Языковой пуризм: как к заимствованным словам относятся в разных культурах

По­че­му за­им­ство­ва­ния воз­ни­ка­ют в лю­бом язы­ке? По­че­му им со­про­тив­ля­ют­ся? Фи­ло­лог-ан­глист Ма­рия Ели­фё­ро­ва от­ве­ча­ет на эти во­про­сы в сво­ей кни­ге «#Пан­та­ло­ны­фра­к­жи­лет» (вы­шла в из­да­тель­стве «Аль­пи­на нон-фикшн»). Ав­тор рас­ска­зы­ва­ет о том, как вза­и­мо­дей­ству­ют язы­ки, и при­во­дит от­лич­ные при­ме­ры из куль­ту­ры, ис­то­рии и ли­те­ра­ту­ры раз­ных стран. «Цех» пуб­ли­ку­ет фраг­мент гла­вы «Шиш­ков, про­сти… О стра­хе пе­ред за­им­ство­ва­ни­я­ми и язы­ко­вом пу­риз­ме».

Каж­дый раз, ко­гда за­хо­дит раз­го­вор о за­им­ство­ва­ни­ях и их роли в язы­ке, с неиз­мен­ным ав­то­ма­тиз­мом воз­ни­ка­ют две ли­те­ра­тур­ные ре­ми­нис­цен­ции. Пер­вая — зна­ме­ни­тое дву­сти­шие из «Ев­ге­ния Оне­ги­на»:

Но пан­та­ло­ны, фрак, жи­лет —

Всех этих слов на рус­ском нет.

Эта фра­за пре­вра­ти­лась в мем еще до изоб­ре­те­ния сло­ва мем (тоже за­им­ство­ва­ния), и я не мог­ла удер­жать­ся, что­бы не про­ци­ти­ро­вать ее в за­гла­вии кни­ги — она за­ме­ча­тель­на имен­но сво­ей опо­зна­ва­е­мо­стью: уви­дев ее, чи­та­тель сра­зу пой­мет, о чем идет речь. Бо­лее про­дви­ну­тые участ­ни­ки об­суж­де­ния темы вспо­ми­на­ют так­же: «Шиш­ков, про­сти: / Не знаю, как пе­ре­ве­сти».

Вто­рой ли­те­ра­тур­ный мем свя­зан как раз с упо­мя­ну­тым Шиш­ко­вым, о ко­то­ром тра­ди­ци­он­но со­об­ща­ет­ся, что он пред­ла­гал пе­ре­име­но­вать ка­ло­ши в мок­ро­сту­пы. Оче­вид­ная эс­те­ти­че­ская и сти­ли­сти­че­ская неле­пость это­го сло­ва ком­мен­та­ри­ев не тре­бу­ет и имен­но по­это­му при­зва­на слу­жить ил­лю­стра­ци­ей неже­ла­тель­ных край­но­стей язы­ко­во­го пу­риз­ма.

К со­жа­ле­нию, при из­ло­же­нии сю­же­та с мок­ро­сту­па­ми ни­кто не ссы­ла­ет­ся на ис­точ­ник. Где и ко­гда А. С. Шиш­ков вы­ска­зал­ся по это­му по­во­ду? В жур­наль­ной ста­тье, в пись­ме, в днев­ни­ке, в част­ной бе­се­де? Если уст­но, то от­ку­да взя­ты эти све­де­ния — из ме­му­а­ров ка­ко­го-то зна­ко­мо­го? В об­щем, за­да­ча непро­стая. О роли Шиш­ко­ва в ли­те­ра­тур­ной жиз­ни пуш­кин­ской эпо­хи и о том, ка­ких взгля­дов он при­дер­жи­вал­ся на рус­ский язык, на­пи­са­на об­сто­я­тель­ная ра­бо­та Ю. Н. Ты­ня­но­ва «Ар­ха­и­сты и Пуш­кин», ко­то­рая и по­ныне очень ав­то­ри­тет­на. Но как раз ис­то­рия с мок­ро­сту­па­ми там от­сут­ству­ет.

