Надежда
Тега

«Девочка, ты нам не подходишь»: история медсестры, которая поменяла профессию и стала пилотом

Что такое школа пилотов, кого туда берут и чему там учат

Ге­ро­и­ня это­го ин­тер­вью Лора 7 лет ра­бо­та­ла мед­сест­рой в Шве­ции, а по­том уво­ли­лась и пе­ре­еха­ла в Гре­цию — учить­ся на пи­ло­та в част­ной лет­ной шко­ле. Мы по­го­во­ри­ли с ней о том, сто­ит ли меч­та о небе того, что­бы от­ка­зать­ся от квар­ти­ры, ма­ши­ны, хо­ро­шей зар­пла­ты и ста­биль­но­сти.




«Кто-то ре­жет­ся, кто-то жжет­ся, а эта де­воч­ка гло­та­ла пред­ме­ты»

При­мер­но три года на­зад сижу на ра­бо­те в пси­хи­ат­ри­че­ской кли­ни­ке со сво­им па­ци­ен­том-нар­ко­ма­ном. Пьем чай, бол­та­ем о жиз­ни. Он го­во­рит:

— Слу­шай, Лор. Меня как сюда ни при­ве­зут, всё тебя вижу. По­сто­ян­но пе­ред гла­за­ми мель­ка­ешь. Ты сколь­ко во­об­ще ра­бо­та­ешь?

— У меня обыч­ная став­ка.

— Да ты тут и днем и но­чью. Всю жизнь бу­дешь здесь си­деть? Пред­став­ляю: при­ез­жаю че­рез мно­го лет, а ты уже ста­рая баб­ка и всё так же тут с нами во­зишь­ся.

Я по­сме­я­лась, а по­том по­чув­ство­ва­ла, как его сло­ва в душу за­па­ли. При­хо­жу до­мой и ду­маю: «А дей­стви­тель­но, я до ста­ро­сти лет буду в от­де­ле­нии с эти­ми нар­ко­ма­на­ми?» И тут же внут­ри всё под­ни­ма­ет­ся: «Не хочу». Вот прям «нет».

Я по­лю­би­ла хи­мию и био­ло­гию еще в шко­ле, а по­том ре­ши­ла пой­ти по сто­пам моей тети. Она вы­шла за­муж за шве­да, жила в Шве­ции и ра­бо­та­ла здесь мед­сест­рой. Я с дет­ства при­ез­жа­ла к ней на ка­ни­ку­лы. В 2004 году тети не ста­ло, но моя при­вя­зан­ность к Шве­ции оста­лась. Мы с ма­мой пе­ре­еха­ли туда, я по­сту­пи­ла в ме­ди­цин­ский, по­лу­чи­ла меж­ду­на­род­ный ди­плом и устро­и­лась на ра­бо­ту в мест­ную кли­ни­ку.

В прин­ци­пе, мне нра­ви­лась моя ра­бо­та, но пси­хи­ат­рия очень из­ма­ты­ва­ет: во­круг люди с неста­биль­ной пси­хи­кой, ча­сто при­хо­дит­ся стал­ки­вать­ся с агрес­си­ей, угро­за­ми. Меня, на­при­мер, пы­та­лись по­ре­зать но­жом, меня ду­ши­ли, на меня на­па­да­ли.

Ра­зу­ме­ет­ся, есть тре­вож­ная кноп­ка, но, пока ждешь по­мо­щи, всё рав­но при­хо­дит­ся тер­петь ка­кое-то на­си­лие — мало при­ят­но­го

Неко­то­рые си­ту­а­ции немнож­ко трав­ми­ру­ют. Ко­гда я ра­бо­та­ла в неот­лож­ке, к нам при­вез­ли муж­чи­ну, ко­то­рый пы­тал­ся убить­ся — стре­лял прям в го­ло­ву из ка­ко­го-то ру­жья. Но стре­лял очень неудач­но. Пом­ню его лицо, точ­нее, его по­ло­ви­ну: че­лю­сти по­чти нет, все зубы ого­ли­лись. Не каж­дый день та­кое уви­дишь. Но са­мым жут­ким было его ды­ха­ние: он буд­то за­хле­бы­вал­ся. Это ды­ха­ние и сей­час ино­гда слы­шит­ся мне в кош­ма­рах.

В пер­вый раз в экс­трен­ной си­ту­а­ции вы­бра­сы­ва­ет­ся ад­ре­на­лин, серд­це бьет­ся. А спу­стя вре­мя при­хо­дит па­ци­ент с из­ре­зан­ной ру­кой, и по­яв­ля­ют­ся мыс­ли: «Да екар­ный ба­бай… Еще один». В неот­лож­ке бук­валь­но был та­кой слу­чай: при­ез­жа­ет муж­чи­на, при­чем сам, кла­дет на стол ка­кой-то свер­ток и го­во­рит: «У меня рука от­ва­ли­лась». Чего? Как?

