«Многие хотят „работать с детками“, но не понимают, что это значит». Участники проекта «Шалаш» — о том, как научиться помогать приемным детям
Кто такие «безопасные» взрослые и какие тренинги проводят для тех, кто работает с бывшими сиротами
В России на воспитании в семьях находится в восемь раз больше детей, чем в детских домах. Однако иногда одной родительской заботы не хватает, чтобы помочь ребенку пережить травматический опыт, который сказывается и на его коммуникативных способностях, и на успеваемости. «Шалаш» — благотворительный фонд и образовательный проект для приемных детей, где взрослые помогают им развить учебные навыки. Стать волонтером проекта может каждый, но чтобы вести курс необходимо пройти тренинги. «Цех» поговорил с директором «Шалаша» Лилей Брайнис о том, как они прописывали методику обучения взрослых, и что хотят увидеть в людях, которые собираются работать с приемными детьми. Координатор московских групп Вера Боксер и ведущая курсов Елизавета Бабаева рассказали, зачем пришли в «Шалаш», и что им дал этот опыт.
Лиля Брайнис, директор благотворительного фонда «Шалаш»
Я занимаюсь образованием и работаю с детьми последние 10 лет, но когда в сентябре 2016 года главный редактор просветительского проекта «Арзамас» Филипп Дзядко позвонил и предложил придумать онлайн-курсы для детей в детских домах, я точно не предполагала, чем это может закончиться. До этого момента я всю жизнь работала с ребятами из благополучных семей и ничего не знала об особенностях детей с сиротским опытом. В предложении Филиппа было столько нового и интересного, что я как-то очень быстро согласилась и начала исследовать, как все устроено в России.
Вообще, за последние 10-15 лет благотворительные организации сделали много всего крутого: например, убедили всех, что не бывает хороших детских домов, а ребенок должен жить и воспитываться в семье, придумали миллион способов сопровождения и поддержки семей в трудной жизненной ситуации, создали кучу программ по профориентации и дистанционному обучению. Стало понятно, что на поле помощи и поддержки детей в трудной жизненной ситуации сделана масса всего, и будет странно это дублировать. Зато мы можем сделать штуку, которой еще нет: разработать занятия, направленные на адаптацию к учебной деятельности. То есть сделать так, чтобы ребенок научился метапредметным навыкам: тому, что требуют в школе, но чему нигде не учат. Как договариваться с другими, как выражать свои эмоции, как доводить начатое до конца, как понимать прочитанное и брать на себя ответственность.
Существуют исследования, которые доказывают, что время, проведенное в детском доме влияет на когнитивные способности детей. Речь идет не о клинических проблемах: просто все силы ребенка были брошены на выживание, а не на развитие, поэтому ему, например, может быть трудно удерживать абстрактные концепты в памяти. При этом уже через год жизни в семье эти показатели начинают выравниваться. Но даже самые лучшие родители не могут справиться с последствиями дефицитов развития, которые проявляются в трудностях поведения и обучения. В то же время школьные учителя говорят, что ребенок мешает классу. Мостика между родителями, ребенком и школой, кроме психологической и индивидуальной помощи, нет, поэтому мы решили делать образовательный проект, цель которого — восполнить эти дефициты развития. Мы это называем «адаптация к учебной деятельности», но на самом деле речь идет о способности учиться, интересоваться. Я посоветовалась с Людмилой Петрановской (психолог, педагог, занимается психологическими вопросами сирот и приемных детей — Прим. «Цеха»), как лучше поступить, и она сказала: «Отстаньте от детей в детских домах, займитесь приемными детьми, у них те же самые проблемы и уже есть свои взрослые».
В 2016 году, когда я только начинала, мы вели занятия с Катей Габер, создательницей проекта «Читать и не скучать» и Полиной Стружковой, театральным режиссером. С самого начала мы планировали, что проект будет масштабируемым, поэтому все курсы мы писали так, чтобы их мог взять кто-то еще и провести. Мы прошли несколько этапов проверки гипотез и весь 2018 год посвятили поиску таких же сумасшедших, как мы, — которые готовы работать с детьми с трудным поведением. Про нас рассказали друзья, некоторые СМИ, дружественные проекты в своих социальных сетях. В итоге на первый тренинг летом 2018 года пришли 16 человек, из которых остались 11: 8 стали ведущими, 3 — волонтерами.
