1. Жизнь

«Надо себя дрессировать». 5 принципов саморазвития от Антона Чехова

«Я хохол, я ленив. Лень приятно опьяняет меня, как эфир…»

© Shutterstock

Се­го­дня мно­гие люди, стре­мя­щи­е­ся к «про­ка­чи­ва­нию» себя, де­мон­стра­тив­но пре­не­бре­га­ют ху­до­же­ствен­ной ли­те­ра­ту­рой. К чему тра­тить вре­мя на вы­дум­ки, го­во­рят они, от них нет ни­ка­кой поль­зы. Да и в книж­ных ма­га­зи­нах шка­фы по са­мо­раз­ви­тию и, на­при­мер, со школь­ной клас­си­кой обыч­но раз­но­сят по раз­ным за­лам, как бы на­ме­кая — эти пыль­ные фо­ли­ан­ты едва ли вам по­мо­гут стать успеш­ным и счаст­ли­вым. Жур­на­лист и ав­тор те­ле­грам-ка­на­ла о ли­те­ра­ту­ре Readme.txt Илья Кли­шин в се­рии ма­те­ри­а­лов для «Цеха» бу­дет спо­рить с этим взгля­дом на ху­до­же­ствен­ную ли­те­ра­ту­ру.




Для на­ча­ла за­ме­чу, что сама рус­ская ли­те­ра­ту­ра эту кол­ли­зию отре­флек­си­ро­ва­ла еще сто пять­де­сят лет в па­ро­дий­ной мак­си­ме До­сто­ев­ско­го «са­по­ги луч­ше Шекс­пи­ра» (так­же из­вест­на в вер­сии «са­по­ги выше Пуш­ки­на»). За­ме­ни­те «са­по­ги» на вен­чур, ко­вор­кинг или стар­тап по сво­е­му усмот­ре­нию.

Как имен­но тек­сты Пуш­ки­на и дру­гих рус­ских ли­те­ра­то­ров мо­гут вас раз­вить, мы раз­бе­рем в сле­ду­ю­щих се­ри­ях, а нач­нем да­вай­те с чего-то по­про­ще — с ли­те­ра­ту­ро­вед­че­ской кни­ги Кор­нея Чу­ков­ско­го «О Че­хо­ве», то есть с нон-фикш­на, ко­то­рый так лю­бит се­го­дня все про­грес­сив­ное че­ло­ве­че­ство.

Ско­рее все­го, вы зна­е­те Чу­ков­ско­го как дет­ско­го пи­са­те­ля (Та­ра­ка­ни­ще, Муха-Цо­ко­ту­ха и так да­лее), но это от­ча­сти спе­ци­а­ли­за­ция вы­нуж­ден­ная — в ста­лин­ском СССР вы­бор был неве­лик. Но свою ка­рье­ру он на­чи­нал как бле­стя­щий ли­те­ра­ту­ро­вед, спе­ци­а­лист по Некра­со­ву и го­ря­чий по­клон­ник Че­хо­ва.

Еще до пер­вой ми­ро­вой он на­пи­сал шесть ста­тей о Че­хо­ве. В те же годы он го­во­рил Бло­ку, пе­ре­фра­зи­руя все ту же мак­си­му про са­по­ги: «Если в 16–20 лет меня спро­си­ли: кто выше, Шекс­пир или Че­хов, я от­ве­тил бы: Че­хов».

Уже глу­бо­ким ста­ри­ком в 1968 году Чу­ков­ский на­пи­сал «О Че­хо­ве» — свою по­след­нюю кни­гу в жиз­ни. Если чест­но, мне слож­но опре­де­лить ее жанр. Это не био­гра­фия и не ли­те­ра­ту­ро­вед­че­ский ана­лиз твор­че­ства. Если уж клас­си­фи­ци­ро­вать, то я бы имен­но ее от­пра­вил на стел­лаж по са­мо­раз­ви­тию. Это весь­ма мо­ти­ви­ру­ю­щий рас­сказ о том, как Че­хов всю свою жизнь за­ни­мал­ся вос­пи­та­ни­ем себя, как он бо­рол­ся с ле­нью, сла­вой и бо­лез­ня­ми, как он стал, кем стал — ве­ли­ким рус­ским пи­са­те­лем и ос­но­ва­те­лем со­вре­мен­но­го те­ат­ра.

Го­ря­чо со­ве­тую каж­до­му про­чи­тать эту кни­гу пол­но­стью (она есть, на­при­мер, на «Бук­мей­те»), но в ка­че­стве ти­зе­ра вот вам несколь­ко те­зи­сов от­ту­да:

1. Вос­пи­ты­вать себя

Вос­пи­та­ние го­ря­чо за­ни­ма­ло Че­хо­ва. Еще ко­гда ему было два­дцать с неболь­шим, пи­шет Чу­ков­ский, он все чаще в пись­мах рас­суж­да­ет о «невос­пи­тан­но­сти» и «вос­пи­тан­ных лю­дях». Речь не о фор­маль­ных при­ли­чи­ях или эти­ке­те. Че­хов «вос­пи­тан­ным на­зы­вал того, кто по­доб­но ему, дол­ги­ми уси­ли­я­ми воли сам вы­ра­ба­ты­вал в себе бла­го­род­ство».