За­су­нул руку в сне­го­очи­ща­ю­щую ма­шин­ку, не вы­клю­чив ее — пра­виль­но, а за­чем? По­том от­ре­зан­ную кисть в по­ло­тен­чи­ко за­вер­нул и при­нес к нам

По­сте­пен­но все чув­ства при­туп­ля­ют­ся, ко всей этой жути на­чи­на­ешь при­вы­кать. У нас была де­воч­ка с силь­ным тре­вож­ным рас­строй­ством. Та­кие люди ча­сто при­чи­ня­ют себе боль, по­то­му что ду­ма­ют, что она их успо­ко­ит. Кто-то ре­жет­ся, кто-то жжет­ся, а эта де­воч­ка гло­та­ла пред­ме­ты. При­чем она про­сто вы­бе­га­ла в от­де­ле­ние и на­чи­на­ла жрать всё под­ряд — ножи, вил­ки, руч­ки, лож­ки. Всё, что не при­кру­че­но, не при­креп­ле­но, всё, что мож­но было за­пи­хать в рот. Я не знаю, как она умуд­ря­лась это про­гла­ты­вать. Ко­неч­но, мы ста­ра­лись их от­би­рать, но по­лу­ча­лось да­ле­ко не все­гда — ее по­сто­ян­но опе­ри­ро­ва­ли.

Ко­гда рас­ска­зы­ва­ешь кому-то о ра­бо­те, ка­жет­ся, что в кли­ни­ке каж­дый день про­ис­хо­дит ка­кая-то ве­се­лу­ха. Но за семь лет ве­се­лу­ха пре­вра­ти­лась в жизнь по схе­ме «дом — ра­бо­та — дом». Как-то от­влечь­ся, уйти в твор­че­ство не по­лу­ча­ет­ся. На­при­мер, я вы­учи­лась на кон­ди­те­ра, и мне очень по­нра­ви­лось де­лать тор­ты на за­каз, но в ито­ге это толь­ко удво­и­ло на­груз­ку и не спас­ло от вы­го­ра­ния.

Ру­ти­на за­со­са­ла меня на­столь­ко, что я на­ча­ла про­пус­кать все важ­ные со­бы­тия нор­маль­ной че­ло­ве­че­ской жиз­ни: дни рож­де­ния дру­зей, сва­дьбы, го­дов­щи­ны. Не могу ска­зать, что ме­ди­ци­на пол­но­стью ста­ла меня от­тор­гать — в об­щем-то, она у меня в кро­ви. И, воз­мож­но, я бы даже хо­те­ла ра­бо­тать в дру­гом от­де­ле­нии, но по­чув­ство­ва­ла, что мне нуж­но что-то боль­шее.

«Ну вот куда мне, ста­ру­хе, пе­реть­ся в лет­чи­ки?»

В об­щем, я ре­ши­ла, что с этим как-то надо раз­би­рать­ся, и пер­вым де­лом по­пы­та­лась вспом­нить, о чем меч­та­ла в дет­стве. Ре­бен­ком я все­гда смот­ре­ла на са­мо­ле­ты. Как толь­ко слы­ша­ла шум, дер­га­ла маму за руку и кри­ча­ла: «Мама, мама, смот­ри! Ле­тит!» И до сих пор я все­гда смот­рю на небо. Про­сто не могу про­пу­стить ле­тя­щий мимо са­мо­лет, меня тя­нет.

Раз мне нра­вят­ся са­мо­ле­ты, я ре­ши­ла по­про­бо­вать свя­зать с ними свою жизнь. Но ока­за­лось, что в стю­ар­дес­сы я не го­жусь. Боль­шин­ство авиа­ком­па­ний не рас­смат­ри­ва­ют де­ву­шек ро­стом метр пять­де­сят семь. Ко­неч­но, рас­стра­и­ва­юсь, ли­стаю за­пре­щен­ную соц­сеть — и там всё про по­ле­ты: за­ка­ты, рас­све­ты. А по­че­му бы мне не стать пи­ло­том? У них та­ких огра­ни­че­ний нет — по ро­сту я вро­де про­хо­жу. Тут как раз кста­ти мне по­па­да­ет­ся ре­кла­ма част­ной лет­ной шко­лы в Гре­ции. Была не была — от­прав­ляю туда пись­мо на по­чту. Мне де­душ­ка все­гда го­во­рил: «За спрос не уда­рят в нос».

