«В делах любви взрослые — те же младенцы». Как тип привязанности определяет будущее наших отношений
«По типу привязанности взрослые делятся примерно в той же пропорции, что и годовалые младенцы»
Американский научный журналист Джона Лерер написал «Книгу о любви» (вышла в издательстве Corpus) о том, что люди думают об этом чувстве, как они его испытывают и выражают. Это не просто размышления эрудированного человека — Лерер опирается на данные клинической психологии, медицины, анализирует художественную литературу и сайты знакомств. «Цех» публикует фрагмент из главы «Долго и счастливо».
Прежде чем углубляться в размышления, давайте рассмотрим один малоизвестный факт: никогда еще длительные близкие отношения не ценились так высоко, как в наше время. Казалось бы, спорное заявление, ведь мы живем в эпоху легких разводов, сайтов знакомств и случайных связей. Но это правда. По одной простой причине: число наших социальных связей, за исключением отношений с любимыми, постоянно уменьшается. (То, что круг общения современного человека сужается, несмотря на «друзей» в социальных сетях, заставляет задуматься, много ли добра приносит нам жизнь онлайн.)
Миллер Макферсон, социолог из университета Аризоны и университета Дюка, изучает изменение социальных привычек человечества много лет. В частности, он предпринял попытку повторить исследование 1985 года, в котором интервьюеры лично опросили 1531 американца. Среди прочих им задавали и такой вопрос: «Время от времени люди обсуждают важные темы с другими людьми. С кем вы обсуждали вопросы, имеющие для вас большую важность, за последние шесть месяцев?»
В 2004 году Макферсон и его сотрудники задали тот же вопрос новой выборке испытуемых. Результаты потрясли их: почти по всем категориям число людей, с которыми люди готовы обсуждать важные вопросы, уменьшилось. Если в 1985 году 26,1% опрошенных говорили на существенные темы с «членами свой группы», например церковного прихода, то в 2004‐м это делали уже всего 11,8%; 18,5% испытуемых в 1985 году беседовали о важном с соседями — двадцать лет спустя доля таких людей сократилась до 7,9%. Даже дружба, похоже, постепенно обесценивается, поскольку доля людей, обсуждающих важные для них вопросы с друзьями, упала примерно на 23%.
Эти данные подтверждаются и другими исследованиями. Например, социолог Роберт Патнэм использовал данные опросов о стиле жизни, которые регулярно проводит рекламное агентство DDB Needham. Результаты опросов говорят, что в 1970‐х супружеские пары принимали друзей у себя дома в среднем 15 раз в год. К концу 1990‐х число таких встреч сократилось до восьми в году, что означает «падение на 45% всего за два десятилетия».
Как же нам удается обходиться почти без друзей? Очень просто: мы перекладываем их «функции» на своих партнеров. При том, что по результатам опроса американцы все меньше говорят на важные темы с друзьями, коллегами, братьями, сестрами, родителями и членами сообществ, они все больше говорят об этом с супругами. (По сравнению с 1985 в 2004 году почти вдвое больше респондентов заявили, что могут обсуждать серьезные вопросы только со своим мужем или женой.) По мнению социологов, мы все чаще обращаемся за советом и поддержкой к своим спутникам жизни. Наша «дискуссионная сеть для обсуждения важнейших вопросов» зачастую состоит из единственной ячейки.
Такое истончение социальных связей ставит нас в рискованное положение, ведь получается, что, когда нам требуется любовь и поддержка, мы всецело зависим от одного человека. Учитывая высокий процент разводов — в последние 13 лет он колеблется в пределах от 35 до 45% — такая зависимость выглядит весьма опрометчивой. Разве не лучше в таком случае жить одному? Привыкнуть полагаться только на себя? Монтень сравнивал брачные узы с клетками: «Птицы, находящиеся на воле, отчаянно стремятся проникнуть в них; те же, которые сидят взаперти, так же отчаянно стремятся выйти наружу».
Но у этой зависимости есть и положительная сторона: в семьях, которые вопреки всему не распались, отношения между супругами более близкие, чем когда‐либо в истории. Каким‐то образом им удается сохранить любовь: они регулярно занимаются сексом с лучшим другом. (Тот же Монтень позже признал: «Если вступать в него [в брак] обдуманно и соответственно относиться к нему, то в нашем обществе не найдется, пожалуй, лучшего установления».)
Конечно, трудно определить, сколько людей счастливы в браке; авторы одного исследования, проведенного в последние годы, утверждают, что около 40% супружеских пар, живущих вместе больше десяти лет, «все еще испытывают друг к другу сильные нежные чувства», — но можно сказать наверняка: такой близости, какая сегодня существует в семьях со стажем, не существовало за всю историю человечества.
Психолог Кристин Прулкс из университета Миссури недавно провела метаанализ девяноста трех исследований и установила, что за последние десятилетия преимущества счастливого брака стали более ощутимыми: любовь в семье теперь даже больше способствует «личному благополучию» супругов. С конца 1970‐х роль счастливого брака в общей удовлетворенности жизнью возросла вдвое. Романтическая любовь по-прежнему дело рискованное, можно поставить на карту все и проиграть, но зато выигрыш по-настоящему бесценен.