Цель са­мо­вос­пи­та­ния и «по­бе­ды че­ло­ве­ка над сво­и­ми ин­стинк­та­ми» — не толь­ко гим­на­сти­ка для ума, но и долг каж­до­го пе­ред дру­ги­ми. По убеж­де­нию Че­хо­ва, об­щее бла­го за­ви­сит от лич­но­го бла­го­род­ства каж­до­го че­ло­ве­ка. Пе­ред по­езд­кой на Са­ха­лин Че­хов сфор­му­ли­ру­ет это даже жест­че: «Надо дрес­си­ро­вать себя».

Как имен­но дрес­си­ро­вать? В пись­ме бра­ту Ни­ко­лаю Че­хов пе­ре­чис­ля­ет и по­дроб­но разъ­яс­ня­ет во­семь пра­вил вос­пи­тан­но­го че­ло­ве­ка (от ува­же­ния к че­ло­ве­че­ской лич­но­сти и соб­ствен­но­сти до со­стра­да­ния не толь­ко к ко­там).

Миша Надь / Цех

2. Вы­дав­ли­вать из себя по кап­лям раба

Важ­но по­ни­мать про­ис­хож­де­ние Че­хо­ва, его бэк­гра­унд. Он ро­дил­ся и рос не в дво­рян­ской се­мье, в от­ли­чие от боль­шин­ства рус­ских ли­те­ра­то­ров XIX века, а в ме­щан­ской («ра­бьей») сре­де.

Чу­ков­ский пи­шет, что «два ос­нов­ных по­ро­ка обы­ва­тель­ской души ка­за­лись ему осо­бен­но мерз­ки­ми: над­ру­га­тель­ство над сла­бы­ми и са­мо­уни­чи­же­ние пе­ред силь­ны­ми, — имен­но их он и ре­шил ис­тре­бить в себе на­чи­сто».

Об этом по­вест­ву­ет сам Че­хов в зна­ме­ни­том пись­ме к из­да­те­лю Су­во­ри­ну (при­ве­ду про­стран­ную ци­та­ту из-за ее важ­но­сти):

«На­пи­ши­те-ка рас­сказ о том, как мо­ло­дой че­ло­век, сын кре­пост­но­го, быв­ший ла­воч­ник, пев­чий, гим­на­зист и сту­дент, вос­пи­тан­ный на чи­но­по­чи­та­нии, це­ло­ва­нии по­пов­ских рук, по­кло­не­нии чу­жим мыс­лям, бла­го­да­рив­ший за каж­дый ку­сок хле­ба, мно­го раз се­чен­ный, хо­див­ший по уро­кам без ка­лош, драв­ший­ся, му­чив­ший жи­вот­ных, лю­бив­ший обе­дать у бо­га­тых род­ствен­ни­ков, ли­це­ме­рив­ший и Богу и лю­дям без вся­кой на­доб­но­сти, толь­ко из со­зна­ния сво­е­го ни­что­же­ства, — на­пи­ши­те, как этот мо­ло­дой че­ло­век вы­дав­ли­ва­ет из себя по кап­лям раба и как он, проснув­шись в одно пре­крас­ное утро, чув­ству­ет, что в его жи­лах те­чет уже не раб­ская кровь, а на­сто­я­щая че­ло­ве­че­ская».

3. Мно­го тру­дить­ся, но не кри­чать об этом

По сло­вам Чу­ков­ско­го, Че­хов ра­бо­тал как фаб­ри­ка, а мо­ло­дым ав­то­рам по­мо­гал с ру­ко­пи­ся­ми как це­лое ли­те­ра­тур­ное агент­ство. Кро­ме это­го, он ра­бо­тал зем­ским вра­чом на хо­ле­ре; ока­зы­вал под­держ­ку го­ло­да­ю­щим кре­стья­нам; в оди­ноч­ку про­вел пе­ре­пись на­се­ле­ния на Са­ха­лине; по­мо­гал стро­ить шко­лы (на свои день­ги), де­таль­но вни­кая в про­цесс; в Та­ган­ро­ге по­ста­вил па­мят­ник Пет­ру Пер­во­му и за­ку­пил для го­род­ской биб­лио­те­ки 319 то­мов во Фран­ции и т. д.

При этом он ред­ко при­зна­вал­ся в том, что устал. На­про­тив, он на­ро­чи­то хва­стал­ся сво­ей яко­бы «сверхъ­есте­ствен­ной ле­нью»: «Ле­нюсь ге­ни­аль­но…», «Из всех бел­ле­три­стов я са­мый ле­ни­вый…», «Я хо­хол, я ле­нив. Лень при­ят­но опья­ня­ет меня, как эфир…».