Ну дей­стви­тель­но, са­мое худ­шее, что мне ска­жут: «Де­воч­ка, гу­ляй ле­сом, ты нам не под­хо­дишь». В кон­це кон­цов, тварь я дро­жа­щая или пра­во имею? Я хотя бы по­про­бую

От­вет при­хо­дит че­рез неде­лю — меня при­гла­ша­ют на ин­тер­вью. Всё это вре­мя ду­маю, что меня ни­ку­да не возь­мут (ну лад­но, хоть по при­ко­лу по­го­во­рю с этим му­жи­ком по те­ле­фо­ну), пе­ре­жи­ваю из-за воз­рас­та. Ви­ди­мо, да­вит сте­рео­тип, что по­сле шко­лы сра­зу надо по­сту­пить в ин­сти­тут, при­чем неваж­но ка­кой, глав­ное — по­сту­пить, от­учить­ся и пой­ти ра­бо­тать по про­фес­сии. А мне уже 28 лет. Ну куда? Ну вот куда мне, ста­ру­хе, пе­реть­ся в лет­чи­ки? Но на ин­тер­вью ре­кру­тер неожи­дан­но го­во­рит: «На­обо­рот, за­чем нам соп­ля­ки?»

личный архив Лоры

Сту­ден­ты, 17-лет­ние маль­чи­ки под­хо­дят для та­кой ра­бо­ты мень­ше, чем взрос­лые люди. Они пе­ре­ез­жа­ют от ро­ди­те­лей и ухо­дят враз­нос, за­би­вая на уче­бу. Ви­ди­мо, та­ким шко­лам невы­год­но об­щать­ся с дет­ским са­дом. Чем ты стар­ше, тем боль­ше уро­вень от­вет­ствен­но­сти, уве­рен­но­сти в себе.

Ду­маю, мой опыт ра­бо­ты тоже стал плю­сом. В Шве­ции, что­бы быть мед­сест­рой, нуж­но выс­шее об­ра­зо­ва­ние. В Рос­сии мед­сест­ра под­чи­ня­ет­ся вра­чу, а в Шве­ции — это са­мо­сто­я­тель­ный ра­бот­ник, ко­то­рый на­зна­ча­ет пре­па­ра­ты, ве­дет па­ци­ен­тов, а по­том уже, если надо, рас­пре­де­ля­ет их по нуж­ным спе­ци­а­ли­стам. А я к тому же стар­шая мед­сест­ра — всё от­де­ле­ние на мне. Так что я умею брать от­вет­ствен­ность, управ­лять, ра­бо­тать в ко­ман­де.

В ито­ге меня при­гла­ша­ют сра­зу на фи­наль­ный от­бор — уже оч­ный, на юг Шве­ции. А я че­ло­век про­стой: если меня куда-то при­гла­ша­ют, кто я та­кая, что­бы не при­е­хать?

От­бор со­сто­ит из ин­тер­вью с пси­хо­ло­га­ми, эк­за­ме­на по ма­те­ма­ти­ке, фи­зи­ке, ан­глий­ско­му язы­ку и про­хож­де­ния си­му­ля­то­ра Air­bus. Эк­за­ме­ны сдаю лег­ко — за пле­ча­ми фи­зи­ко-ма­те­ма­ти­че­ская шко­ла в Ле­нин­град­ской об­ла­сти. На си­му­ля­то­ре про­ве­ря­ют, ко­неч­но, не уме­ние ле­тать (ты че­ло­век с ули­цы, по­нят­ное дело, ни разу в ка­бине пи­ло­та не си­дел), а уме­ние ра­бо­тать в ко­ман­де, ко­то­рое у меня есть.

Ко­гда при­хо­дит имейл: «По­здрав­ля­ем, вы про­шли те­сти­ро­ва­ние на пи­ло­та. Мы хо­тим при­гла­сить вас в нашу шко­лу», как тут от­ка­жешь? Мо­жет, это не со­всем пра­виль­но, но я че­ло­век рис­ко­вый. Ну да, я могу по­те­рять день­ги — обу­че­ние до­ро­гое. День­ги — са­мая боль­шая про­бле­ма. Мне их хва­тит? Возь­му кре­дит. А как я буду его вы­пла­чи­вать? Шко­ла на­хо­дит­ся в Гре­ции — надо сда­вать квар­ти­ру, пе­ре­ез­жать. Но по фак­ту я об­ре­ту опыт. Если меня вы­прут по­сле пер­вой сес­сии, зна­чит, не судь­ба. Се­мья, дру­зья спра­ши­ва­ют: «А ка­кая у пи­ло­тов зар­пла­та? Что там во­об­ще у них с ра­бо­той?» Да не знаю, чест­но го­во­ря. Я даже ни­че­го про них тол­ком не про­чи­та­ла. Меня при­гла­си­ли — я по­еха­ла.

