СММ, «Зинзивер», биполярка. Почему «Евгений Онегин» куда ближе к нам, чем кажется

Жур­на­лист и ав­тор те­ле­грам-ка­на­ла о кни­гах Илья Кли­шин уже раз­би­рал в об­щем, за­чем чи­тать ху­до­же­ствен­ную ли­те­ра­ту­ру в век, ко­гда вы­со­ко­эф­фек­тив­ные люди пред­по­чи­та­ют мо­ти­ви­ру­ю­щие кни­ги и нон-фикшн. Те­перь он ре­шил про­ве­рить свои тео­ре­ти­че­ские вы­клад­ки на прак­ти­ке. Спе­ци­аль­но для «Цеха» он бу­дет пе­ре­чи­ты­вать клас­си­ку школь­ной про­грам­мы по ли­те­ра­ту­ре. И на­хо­дить ве­со­мые ар­гу­мен­ты за то, что­бы это сде­ла­ли и все осталь­ные. Во вто­ром ма­те­ри­а­ле се­рии Илья разо­брал «Ев­ге­ния Оне­ги­на».

Нач­ну с оче­вид­но­го. Как и по­чти все «зо­ло­тые» хиты рус­ской ли­те­ра­ту­ры, «Оне­ги­на» сей­час чи­та­ют по­чти что ис­клю­чи­тель­но дети по учеб­ной необ­хо­ди­мо­сти. И дай бог, если чи­та­ют в ори­ги­на­ле, а не про­бе­га­ют на­ис­ко­сок в крат­ком со­дер­жа­нии (фа­бу­ла это­го ро­ма­на в сти­хах, кста­ти очень ко­рот­ка и вы, ско­рее все­го, ее и так помни­те).

Пре­по­да­ва­ние ли­те­ра­ту­ры в на­ших шко­лах, как из­вест­но, ужас­но за­ре­гу­ли­ро­ва­но. Дав­но из­вест­но, кто был лиш­ний че­ло­век, а кто не очень, кто луч, а кто тем­ное цар­ство. На­шлось там, ко­неч­но, ме­сто и Ев­ге­нию Оне­ги­ну. Вме­сте с Чац­ким и Пе­чо­ри­ным они за­ни­ма­ют нишу ску­ча­ю­щих ро­ман­ти­че­ских ге­ро­ев, воз­ник­ших в под­ра­жа­ние Бай­ро­ну.

У сред­не­го школь­ни­ка в Рос­сии неиз­беж­но воз­ни­ка­ет ощу­ще­ние, что ску­ча­ли и пре­да­ва­ли себя ме­лан­хо­лии ис­клю­чи­тель­но дво­ряне в пер­вой по­ло­вине XIX века, а по­том, зна­е­те, как-то все пе­ре­ста­ли гру­стить.

Та­кое ло­бо­вое, док­три­нер­ское про­чте­ние по­про­сту обес­смыс­ли­ва­ет ро­ман, пре­вра­щая его в пы­ля­щий­ся му­зей­ный экс­по­нат. К чему, ска­жи­те, чи­тать о ти­па­жах, ко­то­рых боль­ше нет. Раз­ве что вы очень лю­би­те сти­хи ям­бом. Или живо ин­те­ре­су­е­тесь цар­ство­ва­ни­я­ми Алек­сандра I и Ни­ко­лая I. Ну а если нет, то сто­ит ли до­ста­вать с пол­ки то­мик Пуш­ки­на по­сле тя­же­ло­го дня в офи­се.

Но да­вай­те по­смот­рим на дело с несколь­ко дру­гой сто­ро­ны.

Да, дей­стви­тель­но во вре­ме­на на­пи­са­ния «Оне­ги­на» на сме­ну клас­си­циз­му при­шел ро­ман­тизм — в по­э­зии и в куль­ту­ре шире. Это про­ис­хо­ди­ло во всей Ев­ро­пе, и Бай­рон со сво­им «Чайльд Га­роль­дом» и прав­да был од­ним из флаг­ма­нов но­вой моды. Моды на ску­ча­ние и на юно­ше­скую ста­рость души, на дра­ма­тич­ный па­фос и ме­лан­хо­ли­че­скую блед­ность.

Но ведь и те­перь, надо при­знать, есть опре­де­лен­ная, кхм, мода на ин­тро­спек­цию в нездо­ро­вом из­во­де — про­ще го­во­ря, на по­иск у себя пси­хо­ло­ги­че­ских бо­ля­чек по­страш­нее, пси­хо­те­ра­пев­та по­до­ро­же и ан­ти­де­прес­сан­тов по­тош­нот­нее. Что ни­как не от­ме­ня­ет того, что мно­гие люди и те­перь, и во вре­ме­на Пуш­ки­на дей­стви­тель­но жи­вут, а то и вы­жи­ва­ют с ды­рой эк­зи­стен­ци­аль­но­го кри­зи­са внут­ри, с тре­вож­ны­ми рас­строй­ства­ми до тря­суч­ки, с па­ни­че­ски­ми ата­ка­ми по­сре­ди ули­цы и про­чей от­нюдь некар­тин­ной де­прес­си­ей.