26 июля 1985 года психологи Синди Хазан и Филипп Шейвер, работавшие на тот момент в Денверском университете, опубликовали в газете Rocky Mountain News анкету, которая навсегда изменила научное представление о любви. Анкета состояла из девяноста пяти вопросов, касающихся «самых важных» для человека отношений. Многие вопросы были об интимных деталях: «Ощущали ли вы сексуальное влечение к своему партнеру?», «Как часто вам доводилось испытывать сильную ревность?» Но в самой важной части анкеты участников опроса просили ответить, какое из трех утверждений лучше всего описывает их отношение к любви:
- Я довольно легко схожусь с людьми, и мне комфортно в ситуации, когда я завишу от партнера или партнер зависит от меня. Я не боюсь, что меня бросят или что наши отношения станут слишком близкими.
- Я не люблю подпускать людей к себе слишком близко. Мне трудно полностью доверять им, полагаться на них. Когда отношения становятся слишком тесными, я начинаю нервничать. Мои партнеры часто жалуются, что я не подпускаю их к себе так близко, как им бы хотелось.
- Я чувствую, что люди отвергают мои попытки сблизиться с ними в той мере, в какой мне бы хотелось. Я часто боюсь, что мой партнер не любит меня или готов бросить. Мне хотелось бы полностью раствориться в другом человеке, но это мое желание отпугивает людей от меня.
Этот простой опрос был составлен, чтобы проверить революционную гипотезу: Хазан и Шейвер задумали изучить отношения между взрослыми людьми с позиций теории привязанности. Выбирая одно из утверждений, читатели газеты на самом деле отвечали на вопрос, какой тип привязанности сформировался у них. Это позволяло ученым отнести их к одной из трех категорий, первоначально разработанных для классификации поведения годовалых младенцев.
Первое утверждение соответствует надежной привязанности. Второе — избегающей. Третий вариант выбирают люди с сопротивляющимся типом привязанности, для которого Хазан и Шейвер подобрали новое название — тревожный/противоречивый. Проанализировав 620 анкет, Хазан и Шейвер обнаружили, что по типу привязанности взрослые делятся примерно в той же пропорции, что и годовалые младенцы в первых экспериментах Айнсворт. И среди детей, и среди взрослых чуть больше половины имели надежный тип привязанности, остальные — либо избегающий, либо тревожный. И это не просто статистическое совпадение. Хазан и Шейвер утверждали, что тип привязанности отражает свойственный людям стиль поведения в отношениях с близкими, что и то и другое определяется одними и теми же противоречиями и тенденциями.
Большинство взрослых, состоящих в долговременных отношениях, утверждали, что благодаря этим отношениям они чувствуют себя спокойнее и увереннее, что партнеры поддерживают их в трудных обстоятельствах. (Это обычно является признаком надежной привязанности.) Другие отвечали, что стараются избегать тесных отношений и бегут без оглядки, стоит кому‐то нарушить их границы. (Избегающий тип.) А есть люди, которые не признают никаких границ, прилипчивые и ревнивые, живущие в постоянном страхе оказаться брошенными. (Это симптомы сопротивляющейся или тревожной привязанности. Среди женщин такой тип чуть более распространен, чем среди мужчин.) Каждый раз, когда мы испытываем подобные трудности, нам кажется, что наша трагедия единственная и неповторимая. Но теория привязанностей позволяет обнаружить истинную подоплеку всех любовных неудач. В делах любви взрослые — те же младенцы, только выучившееся говорить и пользоваться кредитками.
Стоит взглянуть на романтические отношения с точки зрения теории привязанности, как параллели становятся очевидны. Точно так же, как новоиспеченная мать не может оторваться от своего малыша, влюбленные в начале отношений часами воркуют наедине, не разжимая объятий. (Боулби звал это стремлением к близости; у взрослых это называется свиданиями.) Они держатся за руки, смотрят в глаза друг другу и чрезмерно сюсюкают: «ты мой сладкий», «крошка» и т. п. Даже биохимия частично совпадает: гормон окситоцин, который, как считается, отвечает за формирование близких связей, в больших количествах поступает в кровь и во время кормления грудью, и во время секса.
Но наиболее убедительно гипотеза подтвердилась, когда Шейвер и его коллеги стали изучать, как тип привязанности сказывается на реальных отношениях у взрослых.
Оказалось, что люди с надежной привязанностью, как правило, счастливы в браке. Как следствие, их отношения длятся дольше, в среднем около десяти лет, тогда как у людей с ненадежной привязанностью этот показатель составляет от 4,9 до 6 лет — и среди них гораздо реже случаются разводы. Они испытывают бóльшую близость с партнером, чаще занимаются сексом и реже ссорятся в моменты «кризиса в отношениях».