«Мне сра­зу объ­яс­ня­ют, что я сде­ла­ла пло­хо, а что — очень пло­хо»

Впер­вые са­жусь за штур­вал, вся та­кая де­воч­ка-при­пе­воч­ка, а ря­дом — ин­струк­тор. Рань­ше я ни­ко­гда не ле­та­ла на ма­лень­ких са­мо­ле­тах. А он, кста­ти, точ­но не рух­нет? Эта кар­тон­ная ко­роб­ка во­об­ще бу­дет ле­тать? Мы взле­та­ем, и я за­ми­раю от вос­хи­ще­ния. Тур­бу­лент­ность в од­но­мо­тор­ном Tec­nam ощу­ща­ет­ся го­раз­до силь­нее, чем в обыч­ном са­мо­ле­те. Нас по­тря­хи­ва­ет, я чув­ствую воз­дух, неболь­шие ямки — очень класс­но. Я с дет­ства люб­лю вся­кие ка­ру­се­ли, мне все­гда очень нра­ви­лось кру­тить «сол­ныш­ко» на ка­че­лях. Чем выше и жест­че — тем боль­ше мне туда надо. А по­том ин­струк­тор го­во­рит: «Возь­ми штур­вал и веди». Сама? Ни­че­го себе! Он на­прав­ля­ет: «Вле­во-впра­во», я вожу руч­кой, и са­мо­лет по­во­ра­чи­ва­ет — ще­ня­чий вос­торг.

Боль­шие са­мо­ле­ты ле­та­ют очень вы­со­ко, ни­че­го не вид­но. Мы ле­та­ем низ­ко, в двух-трех ты­ся­чах фу­тах (610–914 мет­рах) от зем­ли, и всё мож­но раз­гля­деть.

Гре­ция — это так кра­си­во! Я вижу ко­раб­ли­ки, ма­ши­ны, лю­дей — вни­зу жизнь жи­вет­ся, су­е­тит­ся, а я лечу над всем этим

Ко­гда я по­лу­чи­ла со­об­ще­ние «Зав­тра у вас бу­дет по­лет» — чуть не умер­ла от сча­стья. Я очень дол­го это­го жда­ла — по­лет раз­ре­ша­ет­ся толь­ко по­сле пер­вой удач­но сдан­ной сес­сии. А сдать ее удач­но, мяг­ко го­во­ря, слож­но. На­груз­ка про­сто чу­до­вищ­ная. Не знаю, дело в воз­расте или в том, что я от­вык­ла учить­ся. Вся тео­рия пре­по­да­ет­ся на ан­глий­ском. Учи­тель рас­ска­зы­ва­ет тер­ми­но­ло­гию, а у меня гла­за по пять ко­пе­ек и в го­ло­ве вме­сто мыс­лей обе­зьян­ка из мема: «Спа­си­те, по­мо­ги­те, убе­ри­те меня от­сю­да, по­жа­луй­ста». Очень тя­же­ло.

Все­го у нас 13 пред­ме­тов, и мы сами рас­пре­де­ля­ем, что и ко­гда сда­вать. Мож­но прой­ти шесть сес­сий (это мак­си­мум), а мож­но за­крыть всё за один раз — но это надо быть семи пя­дей во лбу, ко­неч­но.

личный архив Лоры

Нам ска­за­ли: «Для успеш­ной сда­чи эк­за­ме­нов нуж­но учить банк во­про­сов как ми­ни­мум шесть ча­сов в день». Ока­зы­ва­ет­ся, это не шут­ка — мне дей­стви­тель­но по­на­до­би­лись эти шесть ча­сов, что­бы успеть за про­грам­мой.

Я учусь дня­ми и но­ча­ми: по­сле пар пол­то­ра часа до­би­ра­юсь до­мой и чи­таю то, что во­об­ще не по­ни­маю. Ну это ка­кой-то ка­ра­ул, чест­но го­во­ря

Но са­мая жесть про­ис­хо­дит, ко­гда на­чи­на­ет­ся прак­ти­ка в небе. До­пу­стим, пары идут с де­вя­ти утра до двух ча­сов дня, по­том час или два пе­ре­рыв — и по­лет. К каж­до­му по­ле­ту тоже нуж­но го­то­вить­ся, то есть пе­ре­рыв я тра­чу на зуб­реж­ку.

— Пред­ставь, что идем на сни­же­ние. Рас­ска­жи по­ря­док дей­ствий.

Рас­ска­зы­ваю.

— Всё, по­ле­та не бу­дет.

Пе­ред прак­ти­кой обя­за­тель­но про­во­дит­ся бри­финг, на ко­то­ром нас про­ве­ря­ют на зна­ние тео­рии. Если от­вет не нра­вит­ся — раз­во­ра­чи­ва­ют.

— Се­го­дня тебе нуж­но бу­дет по­вер­нуть­ся на 180 гра­ду­сов на­пра­во, а по­том раз­вер­нуть­ся на 360 гра­ду­сов че­рез ле­вый по­во­рот, что­бы на­клон был 30–45 гра­ду­сов — силь­ный крен.

На бри­фин­ге нам дают ин­струк­ции, что надо сде­лать се­го­дня, а по­сле по­ле­та рас­ска­зы­ва­ют, как мы спра­ви­лись. Наша шко­ла рас­по­ло­же­на ря­дом с Афи­на­ми, в Ме­га­ре. Аэро­порт на­хо­дит­ся на во­ен­ной базе, по­это­му по­чти все ин­струк­то­ры — во­ен­ные. Они за сло­вом в кар­ман не по­ле­зут и по го­лов­ке не по­гла­дят. Мне сра­зу объ­яс­ня­ют, что я сде­ла­ла пло­хо, а что — очень пло­хо. Если спра­ви­лась иде­аль­но, ска­жут «нор­маль­но» — это наи­выс­шая по­хва­ла.