Если в ро­мане и ис­кать ка­ри­ка­ту­ру на ро­ман­ти­че­скую моду, то это ско­рее Вла­ди­мир Лен­ской, а не Ев­ге­ний Оне­гин. Юный ли­бе­рал при­е­хал в рус­скую де­рев­ню из про­грес­сив­но­го за­пад­но­го вуза и пи­шет ба­наль­ные па­те­ти­че­ские сти­хи в та­ком роде:

Куда, куда вы уда­ли­лись,
Вес­ны моей зла­тые дни?

Пуш­кин от­кро­вен­но по­сме­и­ва­ет­ся над та­ким ро­ман­тиз­мом. И ни­чуть не дает по­во­дов со­мне­вать­ся в ис­крен­ней глу­бине ду­шев­ной по­дав­лен­но­сти ге­роя глав­но­го — Оне­ги­на.

Недуг, ко­то­ро­го при­чи­ну
Дав­но бы отыс­кать пора,
По­доб­ный ан­глий­ско­му спли­ну,
Ко­ро­че: рус­ская ханд­ра
Им овла­де­ла по­не­мно­гу;
Он за­стре­лить­ся, сла­ва богу,
По­про­бо­вать не за­хо­тел,
Но к жиз­ни во­все охла­дел.

Сло­во «де­прес­сия» не упо­треб­ля­лось в рус­ской ли­те­ра­ту­ре до на­ча­ла два­дца­то­го века, но речь, оче­вид­но, о ней:

Ни сплет­ни све­та, ни бо­стон,
Ни ми­лый взгляд, ни вздох нескром­ный,
Ни­что не тро­га­ло его,
Не за­ме­чал он ни­че­го.

За­ме­ни­те сплет­ни све­та на со­ци­аль­ные сети, а бо­стон на PlaySta­tion, и вы по­лу­чи­те со­вре­мен­но­го мо­ло­до­го жи­те­ля рос­сий­ской сто­ли­цы, пе­ре­жи­ва­ю­ще­го свой кри­зис «чет­вер­ти жиз­ни», как его на­зы­ва­ют аме­ри­кан­ские пси­хо­ло­ги, то есть до­сроч­ный кри­зис сред­них лет.

Уди­ви­тель­но, но «Оне­гин» стал не ме­нее, а бо­лее ак­туа­лен за про­шед­шие две­сти лет. При­чи­на про­ста: для того, что­бы по­гру­зить­ся в ре­флек­сию та­ко­го рода, надо, по пи­ра­ми­де Мас­лоу, спер­ва за­крыть все свои ба­зо­вые по­треб­но­сти, то есть иметь кры­шу над го­ло­вой и про­пи­та­ние, а сверх того и не ду­мать о дне зав­траш­нем.

При Пуш­кине это мог себе поз­во­лить лишь один про­цент на­се­ле­ния стра­ны, имен­но он и со­став­лял це­ле­вую ауди­то­рию ро­ма­на. В наши дни та­ких несколь­ко де­сят­ков про­цен­тов по стране (мож­но по­спо­рить, сколь­ко имен­но), и до­воль­но мно­го в Москве и Пе­тер­бур­ге.

Оне­гин не ду­мал о день­гах, так как вы­рос в обес­пе­чен­ной се­мье по­ме­щи­ка. За­тем его отец умер, и все ушло на упла­ту дол­гов, и ему до­ста­лось на­след­ство дяди. Се­го­дня вся­кий мо­ло­дой че­ло­век, ко­то­рый учил­ся «чему-ни­будь и как-ни­будь», в обе­их сто­ли­цах мо­жет най­ти непыль­ную кре­а­тив­ную си­не­ку­ру — ска­жем, СММ — и по­лу­чать по­чти что пас­сив­ный до­ход с душ не кре­стьян­ских, а вир­ту­аль­ных. Для за­кры­тия ниж­них эта­жей Мас­лоу точ­но хва­тит.

Оне­гин был мод­ник и дерз­кий франт, эпа­ти­ру­ю­щий пуб­ли­ку пан­та­ло­на­ми и дам в те­ат­ре лор­не­том (это счи­та­лось непри­лич­ным). Сей­час это тоже ко­ти­ру­ют зу­ме­ры, го­то­вые вся­ко­му на Цвет­ном буль­ва­ре по­яс­нить «за шмот». Он ез­дил по ба­лам и про­чим свет­ским ме­ро­при­я­ти­ям, где небреж­но ви­дал­ся за по­сто­ян­ны­ми воз­ли­я­ни­я­ми с при­я­те­ля­ми; это мы мо­жем сме­ло за­ме­нить на по­се­ще­ние рю­моч­ных вро­де «Зин­зи­ве­ра» и рей­вов вро­де «Му­та­бо­ра».