Фи­гу­ра Шиш­ко­ва во мно­гом ми­фо­ло­ги­зи­ро­ва­на, как и сама по­ле­ми­ка меж­ду шиш­ко­ви­ста­ми и ка­рам­зи­ни­ста­ми. И надо ска­зать, к ми­фо­ло­ги­за­ции от­ча­сти при­ло­жил руку и сам Шиш­ков, ис­поль­зуя недоб­ро­со­вест­ные при­е­мы по­ле­ми­ки, ко­то­рые мы бы сей­час на­зва­ли бит­вой с бу­маж­ны­ми тиг­ра­ми. Так, со­вре­мен­ный ли­те­ра­ту­ро­вед О. А. Проску­рин уста­но­вил, что в сво­ей по­ле­ми­че­ской ста­тье про­тив ка­рам­зи­ни­стов «Рас­суж­де­ние о ста­ром и но­вом сло­ге» Шиш­ков ци­ти­ро­вал не Ка­рам­зи­на и его по­сле­до­ва­те­лей, а за­бы­то­го ныне гра­фо­ма­на, имев­ше­го мало от­но­ше­ния к ка­рам­зин­ской шко­ле.

Од­на­ко склон­ность к под­ло­гам сыг­ра­ла с Шиш­ко­вым злую шут­ку: по­хо­же, он сам пал жерт­вой кле­ве­ты. В «Рас­суж­де­нии» ни­ка­ких ка­лош и мок­ро­сту­пов не фи­гу­ри­ру­ет. К сча­стью, в наше вре­мя су­ще­ству­ют ин­тер­нет и элек­трон­ные базы дан­ных. По­пыт­ка уточ­нить, где и ко­гда Шиш­ков вы­ска­зал та­кое пред­ло­же­ние, при­ве­ла к неожи­дан­но­му ре­зуль­та­ту: мок­ро­сту­пов в текстах Шиш­ко­ва не об­на­ру­жи­лось!

Ис­точ­ни­ком недо­ра­зу­ме­ния, как вы­яс­ни­лось, яв­ля­ет­ся ре­цен­зия В. Г. Бе­лин­ско­го на сбор­ник «Сто рус­ских ли­те­ра­то­ров», на­пи­сан­ная в 1841 г. (сей­час текст лег­ко най­ти в ин­тер­не­те):

«Нам ска­жут, что яв­ле­ния идеи и сло­ва еди­но­вре­мен­ны, ибо ни сло­во без идеи, ни идея без сло­ва ро­дить­ся не мо­гут. Оно так и бы­ва­ет; но что же де­лать, если пи­са­тель по­зна­ко­мил­ся с иде­ею чрез ино­стран­ное сло­во? — При­ис­кать в сво­ем язы­ке или со­ста­вить со­от­вет­ству­ю­щее сло­во? — Так мно­гие и пы­та­лись де­лать, но немно­гие успе­ва­ли в этом. Сло­во круг во­шло и в гео­мет­рию как тер­мин, но для квад­ра­та не на­шлось рус­ско­го сло­ва, ибо хотя каж­дый квад­рат есть чет­ве­ро­уголь­ник, но не вся­кий чет­ве­ро­уголь­ник есть квад­рат; а за­ме­нить хор­ду ве­рев­кою ни­ко­му, ка­жет­ся, и в го­ло­ву не вхо­ди­ло. Сло­во мок­ро­сту­пы очень хо­ро­шо мог­ло бы вы­ра­зить по­ня­тие, вы­ра­жа­е­мое со­вер­шен­но бес­смыс­лен­ным для нас сло­вом га­ло­ши; но ведь не на­силь­но же за­ста­вить це­лый на­род вме­сто га­ло­ши го­во­рить мок­ро­сту­пы, если он это­го не хо­чет. Для рус­ско­го му­жи­ка сло­во ку­чер — пре­рус­ское сло­во, а воз­ни­ца та­кое же ино­стран­ное, как и ав­то­ме­дон. Для идеи сол­да­та, квар­ти­ры и кви­тан­ции даже и у му­жи­ков нет бо­лее по­нят­ных и бо­лее рус­ских слов, как сол­дат, квар­ти­ра и кви­тан­ция. Что с этим де­лать?»

Как мы ви­дим, Бе­лин­ский не ци­ти­ру­ет сло­ва Шиш­ко­ва — он па­ро­ди­ру­ет его под­ход к язы­ку, пред­ла­гая скон­стру­и­ро­вать сло­во мок­ро­сту­пы. Он и не утвер­жда­ет, буд­то Шиш­ков при­ду­мал это сло­во. На мо­мент, ко­гда пи­са­лась ре­цен­зия, Шиш­ков был уже мертв, а по­ле­ми­ка шиш­ко­ви­стов с ка­рам­зи­ни­ста­ми ото­шла в об­ласть ис­то­рии ли­те­ра­ту­ры. Но по­сле­ду­ю­щие по­ко­ле­ния ис­тол­ко­ва­ли этот текст как пря­мое сви­де­тель­ство о язы­ко­твор­че­ских экс­пе­ри­мен­тах Шиш­ко­ва.