Ко­гда при­ез­жаю до­мой в во­семь ве­че­ра, я уже про­сто ни­ка­кая. А зав­тра та же ка­ни­тель, и так по­чти каж­дый день. Но по­сле вто­рой сес­сии меня тоже не вы­пи­ра­ют. Пока меня здесь дер­жат, надо про­дол­жать.

«Пря­тать­ся не за кого: сам пло­хо по­счи­тал — сам упал»

Один из са­мых слож­ных эле­мен­тов в на­шем обу­че­нии — за­ход на по­сад­ку. По­сле него раз­ре­ша­ет­ся соль­ный по­лет. Я на­хо­жусь в по­сто­ян­ном на­пря­же­нии, по­то­му что не знаю, ко­гда это слу­чит­ся. Про­сто в один день мы с ин­струк­то­ром де­ла­ем пару кру­гов во­круг аэро­дро­ма, са­жа­ем са­мо­лет, и он го­во­рит: «Ну всё, а те­перь сама», — и вы­хо­дит. У меня ди­кий шок: «Здрав­ствуй­те, это что та­кое? Не ухо­ди­те!» Я успе­ла от­ле­тать око­ло 28 ча­сов, но всё рав­но было очень вол­ни­тель­но и нер­воз­но. Но я все-таки спра­ши­ваю раз­ре­ше­ния на взлет у дис­пет­че­ра, и он от­ве­ча­ет: «Взлет раз­ре­шен».

личный архив Лоры

В это же вре­мя на па­рал­лель­ной по­ло­се взле­та­ет огром­ный во­ен­ный вер­то­лет. Ко­гда та­кая гро­ма­ди­на под­ни­ма­ет­ся, мощ­ней­шие по­то­ки воз­ду­ха уда­ря­ют­ся о зем­лю и уно­сят­ся вверх. Так не уви­дишь, но в этот мо­мент на­чи­на­ет­ся силь­ней­ший ха­о­тич­ный ве­тер — по-ан­глий­ски это на­зы­ва­ет­ся wake tur­bu­lence.

В са­мый кри­ти­че­ский мо­мент, сто­и­ло мне толь­ко ото­рвать­ся от зем­ли, я по­па­даю в эту зону, и меня жест­ко от­бра­сы­ва­ет в сто­ро­ну. Рез­ко те­ряю вы­со­ту, а ко­гда ты те­ря­ешь вы­со­ту, слу­ча­ет­ся што­пор — ко­ро­че го­во­ря, па­да­ешь вниз. Че­рез доли се­кун­ды мыс­лей в го­ло­ве уже нет, сра­зу дей­ствие — вы­рав­ни­ваю са­мо­лет, а по­том меня на­чи­на­ет тря­сти. При­хо­дит осо­зна­ние, что я была очень близ­ка к тому, что­бы раз­бить­ся. Но надо от­ста­вить па­ни­ку, по­то­му что че­рез 10–15 ми­нут уже по­сад­ка, а в па­ни­ке по­са­дить са­мо­лет я не смо­гу.

Там, на зем­ле, мож­но де­лать всё что угод­но — при­чи­тать, жа­ло­вать­ся, пла­кать. Уже всё рав­но бу­дет. Го­во­рю сама себе: «Спо­кой­но, ды­шим. Мы взле­те­ли? Взле­те­ли. Всё хо­ро­шо. Чё раз­ны­лась, раз­ве что-то про­изо­шло? Со­сре­до­точь­ся».

Са­жусь, ко мне тут же под­ле­та­ет ин­струк­тор. Он от­кры­ва­ет дверь, за­бе­га­ет внутрь:

— Так-так-так, спо­кой­но-спо­кой­но. Что это было?

— Да я там чуть не умер­ла.

— Я ви­дел, ви­дел. Сам чуть не умер. Ко­гда тебя бро­си­ло в сто­ро­ну, ду­мал, что уже всё, не ся­дешь. Ви­дишь, ка­кая ты мо­ло­дец.

У него на­вер­ня­ка при­ба­ви­лась пара се­дых во­лос. От­прав­ляя меня ле­тать, он, ко­неч­но, не ви­дел вер­то­лет. Взле­та­ем мы на по­ло­се, а он вы­са­дил­ся на taxi­ways, ру­леж­ных до­рож­ках за по­во­ро­том. Так что к нему пре­тен­зий нет, зато у меня мно­го во­про­сов к дис­пет­че­ру — по­че­му мне раз­ре­ши­ли взлет?