На тренинге мы рассказываем, как устроена наша методика, каким навыкам мы учим, какие поведенческие и психологические особенности есть у приемных детей. Сейчас мы выстроили четкую трехступенчатую систему отбора ведущих и волонтеров и проводим обучения раз в год. Многие хотят «работать с детками», но не знают, почему, не понимают, что это значит. Нашим участникам нужны безопасные, последовательные взрослые — те, кто подчиняются своим же правилам. Учительница, которая говорит: «Звонок для учителя» — это небезопасный взрослый, взрослый, у которого вся власть, который не уважает меня и мои желания, этот взрослый может делать со мной все, что хочет. Учительница, которая подчиняется звонку, — это безопасный взрослый, с которым у нас есть общее правило. Не все, кто пришел к нам на тренинг, работал раньше в образовании, у всех разный бэкграунд. Мы искали тех, кто мог точно ответить себе на вопрос: «Почему я хочу работать именно с приемными детьми?».
В целом, это обычные ребята, просто им нужно больше времени, чтобы поверить взрослым. Их травматический опыт может проявляться по-разному и быть разрушительным для взрослых. И если ребенок видит, что даже классный, сильный взрослый не может справиться с его или ее опытом, у ребенка не остается никакого шанса этот опыт тоже пережить. Именно поэтому нам так важно убедиться, что у человека, который хочет с нами работать, достаточно ресурсов, и он или она понимает, во что ввязывается. Классно, когда к нам приходят взрослые, которые понимают зачем им с нами работать, любой эгоистичный мотив вызывает у меня меньше вопросов, чем мотив «я хочу спасать детей». Спасать никого не нужно.
Вера Боксер, координатор групп в Москве
До прихода в «Шалаш» у меня не было опыта работы с детьми. Я училась на филологическом факультете МГУ, но не окончила, потому что он казался мне слишком консервативным и неприкладным. Работа с детьми всегда меня привлекала, и я искала интересную возможность, чтобы реализовать себя в этом. Через знакомых я узнала о Полине Стружковой, театральном режиссере и авторе курса по эмоциональному интеллекту в «Шалаше». Я расспросила ее о работе, после чего прошла собеседование и меня взяли на тренинг.
В письме создателям проекта нужно было ответить на вопросы о мотивации, практическом опыте, гуманистических взглядах. «Шалаш» — это проект неформального образования с горизонтальной структурой, где ребенок — не объект, в который нужно заложить знание, а такой же равноправный субъект, как и преподаватель. Чтобы работать в проекте, необходимо разделять эти ценности.
В моей жизни был момент, когда я совсем потеряла интерес к учебе и отстала. Мне жалко, когда то же самое происходит с детьми, у которых просто нет человека, с которым можно поговорить. Сейчас на собраниях, которые мы проводим для приемных родителей, я часто повторяю вслед за Лилей: «Знание мы можем получить и в школе, и в гугле, но как их применять в жизни — там не учат». Любые семейные метаморфозы и потери очень влияют на человека. После таких травм вернуться к какому-то познавательному началу очень сложно. В анкете на собеседовании я написала, что знаю по опыту своих детей, насколько важно увлечь, заинтересовать ребенка.
Когда приемный ребенок приходит в семью, родителям нужно адаптировать его. Важно, чтобы в этот момент любой образовательный процесс был ненавязчивым и дипломатичным, при этом с твердыми правилами и абсолютной безопасностью. Ребенок должен знать, что его никто не обидит. Взрослым тоже нужно научиться работать с детьми и развивать их, даже когда в душе все бурлит и кипит.
Ведущими сразу стали люди с педагогическим опытом. Изначально я не чувствовала себя уверенно и знала, что ведущей пока быть не смогу, но помогала вести занятия сильным и опытным коллегам. Тогда я увидела, как они применяют теоретические знания на практике. Я считаю, что путь волонтера, который я прохожу — это часть моего учебного процесса.
Мне было важно убедиться, что я могу совершать ошибки, но при этом не принесу никому вреда. Самое сложное для меня — следить за временем. Занятия очень динамичные, время кажется мне бесконечным ресурсом. Были моменты, когда у меня ничего не получалось: я сомневалась, хорошо ли я объяснила детям, слышали ли они меня, поняли ли они меня так, как мне хотелось бы. На тренинге у нас был такой образ: мы идем к прекрасному водопаду и ведем за собой детей. Когда дети скажут: «Ого, водопад, клево», — тогда мы достигли своей цели. Так прописаны все наши курсы, важно не упустить на этом пути какую-то ступеньку. Сейчас я веду курс «инфограмотность» — о том, как существовать в потоке информации.
