«Как только появляется шкала оценок, исчезает воздух»: Илья Ромашко — о софт-скиллс, Gogol School, творчестве и свободе
Как Gogol School сформировали новую нишу на рынке образовательных услуг и почему у них все получилось
Gogol School — это творческая лаборатория, созданная в 2015 году актерами и режиссерами ведущих театров Москвы. «Место, где утоляют потребность творить, созидать, развиваться, работать с собой и над собой». Школа работает в формате интенсивов и лабораторий: актёрские, пластические, кинорежиссерская и подростковые. Отдельно создатели отмечают, что это школа не для тех, кто хочет заниматься театром профессионально. О том, кого точно не возьмут учиться, зачем актерское мастерство нужно не актерам и эффективна ли такая школа как бизнес, «Цех» поговорил с основателем и художественным руководителем Gogol School Ильёй Ромашко для нашей новой рубрики CEO, которую мы для себя расшифровываем как Chief Education Officer.
Как появилась идея создать школу актерского мастерства для тех, кто не собирается становиться актерами?
Идея родилась на стыке театра и социума пять лет назад, когда нечто под названием софт-скиллс ещё не было до конца сформулировано и определено. Мы пытались найти что-то, что поможет человеку увидеть и услышать самого себя, людей рядом и мир вокруг. Это большой базис не только социального успеха, но, как мне кажется, и личного счастья тоже. Эти навыки запросто экстраполируются на дружбу, на отношения в паре и так далее.
Кого вы точно не возьмёте учиться?
Тех, у кого сложные жизненные ситуации, потому что с такими запросами идти надо к специалистам. Решение серьезных проблем, глубинных стрессовых задач не в нашей компетенции. До того как сюда прийти, пожалуй, более менее свой внутренний мир надо привести в порядок и вокруг самого себя отцентровать. Мы здесь работаем и с эмоциональной, и с телесной выразительностью — это вскрывает, это трансформирует. И к внутреннему апгрейду нужно быть готовым. А если человека колбасит внутри на 10 тысяч вольт, то это опасно. Поэтому людям в таких сложных периодах жизни мы отказываем.
Вы были первыми на этом рынке?
Я бы сказал, что мы этот рынок сделали. Пять лет назад подобных предложений не было. Были объявление на асфальте и на столбах: «актерские курсы для жизни и сцены». Что там творилось — неизвестно. Это был просто досуг, времяпрепровождение без выхлопа. Без результата, который тебя меняет. Без чего-то, что можно потом применять в жизни. Мы сформировали такую нишу в рынке образовательных услуг, которые называются конкретно софт-скиллс и они конкретно про тебя. За пять лет нам это удалось, и я искренне горжусь нашим результатом.
Как вы создавали программы, на кого ориентировались?
30% взято из того, что и как мы делали в школе студии МХАТ. Кирилл Семенович Серебренников в этом смысле не пошел по классической программе. У нас была кардинально отличная от других курсов программа обучения. Где-то 60% — это тренинги, на которых я бывал, что-то я посмотрел в интернете, что-то прочитал. Мы адаптируем профессиональные инструменты для тех, кто актерами быть не собирается. Где-то они упрощены, где-то полностью переделаны, а иногда что-то взято за основу и сделано свое. Оставшиеся 10% — это наши авторские придумки.
Насколько гибкий процесс обучения?
Мы постоянно пробуем новое: что-то приживается, что-то не работает. Бывает, что не сработало конкретно в этой группе, с этими людьми, а в другой — заходит на ура. Здесь не угадаешь. Любое обучение — это очень живой процесс. Как только появляется жесткая структурированная программа, которую должны пройти все и всюду и прочее, моментально что-то становится мертвым. Возможно, это не особо применимо к техническим специальностям, к хард-скиллам, где математика нужна, но для нас — да.
За чем к вам приходят?
Мы здесь многое можем предложить, вопрос только в том, сколько человек готов взять для себя. Научить никого невозможно — можно только научиться. А что человек берет и в каком объеме — это уже его выбор. Почва здесь довольно богатая. К нам приходят люди, которые уже сделали какой-то существенный шаг в карьере, которые решили вопрос жилья и сосисок в холодильнике. А дальше со всем этим набором материального им нужно как-то быть счастливыми. И к нам приходят за самим собой, за пониманием, чего я сам/а хочу. За пониманием, кто я такой/ая, за каким-то самоощущением.
Кого больше, девочек или мальчиков?
Девочек. Мне кажется, это немножко восточная ментальность. В Европе на всякие школы и тренинги равномерно приходят 50 на 50. У нас меньше и начинается: «ну, я пацан, что я пойду в театр, лучше на бокс». Хотя одно другого совершенно не исключает. Ваня Фоминов, один из наших мастеров, который уже давно и плотно занимается боксом, потрясающий актер в Гоголь-центре. Это скорее стереотипы, какое-то старое дворовое уличное западло.