Рас­про­стра­нил­ся этот миф, по-ви­ди­мо­му, бла­го­да­ря В. П. Аве­на­ри­усу, ав­то­ру бел­ле­три­зи­ро­ван­ной био­гра­фии Пуш­ки­на. Для Аве­на­ри­уса, ко­то­рый на мо­мент смер­ти Шиш­ко­ва был двух­лет­ним мла­ден­цем, а Пуш­ки­на и во­все не за­стал, эта эпо­ха — что-то из об­ла­сти ми­фов и ле­генд. Он и об­ра­ща­ет­ся с ней как с ми­фом.

Так что, Шиш­ков, про­сти. В мок­ро­сту­пах ты не по­ви­нен. Язы­ко­вой пу­ризм, од­на­ко, вполне ре­аль­ная вещь, и су­ще­ству­ет стра­на, в ко­то­рой по ча­сти вы­ду­мы­ва­ния слов пе­ре­ще­го­ля­ли Шиш­ко­ва. Речь идет об Ис­лан­дии. Ис­то­ри­че­ски про­цент за­им­ство­ван­ных слов в ис­ланд­ском язы­ке все­гда был ни­зок, а по­сле об­ре­те­ния стра­ной неза­ви­си­мо­сти их при­ня­лись це­ле­на­прав­лен­но из­го­нять, при­ду­мы­вая им за­ме­ны на мест­ной ос­но­ве. Об­ра­тим­ся к круп­ней­ше­му зна­то­ку ис­ланд­ско­го язы­ка — М. И. Стеб­ли­ну-Ка­мен­ско­му:

«Огром­ное боль­шин­ство ис­ланд­ских но­во­об­ра­зо­ва­ний — это слож­ные сло­ва, со­став­лен­ные из двух, реже из трех и боль­ше слов, су­ще­ство­вав­ших в язы­ке и рань­ше. Та­кое слож­ное сло­во неред­ко пред­став­ля­ет со­бой пе­ре­вод гре­че­ских или ла­тин­ских эле­мен­тов, из ко­то­рых со­сто­ит ино­стран­ное сло­во, обо­зна­ча­ю­щее дан­ное по­ня­тие. Дру­ги­ми сло­ва­ми, та­кое слож­ное сло­во неред­ко каль­ки­ру­ет со­от­вет­ству­ю­щее ино­стран­ное сло­во, со­сто­я­щее из гре­че­ских или ла­тин­ских эле­мен­тов. Од­на­ко в то вре­мя как в язы­ке, из ко­то­ро­го это сло­во за­им­ство­ва­но, его „внут­рен­няя фор­ма“ (т. е. его эти­мо­ло­ги­че­ский со­став) по­нят­на толь­ко тому, кто зна­ет клас­си­че­ские язы­ки, в ис­ланд­ском она по­нят­на лю­бо­му ис­ланд­цу. Дру­ги­ми сло­ва­ми, у та­ко­го ис­ланд­ско­го но­во­об­ра­зо­ва­ния жи­вая внут­рен­няя фор­ма. Так, на­при­мер, го­во­ря­щий на рус­ском язы­ке, как пра­ви­ло, не зна­ет, что сло­во „кос­мо­навт“ вос­хо­дит к гре­че­ским сло­вам kós­mos „мир, небо“ и naútēs „мо­ре­пла­ва­тель“; „ме­тео­ро­ло­гия“ — к гре­че­ским metéōra „небес­ные яв­ле­ния“ и ló­gos „сло­во“; „мик­ро­скоп“ — к гре­че­ским mikrós „ма­лень­кий“ и skopeĩn „смот­реть“; „про­гресс“ — к ла­тин­ским pro- „впе­ред“ и gres­sus „ша­га­нье, ходь­ба“. Меж­ду тем вся­ко­му ис­ланд­цу по­нят­но, что geim­fari „кос­мо­навт“ про­ис­хо­дит от geimur „небес­ное про­стран­ство“ и fari „ез­док“, veðurfræði „ме­тео­ро­ло­гия“ — от veður „по­го­да“ и fræði „зна­ние“, smásjá „мик­ро­скоп“ — от smár „ма­лень­кий“ и sjá „смот­реть“, fram­sókn „про­гресс“ — от fram „впе­ред“ и sókn „про­дви­же­ние, на­ступ­ле­ние“. Ча­сто, од­на­ко, пе­ре­вод ком­по­нен­тов ино­стран­но­го сло­ва да­ле­ко не бук­ва­лен: ком­по­нен­ты ис­ланд­ско­го сло­ва неред­ко опи­сы­ва­ют по­ня­тие бо­лее пол­но или бо­лее об­раз­но, чем гре­че­ские или ла­тин­ские ком­по­нен­ты со­от­вет­ству­ю­ще­го ино­стран­но­го сло­ва <…>».

