«Люди больше не верят в хорошие вещи». Интервью с философами Ником Срничком и Хелен Хестер

Пара по­пу­ляр­ных, если не ска­зать мод­ных, фи­ло­со­фов — Ник Ср­ни­чек и Хе­лен Хе­стер — недав­но при­ез­жа­ли в Моск­ву, что­бы про­чи­тать лек­ции сту­ден­там об­ра­зо­ва­тель­ной про­грам­мы The Ter­raform­ing ин­сти­ту­та «Стрел­ка». Объ­еди­ня­ет их не толь­ко то, что они пара, но и то, что оба раз­мыш­ля­ют о бу­ду­щем. Ник Ср­ни­чек из­ве­стен как ав­тор книг «Изоб­ре­тая бу­ду­щее. Пост­ка­пи­та­лизм и мир без тру­да» (в со­ав­тор­стве с Алек­сом Уи­льям­сом) и «Ка­пи­та­лизм плат­форм». Хе­лен Хе­стер — одна из ос­но­ва­тель­ниц ксе­но­фе­ми­низ­ма. Свою но­вую кни­гу Ник и Хе­лен пи­шут вме­сте, и она — о бу­ду­щем ре­про­дук­тив­но­го тру­да. Жур­на­лист­ка На­та­лья Зай­це­ва и ис­сле­до­ва­тель­ни­ца Да­рья Юрий­чук по­го­во­ри­ли с фи­ло­со­фа­ми о том, как на нас вли­я­ет нео­ли­бе­ра­лизм, за что бо­рет­ся ксе­но­фе­ми­низм и кто все же бу­дет ра­бо­тать в иде­аль­ном мире без тру­да.

На­та­лья Зай­це­ва: В Рос­сии не при­ня­то кри­ти­ко­вать ка­пи­та­лизм, на­обо­рот, на него обыч­но по­ла­га­ют­ся. Мно­гие пом­нят нехват­ку то­ва­ров и еды в со­вет­ское вре­мя, а с ка­пи­та­лиз­мом свя­зы­ва­ют изоби­лие и до­ста­ток. По­че­му се­го­дня вы кри­ти­ку­е­те ка­пи­та­лизм и по­че­му он дей­стви­тель­но в кри­зи­се?

Ник Ср­ни­чек: Это одна из при­чин, по­че­му мы поль­зу­ем­ся тер­ми­ном пост­ка­пи­та­лизм вме­сто ком­му­низ­ма. В Аме­ри­ке ком­му­низм вос­при­ни­ма­ет­ся нега­тив­но, так же, как и у вас в пост­со­вет­ских стра­нах. Есть ис­то­ри­че­ская па­мять о том, чем ком­му­низм был на прак­ти­ке — и это не то, что мы бы по­ни­ма­ли под ним. Пост­ка­пи­та­лизм от­сы­ла­ет к тому, что сле­ду­ет по­сле ка­пи­та­лиз­ма, и чего ком­му­ни­сти­че­ские стра­ны пред­по­ло­жи­тель­но не до­стиг­ли. Пер­вое, что мы под­ра­зу­ме­ва­ем под пост­ка­пи­та­лиз­мом — это удо­вле­тво­ре­ние ба­зо­вых по­треб­но­стей для каж­до­го: жи­лье, одеж­да, еда, об­ра­зо­ва­ние. С по­мо­щью го­су­дар­ствен­ной суб­си­дии или бес­плат­но. Вто­рое, на чем мы де­ла­ем ак­цент, — это сво­бод­ное вре­мя. Ра­бо­тать не боль­ше 40 ча­сов в неде­лю, че­ты­рех­днев­ная или трех­днев­ная ра­бо­чая неде­ля. Джон Мей­нард Кейнс ко­гда-то пред­ре­кал, что люди бу­дут ра­бо­тать два дня в неде­лю, и для 1930-х го­дов это была ра­ди­каль­ная мысль, а се­го­дня мы пы­та­ем­ся воз­ро­дить эти идеи. Ба­зо­вый ма­те­ри­а­лизм и сво­бо­да, сво­бод­ное вре­мя.

В этот мо­мент во­шла Хе­лен Хе­стер с сы­ном Ки­том, рас­ска­за­ла о слож­но­стях пе­ре­дви­же­ния с ко­ляс­кой в мос­ков­ском мет­ро и при­со­еди­ни­лась к ин­тер­вью.