Как вы выбираете мастеров? Как понимаете, кто может преподавать, а кто — нет?
Изначальный костяк — исключительно актеры и режиссеры Гоголь-центра. Так продолжалось примерно полтора-два года: Филипп Авдеев, Саша Горчилин, Женя Сангаджиев, Юля Ауг, Ира Выборнова, Игорь Бычков. По мере того, как мы стали расширяться, мы перестали справляться с потоком желающих — и стало понятно, что нужно больше мастеров. Я начал смотреть ребят из других театров и моим обязательным условием было — человек должен быть играющим тренером. Он часть времени должен сам проводить на сцене. Кабинетная педагогика мне не подходит. Второе условие — мы должны с ним примерно одинаково понимать, что такое искусство и что такое самовыражение. Я провел множество собеседований с педагогами, которые хотели у нас преподавать и многим пришлось отказать, именно потому что мы расходимся в понимании и определении сути творчества. Творчество не может быть каноничным, не может иметь какую-то обязательность. Как только появляется шкала оценок — исчезает воздух. Появляется одна гребенка, под которую всех нужно загнать и исчезает индивидуальность.
При этом мы можем видеть театр абсолютно по-разному. Паша Ващилин — один из ведущих актеров МХАТа, ему близка совершенно другая природа театра. Паша — это игровой театр, это образ, это ярко и открыто, и он ведет ребят по своим технологиям к ярким проявлениям, к открытости и так далее. Есть Никита Петров и Гоша Кудренко, которые работают в направлении пластического театра — это очень близко к буто и там все построено на нюансах. Все кружевное, очень интимное — они заставляют всматриваться в процесс, глубже уходить в себя и работать на каких-то потрясающих полуповоротах, полувзглядах. У них нет даже базиса для какого-то сравнения, это должно быть так, а это вот так, но тем не менее, сам дух процесса который есть в этих лабораториях — он мне очень близок.
Почему вы не готовите профессиональных актёров?
Я искренне верю, что актер — это не корочка и не диплом. Если человек хочет стать актером — он вписывается в какие-то проекты. И всё. Если человек хочет стать режиссером как Кирилл Серебренников, то он просто идет и ставит спектакль. И режиссерское образование тут совершенно не нужно.
Как вы выбираете мастеров для подростковых лабораторий? Есть специальные требования?
Да, у них должно быть огромное сердце как у жирафа — 11 кг. Подростковые группы — такой эксперимент, который длится и длится. Мы открыли это направление два года назад посмотреть, пойдет или не пойдет, и оно пошло. Хочется набрать ещё больше групп в будущем.
Gogol School — это успешный бизнес?
Это не бизнесовая история. Да, мы берем деньги за обучение, но работаем мы примерно в ноль. Мы пробовали как-то повысить цены за обучение, но моментально поняли, что так мы теряем очень хороших ребят. Полтинник (пятьдесят тысяч рублей за три месяца — цена участия в лаборатории) — это существенно. Большая часть уходит на фонд оплаты труда. Я могу себе позволить нанимать звезд рынка ровно потому, что я хорошо плачу. И это важно. Много уходит на коммуналку, на это здание у нас ипотека, которую тоже надо выплачивать. И это огромнейший кусок пирога.
Какие направления планируете развивать?
За прошедшие пять лет наши ученики много раз вытаскивали нас в свои же корпорации, чтобы мы там что-то делали. С Леруа Мерлен, например, IBS, с дизайн-бюро Wowhaus. У нас есть ряд очень успешных кейсов. Мы собрали выжимку из инструментов и тренингов, которые у нас обычно запрашивает бизнес. Это очень конкретные запросы: у нас есть команда и нужно выстроить теплые отношения, есть конфликт, который нужно решить, есть сложный клиент, с которым нужно уметь выстраивать отношения. Мы упаковали наш пятилетний опыт проведения тренингов и сделали курс из 16 занятий для топ-менеджеров, собственников и представителей бизнеса.
Другое направление — подготовка к публичным выступлениям: мы с ребятами из Business Speech сделали совместный продукт, курс «Метаморфозы». Он уже для тех, кто выступает: это люди, которые представляют пиар-отделы своих компаний, выступают на каких-то конференциях и так далее. Мы прокачиваем их, анализируем, как можно улучшить их выступления. Курс длится два месяца.
Есть планы развиваться за пределами Москвы?
В Питере очень хочется быть представленными, но в этом смысле мы упираемся в кадры. Чтобы открыть школу в Петербурге, мне туда нужно переехать на полгода и самому познакомиться со всеми мастерами. Найти людей, кто будет всё делать и так далее. Просто сделать франшизу, повесить наш логотип или вывеску над входом в какую-то дверь, где я не знаю, что будет происходить — нет, я так не хочу. У нас другая модель. Поэтому да, Питер в планах, но непонятно когда. Сейчас мы там проводим только актерские интенсивы, ближайшие — в феврале.