Чув­ству­ет­ся лег­кая за­висть рус­ско­го ав­то­ра к ис­ланд­цам, ко­то­рым уда­лось то, что не уда­лось Шиш­ко­ву. Хотя при­дир­чи­вый язы­ко­вед за­ме­тил бы, что, на­при­мер, сло­во dreki «дра­кон» — за­им­ство­ва­ние из гре­че­ско­го, и то­гда уж сле­до­ва­ло бы ис­поль­зо- вать ис­кон­ное ис­ланд­ское or­mur (но вот беда, у него так­же есть зна­че­ние «чер­вяк», со­всем непод­хо­дя­щее для тан­ка).

При­вер­жен­ца­ми язы­ко­во­го пу­риз­ма про­яв­ля­ют себя в наше вре­мя фран­цу­зы, столк­нув­ши­е­ся с бес­пре­це­дент­ной си­ту­а­ци­ей — во вто­рой по­ло­вине про­шло­го века в их язык хлы­нул по­ток ан­глий­ских слов. До это­го за­им­ство­ва­ния шли по­чти ис­клю­чи­тель­но в об­рат­ном на­прав­ле­нии. Фран­цу­зы чув­ство­ва­ли себя за­ко­но­да­те­ля­ми моды в куль­ту­ре, а ан­гли­чан рас­смат­ри­ва­ли как вар­ва­ров и пре­се­ка­ли вся­кие по­полз­но­ве­ния ино­род­цев на кор­ню. Так в 1829 г. за по­пыт­ку по­ста­вить в од­ном из па­риж­ских те­ат­ров неадап­ти­ро­ван­ную вер­сию пье­сы Шекс­пи­ра ак­те­ров чуть не по­би­ли — на­столь­ко за­де­ты ока­за­лись пред­став­ле­ния па­ри­жан о вы­со­кой куль­ту­ре (ни­че­го не на­по­ми­на­ет, до­ро­гой чи­та­тель?). И вдруг роль за­ко­но­да­те­лей моды пе­ре­хва­ти­ли не толь­ко ан­гли­чане, но и, о ужас, аме­ри­кан­цы! На­ци­ей овла­де­ла идея, что фран­цуз­ский язык надо сроч­но спа­сать. Ука­зом от 3 июля 1996 г. была со­зда­на Ге­не­раль­ная ко­мис­сия по тер­ми­но­ло­гии и нео­ло­гиз­мам, ко­то­рая тут же при­ня­лась бо­роть­ся с за­им­ство­ва­ни­я­ми. Я то­гда учи­лась в стар­ших клас­сах шко­лы, в ко­то­рой вто­рым ино­стран­ным язы­ком был фран­цуз­ский. Это и в са­мом деле неза­бы­ва­е­мый опыт — в од­но­ча­сье узнать, что те­перь нуж­но учить но­вые фран­цуз­ские сло­ва вме­сто тех, ко­то­рые вы зна­е­те по учеб­ни­ку!

Осо­бую нена­висть фран­цуз­ских пу­ри­стов по­че­му-то вы­зы­ва­ло сло­во «ком­пью­тер» (com­pu­teur), ко­то­рый с тех пор офи­ци­аль­но пред­пи­са­но име­но­вать «ор­ди­на­то­ром» (or­di­na­teur). Сло­во or­di­na­teur в зна­че­нии «ком­пью­тер» по­яви­лось как ми­ни­мум с 1955 г., но мно­гие но­си­те­ли фран­цуз­ско­го язы­ка пред­по­чи­та­ли го­во­рить com­pu­teur. Неко­то­рые про­дол­жа­ют со­про­тив­лять­ся но­во­вве­де­нию и сей­час: в са­мом деле, не на­зы­вать же ком­пью­тер­ную му­зы­ку «ор­ди­на­тор­ной».