Даша Юрий­чук: В кни­ге «Изоб­ре­тая бу­ду­щее» вы по­свя­ща­е­те гла­ву нео­ли­бе­ра­лиз­му. Рас­ска­жи­те, как нео­ли­бе­ра­лизм се­го­дня фор­ми­ру­ет наши цен­но­сти и стиль жиз­ни?

Н. С.: Нео­ли­бе­ра­лизм при­зы­ва­ет нас ра­бо­тать мно­го и по­сто­ян­но вол­но­вать­ся, что кто-то по­ду­ма­ет, что ты недо­ста­точ­но ста­ра­ешь­ся. Один при­мер: по­сле по­лу­че­ния док­тор­ской сте­пе­ни я стал ис­кать ра­бо­ту, но шесть ме­ся­цев не мог най­ти. И даже я, ав­тор книг о по­ст­ра­бо­те, чув­ство­вал себя нелов­ко, го­во­ря лю­дям о сво­ей без­ра­бот­но­сти. По­то­му что су­ще­ству­ет им­пе­ра­тив, что ты обя­за­тель­но дол­жен иметь ра­бо­ту. Дру­гой ас­пект это­го же им­пе­ра­ти­ва в том, что ты обя­зан пе­ре­ра­ба­ты­вать. Эта идея свя­за­на с аме­ри­кан­ской меч­той: что­бы быть успеш­ным, необ­хо­ди­мо ра­бо­тать мно­го. При­чи­на успе­ха — не уда­ча или хо­ро­шие стар­то­вые воз­мож­но­сти — толь­ко тя­же­лый труд. Все эти вещи фор­ми­ру­ют нас че­рез си­сте­му об­ра­зо­ва­ния и куль­ту­ру тру­да. Тебя долж­ны ви­деть пер­вым в офи­се и по­след­ним, кто его по­ки­да­ет. Ко­гда я ра­бо­тал в офи­се, было очень стран­но ухо­дить до­мой во­вре­мя. Если вста­ешь с ра­бо­че­го ме­ста ров­но в 5 ча­сов, на тебя косо смот­рят. Все ожи­да­ют, что ты за­дер­жишь­ся еще хотя бы на пол­ча­са.

Хе­лен Хе­стер: И я ду­маю еще важ­но от­ме­тить, что имен­но счи­та­ет­ся тя­же­лой ра­бо­той: это ра­бо­та, за ко­то­рую тебе пла­тят, в офи­се или лю­бом дру­гом ме­сте, где ты за­ра­ба­ты­ва­ешь день­ги. Из этой ка­те­го­рии вы­па­да­ет ре­про­дук­тив­ная ра­бо­та, ко­то­рая во­об­ще не опла­чи­ва­ет­ся и не счи­та­ет­ся ра­бо­той. Та­кой труд не по­лу­ча­ет та­ко­го же при­зна­ния и не име­ет той же со­ци­аль­ной цен­но­сти, что и ра­бо­та, за ко­то­рую пла­тят.

Н.З.: А фри­лан­се­ры, пре­кар­ные ра­бот­ни­ки, тоже ис­пы­ты­ва­ют это дав­ле­ние?

Н. С.: Пре­кар­ные ра­бот­ни­ки на­хо­дят­ся в по­гра­нич­ной си­ту­а­ции: они буд­то не пол­но­стью по­гру­же­ны в этот тру­до­вой мир, по­это­му они ни­ко­гда не чув­ству­ют, что до­стиг­ли успе­ха. Есть и неко­то­рые пре­иму­ще­ства у гиб­кой ра­бо­ты. В 1970-е ко­гда идеи гиб­ко­го гра­фи­ка ста­ли толь­ко воз­ни­кать, гиб­кость счи­та­лась по­зи­тив­ным яв­ле­ни­ем. Это го­раз­до луч­ше, чем си­деть на ра­бо­те с 9 до 5, и про­во­дить на од­ном и том же ра­бо­чем ме­сте всю свою жизнь, что до­воль­но де­прес­сив­но. Но очень ско­ро ка­пи­та­лизм пре­вра­тил та­кую ра­бо­ту в спо­со­бы еще бо­лее же­сто­кой экс­плу­а­та­ции.

Х.Х.: Я бы не ста­ла го­во­рить о пре­ка­ри­а­те как о еди­но­об­раз­ном яв­ле­нии. Он объ­еди­ня­ет мно­го ви­дов тру­да, и раз­ный опыт пре­кар­но­сти. Есть бо­лее неза­щи­щен­ные люди, чем пре­кар­ные фри­лан­се­ры. Это важ­но уточ­нять.