Ко­неч­но, по­том на меня на­ора­ли: «За­чем ты взле­та­ла, если ви­де­ла, что там вер­то­лет?» Но на са­мом деле я его не ви­де­ла. Ко­гда взле­та­ешь в пер­вый раз, ты на­столь­ко сфо­ку­си­ро­ван на сво­ей за­да­че, что всё поле зре­ния пре­вра­ща­ет­ся в тун­нель — ви­дишь толь­ко штур­вал и по­ло­су. Тем бо­лее дис­пет­чер го­во­рит, что по­лет раз­ре­ша­ет­ся. Кто я та­кая, что­бы его не слу­шать? Сей­час бы, ко­неч­но, я ему ска­за­ла: «А ни фига. Я не го­то­ва».

Ле­тать с тех пор мне во­об­ще не страш­но, по­то­му что я знаю, что всё за­ви­сит от меня. Я ка­пи­тан ко­раб­ля, я при­ни­маю все ре­ше­ния, я несу от­вет­ствен­ность за свою жизнь. Ко­гда во­дишь ма­ши­ну, даже несмот­ря на огром­ный стаж, ино­гда за­бы­ва­ешь по­смот­реть на дат­чик топ­ли­ва. Ну, жи­тей­ская си­ту­а­ция, бы­ва­ет. Мож­но до­е­хать до бли­жай­шей за­прав­ки — непри­ят­но, но ре­ша­е­мо. Если в са­мо­ле­те за­бу­дешь по­смот­реть на дат­чик топ­ли­ва или, на­при­мер, про­ве­рить дав­ле­ние в ко­ле­сах — разо­бьешь­ся.

— Мы вот сей­час со­би­ра­лись взле­тать, а дав­ле­ние-то у нас низ­кое.

— Ой.

Вро­де обыч­ный эк­за­мен по по­ле­ту на двух­мо­тор­ном са­мо­ле­те, но уже боль­шая опас­ность. По фак­ту мы всё вре­мя иг­ра­ем с ог­нем. Пря­тать­ся не за кого: сам пло­хо по­счи­тал — сам упал. За вре­мя обу­че­ния я силь­но дис­ци­пли­ни­ро­ва­лась.

«В небе при­спи­чи­ва­ет так, что даль­ше тер­петь уже невоз­мож­но»

По­сте­пен­но мы на­чи­на­ем ле­тать на даль­ние рас­сто­я­ния. Ино­гда по­ле­ты длят­ся по че­ты­ре часа — до­воль­но дол­го. Утром, как обыч­но, зав­тра­каю, пью кофе — и очень зря. В небе при­спи­чи­ва­ет так, что даль­ше тер­петь уже невоз­мож­но, а впе­ре­ди еще три часа до при­зем­ле­ния.

— Ка­пи­тан, у нас про­бле­ма. Надо в крат­чай­шие сро­ки что-то пред­при­нять.

Ка­кая же нелов­кая си­ту­а­ция. И, как на­зло, все ин­струк­то­ры — муж­чи­ны. А что по­де­лать? Я уже и так жа­лась, жа­лась, жа­лась, даль­ше жать­ся про­сто неку­да. В ма­лень­ком са­мо­ле­те убор­ной нет. Не знаю, как пе­ре­дать сло­ва­ми на­столь­ко силь­ное чув­ство безыс­ход­но­сти. Всё, это ко­нец.

— Как так? По­се­ще­ние убор­ной — обя­за­тель­ная про­це­ду­ра пе­ред вы­ле­том.

— Вот та­кая фи­зио­ло­ги­че­ская по­треб­ность. Что я могу сде­лать?

— На, возь­ми, — он в рас­те­рян­но­сти про­тя­ги­ва­ет бу­тыл­ку.

— Ты ду­рак? Я де­воч­ка, у меня дру­гой ап­па­рат.

— Во­об­ще ни­как не мо­жешь по­тер­петь?

— Пять ми­нут, и всё.

В ито­ге он свя­зы­ва­ет­ся с дис­пет­че­ром: «Ну… Не то что­бы прям emer­gency, но при­зем­лить­ся надо». Са­дим­ся в ка­ком-то поле, на Бо­гом за­бы­том аэро­дро­ме, и я бегу в мест­ный туа­лет. Гос­по­ди, как мне стыд­но. Лад­но, это еще пол­бе­ды. Беда — это объ­яс­нять рек­то­ру при­чи­ну оста­нов­ки, по­то­му что всё фик­си­ру­ет­ся в до­ку­мен­та­ции. Та­кая си­ту­а­ция по­вто­ря­лась два­жды — не счи­тая слу­ча­ев, ко­гда я все-таки до­тер­пе­ла до по­сад­ки. Те­перь я во­об­ще не пью кофе пе­ред вы­ле­том.

