Английский социолог Джоан Энтуисл в книге «Модное тело» («НЛО») предлагает взглянуть на современное общество сквозь призму одежды. Анализируя исторические, социальные и антропологические функции моды в культуре, автор показывает, что мода играет решающую роль в формировании современной идентичности — через тело, гендер и сексуальность.
Мода и гендер
По словам Э. Уилсон, «одержимая гендером, мода устанавливает и переустанавливает гендерные границы» (Wilson 2007: 117). И хотя может показаться, что сегодняшние модные стили более андрогинны, даже одежда в стиле унисекс отмечена печатью этой непреодолимой одержимости. В действительности мода на андрогинность служит еще одним показателем того, до какой степени мода любит манипулировать гендерными границами и обыгрывать тему половых различий. Эта одержимость находит воплощение в вещах, которые мужчины и женщины носят в повседневной жизни, а это, помимо прочего, указывает на то, что обозначение гендерных различий входит в список наших повседневных забот. Сегодня во многих ситуациях к одежде предъявляются особые требования — она должна не только соответствовать случаю, но и быть типично женской или мужской (в зависимости от пола того, кто ее носит).
Одежда настолько акцентирует внимание на половой принадлежности, что обычно мы с первого взгляда понимаем, мужчина перед нами или женщина. Как замечает Э. Вудхаус,
Этот процесс дифференциации начинается очень рано: младенцев, чей пол, как правило, невозможно определить с первого взгляда, очень часто наряжают в такую одежду, чтобы ее цвет, текстура и стиль недвусмысленно оповещали окружающих об их половой принадлежности. Подобные практики имеют свои особенности в разных культурных и исторических контекстах. К примеру, обычные для нас ассоциации: розовый цвет — девочкам, голубой — мальчикам — относительно недавнее изобретение. Как пишет М. Гарбер, «в первые годы XX века, до начала Первой мировой войны, мальчики носили розовый („цвет более сильный и определенный“, если верить рекламным проспектам того времени), тогда как девочкам предназначался голубой (якобы более „деликатный“ и „утонченный“)» (Garber 1992: 1).
То, что теперь мы считаем естественным обратное, означает лишь одно: подобные обозначения гендерных различий носят произвольный характер. Встречая кого-то впервые в жизни, «мы думаем, что видим, какого этот человек пола, но фактически это не так. Мы видим лишь его/ее гендерный облик и предполагаем, что это точное обозначение его/ее половой принадлежности» (Woodhouse 1989: 1). Таким образом, мы склонны верить своим глазам даже несмотря на то, что люди довольно часто прибегают к кросс-гендерному переодеванию и при этом могут выглядеть весьма убедительно.
Практики одевания поднимают на поверхность скрытую в теле сексуальность, привлекая внимание к физическим различиям между мужчинами и женщинами, которые иначе могли бы оставаться незамеченными. Тело так часто выходит на первый план благодаря одежде, что мы привыкаем воспринимать как нечто само собой разумеющееся тот факт, что в пиджаке мужские плечи кажутся еще более широкими, а декольте делает шею женщины длиннее и утрирует форму ее груди.
Однако одежда не просто привлекает внимание к телу и подчеркивает физические признаки различий. Она работает на тело, наполняя его значениями; благодаря ей на теле образуются культурные слои, которые так тесно прилегают к нему, что мы ошибочно принимаем их за естественные. И во многих случаях предметы одежды не выставляют тело напоказ таким, какое оно есть, но приукрашивают его. К примеру, классический мужской костюм не просто повторяет очертания мужского тела, расставляя акценты так, чтобы подчеркнуть его отличия от женского тела, но добавляет телу маскулинности.
Примерно до 1950-х годов переход из отрочества во взрослую жизнь был отмечен тем, что вчерашний мальчик сбрасывал с себя короткие штанишки и надевал полноценные брюки, которые превращали его в мужчину. Одежда настолько значима для восприятия тела, что может указывать на половые различия даже в отсутствие тела как такового. Так, юбка может олицетворять женщину, и иногда само это слово используется вместо слова «женщина» (правда, тогда оно приобретает оскорбительный оттенок); и точно так же брюки могут олицетворять мужчину.
Самый грубый пример такой метафоричности постоянно находится у нас перед глазами — это значки на дверях общественных уборных: практически всегда, без вариантов, мужчина изображен на них в брючном костюме, а женщина в юбке. Тот факт, что многие женщины носят брюки, не препятствует правильному истолкованию этих значков — как бы ни была одета женщина, она войдет в дверь с изображением фигурки в юбке, потому что символические обозначения создаются исходя из того, с какими предметами одежды чаще и прочнее всего ассоциируются женщины и мужчины, и не важно, как они одеваются на самом деле (Garber 1992). В данном случае одежда является единственным показателем различий между мужским и женским.
Гендерные коннотации, которые несут на себе некоторые предметы одежды, настолько сильны, что могут затмевать собой настоящее биологическое тело; расхожая фраза «штаны в этой паре/семье/конторе носит она» указывает на то, что женщина доминирует в отношениях, поэтому к ней относится характеристика, обычно ассоциирующаяся с мужчиной. Здесь под словом «штаны» подразумевается некая типично мужская роль или мужской стереотип поведения.
Из этих примеров видно, что, имея дело с одеждой, мы покидаем область грубых биологических фактов и перемещаемся в область культуры, где занимаем прочную позицию. Одежда — один из самых точных и доходчивых примеров, с помощью которого можно показать и объяснить, каким образом тело сопряжено с гендером и что делает его феминным или маскулинным. Поэтому любые рассуждения о феномене моды должны затрагивать вопрос о том, какие средства мода использует для обозначения различий между двумя полами, мужским и женским, и как она наделяет одежду/тело коннотациями маскулинности и феминности.
Учитывая, что представления о маскулинности и феминности связаны не только с половыми различиями, но и с сексуальностью, не составляет труда понять, что существует тесная взаимосвязь между вписанными в одежду гендерными кодами и представлениями о сексуальности. Как утверждает Дж. Батлер (Butler 1990; Butler 1993), невозможно понять, что такое гендер, не рассмотрев процесс формирования сексуальности сквозь призму вынужденной гетеросексуальности.