©

хелен хестер и ник срничек

---

Н.З.: Мы на­блю­да­ем, как идеи пост­ка­пи­та­лиз­ма и по­ст­ра­бо­ты про­ни­ка­ют в ис­кус­ство и ака­де­ми­че­скую сре­ду. Но для мас­со­вой куль­ту­ры они все еще новы и спор­ны. Как рас­про­стра­нять эти идеи пра­виль­но?

Х. Х.: Я не вижу ни­че­го про­бле­ма­тич­но­го в при­сво­е­нии ин­стру­мен­тов ка­пи­та­лиз­ма. Ка­пи­та­ли­сти­че­ские ме­ха­низ­мы про­дви­же­ния по­мо­га­ют лю­дям узна­вать о боль­ших иде­ях и по-дру­го­му смот­реть на вещи. Во­прос, мо­жем ли мы овла­деть эти­ми ме­ха­низ­ма­ми и ис­поль­зо­вать их для из­ме­не­ния си­ту­а­ции. Не сто­ит ду­мать: я не буду ис­поль­зо­вать эту тех­ни­ку или это сред­ство, по­то­му что оно при­над­ле­жит ка­пи­та­лиз­му. Ни­что не при­над­ле­жит ка­пи­та­лиз­му, если мы мо­жем это при­сво­ить. Это ка­верз­ный спор.

Н.С.: Мне ка­жет­ся, са­мое слож­ное — это за­ста­вить лю­дей по­ве­рить в воз­мож­ность луч­ше­го мира. Для меня са­мый боль­шой вы­зов имен­но в этом. Люди боль­ше не ве­рят в хо­ро­шие вещи. Люди ду­ма­ют, что то, как все устро­е­но сей­час — вклю­чая пре­кар­ность и уре­за­ние со­ци­аль­но­го об­слу­жи­ва­ния — это есте­ствен­ный по­ря­док ве­щей. Слож­но убе­дить их, что мо­жет быть ина­че. На­вер­ное, от­ча­сти по­это­му арт-сек­тор бо­лее вос­при­им­чив, ведь речь идет о во­об­ра­же­нии аль­тер­на­ти­вы: ху­дож­ни­кам про­ще пред­ста­вить дру­гой мир. Я по­нял, что важ­но де­лать ак­цент на сво­бод­ном вре­ме­ни. Ко­гда мы вы­сту­па­ем про­тив ра­бо­ты, то пер­вая ре­ак­ция у лю­дей: «но мы же долж­ны ра­бо­тать», «мне нра­вит­ся моя ра­бо­та» и т. д. Ко­гда мы го­во­рим: у тебя бу­дет боль­ше сво­бод­но­го вре­ме­ни, ты мо­жешь де­лать с ним что хо­чешь, мо­жешь ис­поль­зо­вать его, что­бы боль­ше ра­бо­тать, а мо­жешь учить­ся, со­зда­вать ис­кус­ство, про­во­дить вре­мя с се­мьей — люди го­раз­до луч­ше вос­при­ни­ма­ют. Это один из спо­со­бов убе­дить боль­ше лю­дей. Вот по­че­му наша но­вая кни­га — не о том, как из­ба­вить­ся от ра­бо­ты, а о том, как по­лу­чить боль­ше сво­бод­но­го вре­ме­ни.

Х.Х.: И еще она о том, как со­вре­мен­ные тре­бо­ва­ния по­ст­ра­бо­ты впи­сы­ва­ют­ся в дол­гую ис­то­рию ра­бо­че­го дви­же­ния с его дис­кус­си­я­ми во­круг со­кра­ще­ния ра­бо­че­го дня и ра­бо­чей неде­ли. Вме­сто того, что­бы пред­став­лять эти идеи как но­вые и ра­ди­каль­ные, вы­те­ка­ю­щие из циф­ро­во­го тру­да и ка­пи­та­лиз­ма плат­форм, мы под­чер­ки­ва­ем их связь с ис­то­ри­ей. Это не что-то, что взя­лось из ни­от­ку­да, это про­дол­же­ние раз­ви­ва­ю­щей­ся ис­то­рии ра­бо­че­го дви­же­ния.