Про­ще го­во­ря, на наш лад Оне­гин — это пе­ре­го­рев­ший смм­щик и за­все­гда­тай «Зин­зи­ве­ра», об­на­ру­жив­ший вдруг, что у него тре­вож­ное рас­строй­ство. Но не тот, что кри­чит на каж­дом углу о сво­ей би­по­ляр­ке, а тот, кого ти­хонь­ко тош­нит дома:

Оне­гин дома за­пер­ся,
Зе­вая, за перо взял­ся,
Хо­тел пи­сать — но труд упор­ный
Ему был то­шен; ни­че­го
Не вы­шло из пера его.

Ра­зу­ме­ет­ся, это не един­ствен­ное про­чте­ние «Ев­ге­ния Оне­ги­на». Это еще и пер­вый, ка­жет­ся, в сво­ем роде пост­мо­дер­нист­ский ро­ман, где Пуш­кин ма­стер­ски иг­ра­ет с тек­стом, при­ме­ча­ни­я­ми, от­сыл­ка­ми и, глав­ное, с чи­та­те­лем. Но это, по­жа­луй, глав­ная свя­зу­ю­щая нить, де­ла­ю­щая кни­гу веч­ной.

По­чти вся­кий ду­ма­ю­щий че­ло­век в воз­расте от два­дца­ти до трид­ца­ти лет се­го­дня мо­жет по­нять, о чем эти стро­ки:

До­жив без цели, без тру­дов
До два­дца­ти ше­сти го­дов,
То­мясь в без­дей­ствии до­су­га,
Без служ­бы, без жены, без дел,
Ни­чем за­нять­ся не умел.

Им овла­де­ло бес­по­кой­ство,
Охо­та к пе­ре­мене мест.

Вот это са­мое без­дей­ствие до­су­га и при­во­дит к тому, что за­шка­ли­ва­ет кор­ти­зол, под­пры­ги­ва­ет уро­вень тре­вож­но­сти и на че­ло­ве­ка на ули­це на­па­да­ют «де­мен­то­ры» па­ни­че­ских атак. Их Пуш­кин, ра­зу­ме­ет­ся, тоже опи­сал:

Ему при­пом­ни­лась пора,
Ко­гда же­сто­кая ханд­ра
За ним гна­ла­ся в шум­ном све­те,
Пой­ма­ла, за во­рот взя­ла
И в тем­ный угол за­пер­ла.

«Оне­гин» — еще и груст­ное пре­ду­пре­жде­ние для со­вре­мен­ных «Чайльд-Га­роль­дов», стал­ки­ва­ю­щих­ся каж­дый год, буд­то впер­вые, со сво­и­ми тре­вож­ны­ми рас­строй­ства­ми и пы­та­ю­щи­ми­ся, вслед за Ев­ге­ни­ем, убе­жать от них в пу­те­ше­ствия, за­лить их ал­ко­го­лем или за­пич­кать ве­ще­ства­ми, раз­влечь себя, раз­ве­ять себя. И все тщет­но и все без­успеш­но.

Пре­ду­пре­жде­ние о том, что, если про­дол­жать вос­при­ни­мать мир как те­ат­раль­ную сце­ну, обя­зан­ную тебя раз­вле­кать, пока ты со ску­ча­ю­щим ви­дом си­дишь в крес­ле сво­ей жиз­ни, тебе не пе­ре­ста­нет быть скуч­но от сме­ны де­ко­ра­ций. Скуч­но, боль­но, страш­но, тя­же­ло, тре­вож­но.

И это ста­нет опас­но и ток­сич­но не толь­ко для са­мо­го та­ко­го че­ло­ве­ка, но и для лю­дей во­круг него. На­при­мер, если с Та­тья­ной Оне­гин ве­дет себя еще бла­го­род­но (ведь он бы мог ин­триж­кой с нею себя раз­ве­се­лить, но не стал), то тра­ги­че­ская ду­эль с дру­гом, ро­див­ша­я­ся из пре­стран­ной шут­ки, была чи­стым след­стви­ем тя­же­лой де­прес­сии.

Вряд ли, ко­неч­но, се­го­дня смм­щи­ки ста­нут стре­лять­ся в рю­моч­ных, хотя глаз ино­гда, го­во­рят, и там под­би­ва­ют, но на­де­лать глу­по­стей в по­ры­ве мрач­ной стра­сти все мы ма­сте­ра.

Что­бы это­го из­бе­жать, пока еще есть вре­мя, пе­ре­чи­тай­те «Оне­ги­на». И по­ду­май­те.