ста­но­вит­ся воз­мож­ным — но при этом ино­гда очень до­ро­го об­хо­дит­ся.

«За­пи­си и вы­пис­ки», Ми­ха­ил Гас­па­ров

Веч­ное чте­ние, веч­ная ра­дость и кни­га, от ко­то­рой лич­но мне не про­сто все­гда де­ла­ет­ся хо­ро­шо, — я еще и по­сто­ян­но ис­пы­ты­ваю бла­го­дар­ность к ее ав­то­ру за ве­ли­кую его на­блю­да­тель­ность, по­мно­жен­ную и на тон­кое и пе­чаль­ное чув­ство юмо­ра, и на изу­ми­тель­ную лю­бовь к язы­ку, и на мно­гое из того, что я не ре­шусь пы­тать­ся на­зы­вать, по­то­му что могу оши­бить­ся. Кни­га, ко­то­рую, ка­за­лось бы, кус­ка­ми зна­ешь на­изусть, од­на­ко воз­вра­ща­ешь­ся к ней так, как воз­вра­ща­ешь­ся до­мой, — но при этом все вре­мя зна­ешь, что тебе, как в вол­шеб­ном зам­ке, бу­дут от­кры­вать­ся но­вые по­тай­ные две­ри: мо­жет быть, по­то­му, что ты под­рос и они ста­ли тебе до­ступ­ны, а мо­жет, по­то­му, что про­сто по­вез­ло.

Art Brut: The Ori­gins of Out­sider Art, Lu­ci­enne Peiry

Эта кни­га счи­та­ет­ся од­ним из клю­че­вых из­да­ний, по­свя­щен­ных так на­зы­ва­е­мо­му «ис­кус­ству аут­сай­де­ров», — и тут мы сра­зу на­ты­ка­ем­ся на неко­то­рую про­бле­му: само это вы­ра­же­ние за два­дцать лет с мо­мен­та вы­хо­да кни­ги уста­ре­ло, но­вый язык для обо­зна­че­ния твор­че­ства тех, кто не впи­сы­ва­ет­ся в рам­ки стан­дарт­ных ху­до­же­ствен­ных ин­сти­ту­ций, так окон­ча­тель­но и не усто­ял­ся (со сло­ва­ми art brut тоже есть про­бле­мы), — но это ни на се­кун­ду не от­ме­ня­ет того фак­та, что Пей­ри, влюб­лен­ная в тему (она — ди­рек­тор ис­сле­до­ва­тель­ско­го и меж­ду­на­род­но­го де­пар­та­мен­та му­зея «Кол­лек­ция Ар-Брют» в Ло­занне), дает до­воль­но от­чет­ли­вое пред­став­ле­ние о том, по­че­му этим ра­бо­та­ми надо ин­те­ре­со­вать­ся — и как их мож­но лю­бить.

«Стра­да­ю­щее сред­не­ве­ко­вье: па­ра­док­сы хри­сти­ан­ской ико­но­гра­фии», Ми­ха­ил Май­зульс, Диль­шат Хар­ман, Сер­гей Зо­тов

Одна из огром­ных пре­ле­стей этой кни­ги — воз­мож­ность по­нять, чем вера была для част­ных лиц, жив­ших в Сред­ние века; это эга­ли­та­рист­ское ис­сле­до­ва­ние в са­мом луч­шем смыс­ле сло­ва (если, ко­неч­но, я по­ня­ла его пра­виль­но): оно, сре­ди про­че­го, го­во­рит об ико­но­гра­фии как о важ­ней­шем язы­ке, ко­то­рым, с од­ной сто­ро­ны, Цер­ковь об­ра­ща­лась к че­ло­ве­ку, а с дру­гой сто­ро­ны — сам че­ло­век внут­ри себя го­во­рил о вере (или, по край­ней мере, поль­зо­вал­ся для того, что­бы осмыс­лить цер­ков­ные по­сту­ла­ты в рам­ках по­нят­ных ему кон­вен­ций, и — ино­гда — даже и вне ра­мок внут­ри­цер­ков­ной борь­бы за эти са­мые по­сту­ла­ты). Ну и, кро­ме того, это за­хва­ты­ва­ю­щее ин­те­рес­ное чте­ние с кар­тин­ка­ми, — ча­сто ли взрос­ло­му вы­па­да­ет та­кая ра­дость?

Fash­ion on the Ra­tion: Style in the Sec­ond World War, Julie Sum­mers

Пре­крас­ная кни­га о том, как бри­тан­цы справ­ля­лись с одеж­дой на про­тя­же­нии все­го пе­ри­о­да Вто­рой ми­ро­вой вой­ны — и во­об­ще все­го пе­ри­о­да бы­то­ва­ния кар­точ­ной си­сте­мы, ко­гда кар­точ­ная си­сте­ма и со­ци­аль­ные нор­мы жест­ко ре­гла­мен­ти­ро­ва­ли то, что че­ло­век мог но­сить, из чего одеж­да мог­ла со­зда­вать­ся — и даже то, как имен­но че­ло­ве­ку было по­ло­же­но вы­ра­жать соб­ствен­ную иден­тич­ность ин­стру­мен­та­ми ко­стю­ма. Соб­ствен­но, по­след­няя про­бле­ма ока­зы­ва­ет­ся ин­те­рес­нее все­го: лю­бой эле­мент ко­стю­ма, — с од­ной сто­ро­ны, даже ши­ри­на по­до­ла юбки или от­но­си­тель­ная но­виз­на тка­ни, по­шед­шей на ко­стюм, ста­но­ви­лись в неко­то­рой мере по­ли­ти­че­ски­ми вы­ска­зы­ва­ни­я­ми, а с дру­гой сто­ро­ны — го­су­дар­ство в этот пе­ри­од мо­би­ли­зо­ва­ло свои луч­шие твор­че­ские силы для того, что­бы по­мочь граж­да­нам в труд­ный час справ­лять­ся с де­фи­ци­том одеж­ды и все­го, что было необ­хо­ди­мо для ее со­зда­ния. В сум­ме эта кни­га дает, мне ка­жет­ся, очень важ­ную кар­ти­ну того, что люди ни при ка­ких об­сто­я­тель­ствах не пе­ре­ста­ют ин­те­ре­со­вать­ся одеж­дой — и что ни в ка­ких об­сто­я­тель­ствах одеж­да не пе­ре­ста­ет быть важ­ней­шим ин­стру­мен­том ак­ту­аль­ной ком­му­ни­ка­ции меж­ду людь­ми.

«Опас­ные со­вет­ские вещи», Алек­сандра Ар­хи­по­ва и Анна Кир­зюк

Эта пре­крас­ная кни­га со­про­вож­да­ет­ся под­за­го­лов­ком «Го­род­ские ле­ген­ды и стра­хи в СССР», но мне по­ка­за­лось, что ее вполне спра­вед­ли­во счи­тать сво­е­го рода «нев­ро­ти­че­ской ис­то­ри­ей Со­вет­ско­го Со­ю­за»: она рас­ска­зы­ва­ет о том, чего люди (при­над­ле­жа­щие к са­мым раз­ным со­ци­аль­ным ста­ту­сам) бо­я­лись, как эти стра­хи яв­ля­ли себя в по­все­днев­ной де­я­тель­но­сти (и транс­по­ни­ро­ва­лись в пред­став­ле­ния о ма­те­ри­аль­ных яв­ле­ния са­мо­го раз­но­го мас­шта­ба — от жил­мас­со­вов до спи­чеч­ных ко­роб­ков).