Д.Ю.: В од­ной из сво­их лек­ций вы при­во­ди­те та­кой при­мер: бо­лее бед­ные жен­щи­ны си­дят с детьми бо­лее бо­га­тых, а сво­их де­тей им оста­вить не с кем. За при­зна­ние цен­но­сти и опла­ту та­ко­го ре­про­дук­тив­но­го тру­да фе­ми­нист­ки бо­ро­лись с 1970-х. Сей­час эта ра­бо­та ста­ла опла­чи­вать­ся — по­яви­лись сер­ви­сы «няня на час» вме­сто ба­бу­шек, ко­то­рые си­дят с детьми, и при­ло­же­ния, в ко­то­рых мож­но за­ка­зать убор­щи­цу. Есть ли что-то но­вое в том, что пред­ла­га­ет нам нео­ли­бе­ра­лизм?

Н.С.: Не ду­маю, что нео­ли­бе­ра­лизм пред­ла­га­ет здесь что-то кар­ди­наль­но но­вое. В на­ча­ле XX века ра­бо­та при­слу­ги была од­ной из са­мых рас­про­стра­нен­ных. Де­сять про­цен­тов на­се­ле­ния было за­ня­то в этой сфе­ре. В ин­фра­струк­ту­ры за­бо­ты во­вле­че­ны в ос­нов­ном жен­щи­ны из раз­ви­ва­ю­щих­ся стран. Они смот­рят за детьми, го­то­вят, уби­ра­ют. Един­ствен­ное, что из­ме­ни­лось — это тех­но­ло­гии, ко­то­рые, воз­мож­но, упро­сти­ли про­цесс. Но фун­да­мен­таль­но ни­че­го не по­ме­ня­лось.

Н.З.: Ка­пи­та­лизм плат­форм плох для тех, кого экс­плу­а­ти­ру­ют сер­ви­сы до­став­ки, но вполне хо­рош, на­при­мер, для ви­де­об­ло­ге­ров: они по­лу­чи­ли сред­ство про­из­вод­ства и не чув­ству­ют, что их труд от­чуж­ден. Мо­жет, у ка­пи­та­лиз­ма плат­форм есть и хо­ро­шие сто­ро­ны?

Н.С.: Да — тех­но­ло­гии, об­лег­чен­ное на­ло­го­об­ло­же­ние, со­ци­аль­ные сети и т. д. Во мно­гих от­но­ше­ни­ях это очень–очень по­лез­но. Но скон­стру­и­ро­ван он так, что наи­боль­шую при­быль по­лу­ча­ют не ра­бот­ни­ки, в том чис­ле, кре­а­тив­ные, а раз­ра­бот­чи­ки в Крем­ни­е­вой до­лине. И не все, кто сни­ма­ет ви­де­об­ло­ги, ста­но­вят­ся по­пу­ляр­ны. Есть, ко­неч­но, ис­то­рии успе­ха, но если вы по­смот­ри­те ис­сле­до­ва­ния, то уви­ди­те, что для по­дав­ля­ю­ще­го боль­шин­ства бло­ге­ров это бес­ко­рыст­ный труд, труд по люб­ви, на ко­то­ром на­жи­ва­ют­ся круп­ные ком­па­нии. Мар­ке­тинг этих ком­па­ний по­стро­ен на том, что­бы все стре­ми­лись стать ин­флю­ен­се­ра­ми, но очень неболь­шое чис­ло лю­дей ими дей­стви­тель­но ста­но­вят­ся.

Н.З.: В мире по­ст­ра­бо­ты кому-то все рав­но при­дет­ся ра­бо­тать: ведь дол­жен же кто-то рас­пре­де­лять ба­зо­вый до­ход и сле­дить за ав­то­ма­ти­зи­ро­ван­ным про­из­вод­ством. Кто бу­дет ра­бо­тать в бу­ду­щем? И ради чего?

©

Руслан шавалеев

---

Н. С.: В моих кни­гах я скло­нен пред­став­лять бу­ду­щее та­ким, как буд­то в нем со­всем не бу­дет ра­бо­ты. Но это не со­всем то, что долж­но слу­чить­ся. Идея за­клю­ча­ет­ся в том, что­бы со­кра­тить ко­ли­че­ство ра­бо­ты. Вме­сто 40 ча­сов в неде­лю в уто­пи­че­ском бу­ду­щем мы бу­дем ра­бо­тать, на­при­мер, 10 ча­сов в неде­лю. На это бу­дет ухо­дить два дня в неде­лю. Так что ра­бо­та со­хра­нит­ся. А со­ци­аль­ная борь­ба раз­вер­нет­ся во­круг сво­бод­но­го вре­ме­ни, и что­бы оно по­ров­ну рас­пре­де­ля­лось. И ра­бо­та, и сво­бод­ное вре­мя бу­дут рас­пре­де­ле­ны по­ров­ну. Ис­то­ри­че­ский при­мер: в на­ча­ле XX века мы ра­бо­та­ли 60 ча­сов в неде­лю, а уже к 1940-м — 40 ча­сов в неде­лю.