«Это не жен­ское дело. Тебе надо про­сто за­муж вый­ти. Де­тей на­ро­жа­ешь и успо­ко­ишь­ся»

У неко­то­рых лю­дей при виде меня воз­ни­ка­ет ко­гни­тив­ный дис­со­нанс. В на­шей шко­ле в том чис­ле учат­ся люди, ко­то­рые по­лу­ча­ют при­ват­ную ли­цен­зию — у них не бу­дет пра­ва ра­бо­тать пи­ло­том, они смо­гут ле­тать толь­ко на од­но­мо­тор­ном са­мо­ле­те. Я же по­лу­чаю ком­мер­че­скую ли­цен­зию и со­би­ра­юсь ра­бо­тать по про­фес­сии, что вы­зы­ва­ет еще боль­шее удив­ле­ние.

личный архив Лоры

Я счи­таю, что жен­щи­на мо­жет ра­бо­тать в тех же про­фес­си­ях, на тех же долж­но­стях, что и муж­чи­на. Неза­ви­си­мо от ген­де­ра, если ты ум­ствен­но и фи­зи­че­ски справ­ля­ешь­ся — по­че­му нет? Для меня это до­ста­точ­но ост­рая, боль­ная тема. К со­жа­ле­нию, я ча­сто стал­ки­ва­юсь со сте­рео­ти­па­ми. Даже неко­то­рые ин­струк­то­ры немнож­ко недо­люб­ли­ва­ют сту­ден­ток.

Но в ос­нов­ном, ко­неч­но, я слы­шу сек­сист­ские суж­де­ния от ком­мен­та­то­ров в сво­ем бло­ге. Чаще все­го ав­то­ры — муж­чи­ны, хотя бы­ва­ют и жен­щи­ны. Как-то одна на­пи­са­ла под ви­део, где я в са­мо­ле­те: «Ой, спа­си­бо, что я уви­де­ла ваш ро­лик. Я боль­ше ни­ко­гда ле­тать не буду». Дру­гая стро­чи­ла мне в лич­ку — ис­те­ри­ла, что я всех об­ма­ны­ваю и на са­мом деле ни­где не учусь. Яко­бы ни­кто в здра­вом уме не по­са­дил бы меня за штур­вал, по­это­му то, что я по­ка­зы­ваю в бло­ге, — си­му­ля­тор. В от­вет я вы­ло­жи­ла ви­део, где под­хо­жу к са­мо­ле­ту и го­во­рю: «Смот­ри­те, ре­бя­та, мой си­му­ля­тор».

«Здесь я встре­ти­ла на­столь­ко раз­ных лю­дей, что сама из­ме­ни­лась, ста­ла бо­лее от­кры­той»

На са­мом пер­вом уро­ке в лет­ной шко­ле нас спро­си­ли, по­че­му мы ре­ши­ли пой­ти учить­ся на пи­ло­та:

— Меч­та.

— По при­ме­ру ро­ди­те­лей.

— Кри­зис сред­не­го воз­рас­та.

— Дизи (имя из­ме­не­но), а ты по­че­му ре­ши­ла стать пи­ло­том? (Дизи — ки­та­ян­ка, моя со­сед­ка в об­ща­ге и од­но­групп­ни­ца.)

— Я ра­бо­та­ла стю­ар­дес­сой в Qatar Air­ways. Смот­ре­ла на пи­ло­тов и ду­ма­ла, ка­кие же они го­ря­чие в сво­ей уни­фор­ме. Так у меня по­яви­лась меч­та — по­пасть к ним туда, по­бли­же, в ка­би­ну. Пред­став­ляю: я, тоже в та­кой сек­си-уни­фор­ме, ря­дом с пи­ло­том.

Пре­по­да­ва­тель в шоке, мы сме­ем­ся, а Дизи про­дол­жа­ет рас­ска­зы­вать о сво­их сек­су­аль­ных фан­та­зи­ях.

— А еще что-то при­вле­ка­ет тебя в этой про­фес­сии?

— Да, в об­щем-то, нет. Для мамы с па­пой глав­ное, что­бы я хоть где-то учи­лась, а для меня — быть по­бли­же к му­жи­кам в уни­фор­ме.

И она не врет. Она все­гда го­во­рит всё, что ду­ма­ет. У нее аб­со­лют­но нет филь­тров. Она очень смеш­ная, я ее обо­жаю. Здесь я встре­чаю на­столь­ко раз­ных лю­дей, что сама на­чи­наю ме­нять­ся, ста­нов­люсь бо­лее от­кры­той. Мы все ва­рим­ся в од­ном кот­ле, тес­но об­ща­ем­ся, ча­сто об­суж­да­ем ре­ли­гии, куль­ту­ру, взгля­ды на жизнь и учим­ся друг у дру­га. Я в пол­ном вос­тор­ге от на­ше­го клас­са: тут па­рень из Ка­та­ра, Дизи, маль­чик из Шве­ции, па­ре­нек из Бах­рей­на. А еще с нами учат­ся ара­бы, гре­ки, ита­льян­цы, фран­цу­зы — мы ино­гда пе­ре­се­ка­ем­ся во вре­мя сво­бод­но­го по­се­ще­ния за­ня­тий.