Полученные в «Шалаше» навыки я стала применять и в обычной жизни. Умение правильно давать инструкции помогает мне в общении с детьми и в формулировании любых заданий на работе. Также я отказалась от внутреннего авторитарного режима: мне хочется сказать детям, что я не претендую на абсолютную истину, но несу ответственность за то, что говорю. Мне кажется, это общая черта всех, кто приходит в «Шалаш» — интерес к чужой истине и потребность в развитии.
Елизавета Бабаева, ведущая курсов
Про «Шалаш» мне рассказала подруга: она посоветовала это место для моей приемной дочери. Изучив проект, я поняла, что он уже не для моего взрослого ребенка, но идея мне понравилась. Моей дочери 16 лет, я удочерила ее в три года. Тогда, в начале 2000-х, усыновление очень романтизировали: берешь ребенка, начинаешь его любить и все налаживается. Это совершенно не так. Сейчас уже всем очевидно, что это глубоко травмированные дети, и одной любви не всегда достаточно. В то время не было никакой помощи, и иногда приходилось изобретать велосипед.
Я давно хотела работать с приемными детьми, но не понимала, в каком формате. По образованию я филолог-лингвист, преподаю в МГУ, и с детской психологией никак не связана. Я занималась на курсах в ИРСУ (институт развития семейного устройства Петрановской — Прим. «Цеха»), но они ориентированы на помощь взрослым, которые берут детей.
В «Шалаше» я долгое время ходила на тренинги, где объясняли методику курсов, миссию проекта, давали много теоретической информации. У большей части слушателей было профильное образование, но с приемными детьми до этого не работал никто. Уже после тренингов я видела, что какие-то вещи открывались людям только в прямом общении с детьми. Теоретически очень трудно понять, что такое травма.
На тренировочных занятиях кураторы определяют, кого можно сразу взять в ведущие, а кого — пока в волонтеры. В целом, не все хотят быть ведущими, кому-то нравится позиция волонтера — она чуть мягче по дисциплине. В идеале те взрослые, которые начали работать с группой, должны довести ее до конца. Многие из тех, кто пришел вместе со мной, искали открытый честный проект с очевидными задачами. На тренинги берут всех, уходят люди позже, когда понимают, что сложно совмещать работу в «Шалаше» с другими частями жизни.
Я веду курс «нематематика» — он больше про логику: на уроках математики эти навыки, может быть, и не помогут, но точно понадобятся в жизни. Главная цель всех программ — дать ребенку опыт успешности. У приемных детей очень низкая самооценка, которую нельзя поднять. Ребенок, которого бросили или били, не может понять свою ценность. В наше время все должны быть успешными, но никто не знает, зачем. Взрослые преступно вовлекают детей в парадигму супер успешности: в этой обстановке любым детям очень плохо, а уж травмированным — совсем страшно.
Те, кто приходит в «Шалаш», должны быть готовы с этим столкнуться. Я видела недоумение одной ведущей, которая привыкла работать с мотивированными подростками, готовыми вести диалог. Тут дети ничего не хотели: они боятся, потому что заранее уверены, что у них ничего не получится. Поэтому важно не только научить детей считать в уме, но и сфокусировать их внимание на том, что они молодцы.
У нас был тренинг, на котором нам давали те же задания, что и детям на разных курсах — нужно было на себе почувствовать, как это — быть ребенком. Некоторые взрослые, заняв позицию детей, увязали в своих собственных детских травмах, что небезопасно — он может провалиться в них на занятии.
Для работы в «Шалаше» важно уметь слушать, быть терпеливым и готовым к тому, что ты многого не знаешь. Всему остальному можно научиться. Нам помогают опытные психологи, мы с ними обсуждаем сложные ситуации и проблемы. Главное правило — отказаться от установки «я приду и научу, приду и вылечу». Работая с детьми, человек многое понимает о себе, о мире вокруг. Узнает, что бывают неисправимые травмы, с которыми ребенку сложно жить. Это очень тяжело, но учит смирению.
Думаю, есть некий портрет человека, которого чаще всего можно увидеть в «Шалаше». Это тип людей, разделяющих западные ценности: уважение к человеку, терпимость, желание узнавать что-то новое. Такие люди больше ориентированы на практику, чем на теорию, готовы учиться и получать разнообразные знания и умения. Для них работа в команде с интересными людьми — это больше, чем карьера в отдельно взятом секторе.