Клю­че­вой во­прос в том, ка­кие виды ра­бо­ты оста­нут­ся. Рань­ше, ко­гда мы го­во­ри­ли об ав­то­ма­ти­за­ции про­из­вод­ства, мы име­ли в виду ра­бо­ту на фаб­ри­ках, ло­ги­сти­ку, даже ра­бо­ту в офи­се. Но мы упус­ка­ли огром­ное ко­ли­че­ство ре­про­дук­тив­но­го тру­да. Наша кни­га в том чис­ле о том, что бу­дет с этой ра­бо­той. За­бо­та о де­тях, за­бо­та о ста­ри­ках, го­тов­ка, убор­ка — весь этот труд от­ча­сти мо­жет быть ав­то­ма­ти­зи­ро­ван, но точ­но не сей­час и не в бли­жай­шем бу­ду­щем.

Во­прос, на ко­то­рый от­ве­ча­ет наша кни­га: если эта ра­бо­та не мо­жет быть ав­то­ма­ти­зи­ро­ва­на, то как мы мо­жем тем не ме­нее при­ме­нить к ней идею пост-ра­бо­ты? Я не буду рас­ска­зы­вать сей­час де­таль­но, но в це­лом речь идет о по­стро­е­нии кол­лек­тив­ных про­странств для умень­ше­ния ре­про­дук­тив­но­го тру­да, о про­фес­си­о­на­ли­за­ции этой ра­бо­ты. На­при­мер, я пом­ню раз­го­вор с од­ним ме­ди­цин­ским по­мощ­ни­ком. Он го­во­рил, что мно­гое в ухо­де за по­жи­лы­ми людь­ми мог­ло бы быть ав­то­ма­ти­зи­ро­ва­но, и это со­хра­ни­ло бы ему мно­го вре­ме­ни с утра. Еще один во­прос — это стан­дар­ты ме­недж­мен­та. В XX веке была изоб­ре­те­на до­маш­няя тех­ни­ка, ко­то­рая долж­на была со­кра­тить ко­ли­че­ство до­маш­не­го тру­да, но что про­изо­шло вме­сто это­го — вы­рос­ли стан­дар­ты чи­сто­ты. Так что важ­но еще и осо­знан­но от­но­сить­ся к этим стан­дар­там.

Х.Х.: Есть смысл го­во­рить не столь­ко о по­ст­ра­бо­те, сколь­ко об эф­фек­те по­ст­ра­бо­ты». Со­ци­аль­ная зна­чи­мость че­ло­ве­ка пе­ре­ста­нет быть свя­за­на с ра­бо­той.

Д.Ю.: В ма­ни­фе­сте ксе­но­фе­ми­низ­ма вы, Хе­лен, и дру­гие участ­ни­цы La­bo­ria Cubon­ics го­во­ри­те о ген­дер­ном або­ли­ци­о­низ­ме. Что это та­кое?

Х.Х.: Ис­то­ри­че­ски по­ня­тие ген­дер­но­го або­ли­ци­о­низ­ма свя­за­но с фе­ми­нист­ской и квир-тео­ри­я­ми. Преж­де все­го мы при­зы­ва­ем пе­ре­стать ду­мать о ген­де­ре как о двух боль­ших ла­ге­рях муж­ско­го и жен­ско­го. Он так не ра­бо­та­ет ни на био­ло­ги­че­ском уровне, ни на со­ци­аль­ном уровне, ни на уровне че­ло­ве­че­ско­го опы­та и того, как люди себя иден­ти­фи­ци­ру­ют. Но у нас все рав­но есть эта фик­са­ция на муж­ском и жен­ском. Ген­дер­ный або­ли­ци­о­низм о том, что­бы фор­си­ро­вать раз­мно­же­ние ген­де­ра до та­кой сте­пе­ни, что­бы ген­дер по­те­рял вся­кий смысл. Что­бы ста­ло невоз­мож­но де­лать ка­кие-то вы­во­ды о че­ло­ве­ке, на ос­но­ва­нии его ген­де­ра. Че­рез та­кое рас­се­и­ва­ние ген­дер те­ря­ет свое куль­тур­ное и со­ци­аль­ное зна­че­ние. Твой ген­дер — это не то, что тебе нра­вит­ся, кого ты лю­бишь, это не твоя спо­соб­ность за­бо­тить­ся, не твоя роль в се­мье. И, ко­неч­но, нуж­но уни­что­жить эти боль­шие мо­но­лит­ные ка­те­го­рии.