Иро­ния си­ту­а­ции за­клю­ча­ет­ся в том, что ан­глий­ское сло­во com­puter — срав­ни­тель­но позд­нее ла­тин­ское за­им­ство­ва­ние, о чем мож­но до­га­дать­ся по его фор­ме и зву­ча­нию. Оно об­ра­зо­ва­но от гла­го­ла to com­pute, то есть непо­сред­ствен­но пе­ре­не­сен­но­го в ан­глий­ский язык ла­тин­ско­го com­putare «вы­чис­лять». Так что не очень ясно, чем «ком­пью­тер» хуже «ор­ди­на­то­ра» — та­ко­го же ла­тин­ско­го за­им­ство­ва­ния.

Вме­сте с тем фран­цу­зы по­че­му-то не воз­ра­жа­ют про­тив слов «бур­жуа» (bour­geois, от гер­ман­ско­го burg, «го­род»; ср. англ.bor­ough, Ed­in­burgh), «си­ний» (bleu, англ. blue) или «пиво» (bière, англ. beer). Это несо­мнен­ные за­им­ство­ва­ния, хотя и очень дав­ние, вос­хо­дя­щие к эпо­хе древ­них фран­ков. При­дир­чи­вый линг­вист, ко­неч­но, на­звал бы их не за­им­ство­ва­ни­я­ми, а суб­стра­том — они оста­лись с тех пор, как древ­ние фран­ки пе­ре­шли на на­род­ную ла­тынь, но со­хра­ни­ли кое-ка­кие сло­ва из сво­е­го преж­не­го язы­ка. За­ме­тим, их нефран­цуз­ское про­ис­хож­де­ние все еще оче­вид­но: они лег­ко узна­ют­ся в сло­вах гер­ман­ских язы­ков с теми же зна­че­ни­я­ми, в том чис­ле в ан­глий­ском. Но го­не­ний на них ни­кто не устра­и­ва­ет. Все это на­во­дит на мысль, что наше вос­при­я­тие субъ­ек­тив­но и то­ро­пить­ся с вы­во­да­ми о том, за­им­ство­ва­но ли сло­во и пор­тит ли оно язык, не сто­ит.

По­про­буй­те опре­де­лить, ка­кие сло­ва из это­го спис­ка яв­ля­ют­ся за­им­ство­ва­ни­я­ми:

Пра­виль­ный от­вет — все. Вне со­мне­ния, лю­бой чи­та­тель сра­зу вы­ло­вит ме­не­дже­ра, мо­ни­тор, мер­чан­дай­зинг и ил­лю­стра­цию, кое-кто вспом­нит из учеб­ни­ка, что сун­дук и бо­га­тырь — тюрк­ско­го про­ис­хож­де­ния, но да­ле­ко не каж­до­му из­вест­но, что шап­ка, вино, бу­ма­га и кни­га — тоже за­им­ство­ва­ния. Шап­ка род­ствен­на фран­цуз­ско­му cha­peau (с тем же зна­че­ни­ем) и вос­хо­дит к ла­тин­ско­му cappa «го­лов­ной убор»; вино — от ла­тин­ско­го vinum; бу­ма­га про­ис­хо­дит от тюрк­ско­го pa­muk «хло­пок» (да-да, это рас­те­ние — од­но­фа­ми­лец пи­са­те­ля Ор­ха­на Па­му­ка); даже при­выч­ная нам кни­га вос­хо­дит к ки­тай­ско­му, хотя точ­ные пути про­ник­но­ве­ния это­го сло­ва в сла­вян­ские язы­ки еще не уста­нов­ле­ны.

Од­на­ко ре­ак­цию эти сло­ва вы­зы­ва­ют раз­ную. Ни­ко­му не при­хо­дит в го­ло­ву во­е­вать со сло­ва­ми кни­га или бу­ма­га. Даже ил­лю­стра­ция, хотя ее ино­стран­ный об­лик оче­ви­ден, воз­ра­же­ний не вы­зы­ва­ет. А вот мер­чан­дай­зинг по­чти на­вер­ня­ка вы­зо­вет на­сто­ро­жен­ность: что это еще, мол, при­ду­ма­ли?