Ко­гда я пе­ре­еха­ла в Шве­цию в 18 лет, мне было слож­но свык­нуть­ся со швед­ским мен­та­ли­те­том, най­ти дру­зей. Мы жили на се­ве­ре стра­ны, в ма­лень­ком го­род­ке, где тол­ком не было ни­ка­ких раз­вле­че­ний. С дру­зья­ми из Рос­сии мож­но было об­щать­ся толь­ко че­рез ин­тер­нет, и это не все­гда уда­ва­лось: у всех но­вая жизнь, по­ступ­ле­ния в вузы, туда-сюда.

Друж­ба во мно­гом стро­ит­ся на юмо­ре, а шут­ки — это тон­кая ма­те­рия. Шве­ды моих не по­ни­ма­ли, хотя с язы­ком у меня ни­ка­ких про­блем не было. Ка­кие-то фра­зоч­ки вро­де «При­вет, как дела?», а еще лю­би­мая «Пой­дем ка­тать­ся на ло­ша­дях» и са­мая важ­ная «Хочу мо­ро­же­ное» у меня со вре­мен по­ез­док к тете в дет­стве от зу­бов от­ска­ки­ва­ли. А те­перь у меня нет про­блем с об­ще­ни­ем, я могу най­ти об­щий язык с че­ло­ве­ком лю­бой на­ци­о­наль­но­сти.

«Ну зна­ешь ты аэро­ди­на­ми­ку. Ну по­здрав­ляю. Ме­даль­ку возь­ми»

В этом ма­лень­ком го­род­ке на се­ве­ре я про­жи­ла боль­ше 10 лет. Если бы мне рань­ше кто-то ска­зал: «Со­би­рай­ся и по­ез­жай в ка­кую-то Гре­цию чему-то там учить­ся», я бы от­ве­ти­ла: «Вы что, ду­ра­ки? За­чем мне это надо? У меня квар­ти­ра, ма­ши­на, хо­ро­шая зар­пла­та и ста­биль­ная жизнь — всё по кай­фу». Ко­гда си­дишь на всем на­коп­лен­ном, очень страш­но с этим рас­стать­ся. Ты как жук-на­воз­ник, ко­то­рый со­брал во­круг ко­моч­ки на­во­за и гре­ет­ся. Как Ко­щей, ко­то­рый над зла­том чах­нет. От­ка­зать­ся от все­го — ли­шить­ся поч­вы под но­га­ми. Чув­ству­ешь себя, буд­то плы­вешь в от­кры­том оке­ане на на­дув­ной лод­ке. Ве­се­ло, но нена­дол­го.

Я про­дол­жаю плыть по те­че­нию. Спу­стя два с по­ло­ви­ной года обу­че­ния у меня на ру­ках ли­цен­зия пи­ло­та ком­мер­че­ской авиа­ции. Я разо­шлю свое ре­зю­ме вез­де, куда толь­ко мож­но разо­слать. Даль­ше меня ждут мно­го­чис­лен­ные со­бе­се­до­ва­ния и про­вер­ки, по­вто­ре­ние всей тео­рии. А еще надо бу­дет пе­ре­учи­вать­ся ле­тать на но­вом типе са­мо­ле­тов.

личный архив Лоры

Ко­гда я по­лу­чи­ла ди­плом мед­сест­ры, пе­ре­до мной были от­кры­ты лю­бые две­ри — в Шве­ции боль­шая нехват­ка мед­ра­бот­ни­ков. Сей­час пе­ре­до мной лю­бые две­ри ско­рее за­кры­ты, по­то­му что в авиа­ции боль­шую роль иг­ра­ют свя­зи. Всем нуж­ны га­ран­тии, что у тебя под­хо­дя­щий тип лич­но­сти для та­кой про­фес­сии. А кто за это мо­жет по­ру­чить­ся? На ин­тер­вью тебя не рас­ку­сят. На зна­ния смот­рят во вто­рую оче­редь, в первую — на ха­рак­тер: «Ну зна­ешь ты аэро­ди­на­ми­ку. Ну по­здрав­ляю. Ме­даль­ку возь­ми». Мно­гие люди си­дят по два года без ра­бо­ты, сей­час этот по­иск пред­сто­ит и мне.

Не знаю, как сло­жит­ся моя ка­рье­ра, жизнь. Ни­ко­гда не за­га­ды­ваю на­пе­ред. Я де­лаю то, что сей­час по кай­фу, дви­га­юсь в по­то­ке. Мы не зна­ем, ко­гда умрем, и всё, что хо­чет­ся, — успеть по­жить. И тра­тить жизнь на то, что нра­вит­ся. Ко­неч­но, я бы хо­те­ла в один день очу­тить­ся в ка­бине пас­са­жир­ско­го лай­не­ра. Но, даже если не по­лу­чит­ся, я не буду ни о чем жа­леть.

Об­лож­ка: кол­лаж «Цеха». Фото: © лич­ный ар­хив Лоры