Н.С.: Мне нра­вит­ся ас­со­ци­а­ция с цве­том глаз: цвет глаз не име­ет ни­ка­ких со­ци­аль­ных смыс­лов. Ты ни­че­го не мо­жешь ска­зать о че­ло­ве­ке по его цве­ту глаз. Он про­сто есть. Мы бы хо­те­ли, что­бы ген­дер был для об­ще­ства тем же.

Д.Ю.: В ма­ни­фе­сте ксе­но­фе­ми­низ­ма, как и в «Изоб­ре­тая бу­ду­щее» Ника и Алек­са Уи­льям­са, вы го­во­ри­те о необ­хо­ди­мо­сти уни­вер­са­лиз­ма. В за­пад­ной куль­ту­ре под ним под­ра­зу­ме­ва­ет­ся, что все долж­ны со­от­вет­ство­вать уни­вер­саль­ным иде­ям бе­лых муж­чин: муж­ское вы­да­ет­ся за бес­по­лое, бе­лое за без­расо­вое и так да­лее. А что пред­ла­га­е­те вы?

Х.Х: На­обо­рот, от­каз от раз­ду­тых безы­мян­ных част­но­стей ев­ро­пей­ско­го уни­вер­са­лиз­ма, на­при­мер, ко­гда муж­ское вос­при­ни­ма­ет­ся за уни­вер­саль­ное. Уни­вер­са­лизм, о ко­то­ром мы го­во­рим, важ­но от­ли­чать от это­го лож­но­го уни­вер­са­лиз­ма бе­ло­го муж­чи­ны — с этим нуж­но бо­роть­ся.

Люди ав­то­ма­ти­че­ски пред­став­ля­ют уни­вер­са­лизм как за­нос­чи­вую по­зи­цию раз­ду­тых част­но­стей, ко­то­рая на деле про­ти­во­по­лож­на уни­вер­саль­но­му, по­то­му что учи­ты­ва­ет толь­ко эти част­но­сти. Раз­го­вор об уни­вер­са­лиз­ме все­гда тре­бу­ет го­тов­но­сти ри­то­ри­че­ско­му сра­же­нию.

Но уни­вер­са­лизм необ­хо­дим для раз­го­во­ра о мас­шта­бе ле­вой по­ли­ти­ки, ко­то­рая долж­на быть спо­соб­ной про­ти­во­по­ста­вить себя ка­пи­та­лиз­му. Она долж­на при­зна­вать все раз­ли­чия, но при этом быть уни­вер­саль­ной.

Н.С.: Нас с Алек­сом Ви­льям­сом имен­но по­это­му при­влек­ла ис­то­рия нео­ли­бе­ра­лиз­ма. Он был сфор­му­ли­ро­ван в 1930-х и, бла­го­да­ря дол­го­сроч­но­му пла­ну и уни­вер­са­лист­ским стра­те­ги­че­ским ре­ше­ни­ям, смог до­стичь куль­тур­ной ге­ге­мо­нии и за­хва­тить весь мир. Сна­ча­ла нео­ли­бе­ра­лы не пы­та­лись из­ме­нить мне­ние каж­до­го, они на­ча­ли с по­ли­ти­ков и гу­ма­ни­та­ри­ев, ко­то­рых уда­лось убе­дить в том, что ка­пи­та­лизм — пра­виль­ный спо­соб по­ли­ти­че­ской и эко­но­ми­че­ской ор­га­ни­за­ции.

Ле­вые тоже мо­гут сде­лать это, но они в бо­лее слож­ной по­зи­ции. Глав­ное, что надо по­за­им­ство­вать у нео­ли­бе­ра­лиз­ма — это дол­го­сроч­ную стра­те­гию и уни­вер­са­лизм. Но нам нуж­ны и дру­гие спо­со­бы.