В ре­аль­но­сти же Че­хов был не толь­ко сам фан­та­сти­че­ски тру­до­лю­бив, но и к дру­гим предъ­яв­лял та­кие же тре­бо­ва­ния. На­при­мер, даже флир­туя с кра­са­ви­цей Ли­кой Ми­зи­но­вой (про­то­тип Нины За­реч­ной в «Чай­ке»), он фак­ти­че­ски от­чи­ты­ва­ет ее за без­де­лие: «У Вас со­всем нет по­треб­но­сти к пра­виль­но­му тру­ду. По­то­му-то Вы боль­ны, кис­не­те и ре­ве­те и по­то­му-то все вы, де­ви­цы, спо­соб­ны толь­ко на то, что­бы да­вать гро­шо­вые уро­ки».

Ко­гда же у са­мо­го Че­хо­ва в на­ча­ле де­вя­но­стых го­дов XIX века слу­чил­ся недол­гий пе­ри­од рав­но­ду­шия и жи­тей­ской уста­ло­сти (мы бы се­го­дня на­зва­ли это, на­вер­ное, вы­го­ра­ни­ем), он по­чув­ство­вал к себе са­мо­му от­вра­ще­ние, слов­но он бо­лен по­стыд­ной бо­лез­нью.

4. Быть скром­ным, но со­хра­нять свое до­сто­ин­ство

Са­мым же­сто­ким и при­дир­чи­вым кри­ти­ком Че­хо­ва был он сам. Пье­сы Че­хо­ва он на­зы­вал «пье­сен­ка­ми», а рас­ска­зы «дре­бе­де­нью и рух­ля­дью». Мож­но по­ду­мать, что это же­ман­ная поза, но эта скром­ность была со­вер­шен­но точ­но не лож­ной, так как она пре­крас­но со­че­та­лась с несги­ба­е­мым са­мо­ува­же­ни­ем Че­хо­ва.

«Вы, ка­жет­ся, пер­вый сво­бод­ный и ни­че­му не по­кло­ня­ю­щий­ся че­ло­век, ко­то­ро­го я ви­дел», — го­во­рил ему мо­ло­дой Горь­кий. И этот вот «пер­вый сво­бод­ный че­ло­век» о сво­ей пуш­кин­ской пре­мии в 1888 году ска­зал: «Это, долж­но быть, за то, что я ра­ков ло­вил». Он же пи­сал в од­ном пись­ме: «Пье­су я кон­чил. На­зы­ва­ет­ся она так: „Чай­ка“. Вы­шло не ахти. Во­об­ще го­во­ря, я дра­ма­тург неваж­ный». И он же рас­ска­зы­вал, что «в Пи­те­ре и в Москве [ком­по­зи­тор Чай­ков­ский] со­став­ля­ет те­перь зна­ме­ни­тость № 2, но­ме­ром пер­вым счи­та­ет­ся Лев Тол­стой, а я № 877».

Но этот же Че­хов не хо­дил на при­ем к мод­но­му кри­ти­ку, если не счи­тал это умест­ным. И он же на стиш­ки ка­ко­го-то паск­ви­лян­та, где тот на­звал его ве­те­ри­нар­ным вра­чом, ис­кренне уди­вил­ся: «Хотя, я ни­ко­гда не имел че­сти ле­чить ав­то­ра».

5. Да­вать мно­го, брать очень мало

Все от­но­ше­ния с людь­ми скла­ды­ва­лись у Че­хо­ва так, что он брал у них очень мало, а чаще не брал ни­че­го, но да­вал им без кон­ца и без сче­ту, пи­шет Чу­ков­ский.

Несмот­ря на то, что у него до кон­ца жиз­ни не было до­ста­точ­но де­нег (он со­дер­жал по­чти всю се­мью и мно­го лет вка­лы­вал на по­ден­щине), он си­сте­ма­ти­че­ски да­вал «в долг без от­да­чи» всем, кто про­сил. Сам сер­дил­ся на себя, но не от­ка­зы­вал ни­ко­му.

При этом лю­бо­пыт­но, что он де­лал это на­столь­ко тай­но, что даже близ­кие ему люди, на­при­мер ак­тер Ху­до­же­ствен­но­го те­ат­ра Виш­нев­ский, счи­та­ли его «ску­по­ва­тым»!

«Ха­ла­та у меня нет, — со­об­щал Че­хов жене, — преж­ний свой ха­лат я кому-то по­да­рил, а кому — не пом­ню». И это тоже не поза, а вполне про­ду­ман­ная жиз­нен­ная по­зи­ция. Как и вот эта фра­за из пись­ма: «По­сы­лаю вам и фо­то­гра­фию, и кни­гу, и по­слал бы даже солн­це, если бы оно при­над­ле­жа­ло мне».

Мож­но, на­вер­ное, на это воз­ра­зить, что имен­но эта стра­те­гия (неве­ро­ят­но мно­го да­вать миру и лю­дям) и при­ве­ла к ран­ней смер­ти Че­хо­ва в 44 года. Вполне воз­мож­но, но это был его осо­знан­ный вы­бор и в том чис­ле для это­го он себя дрес­си­ро­вал.

В зна­ме­ни­том фи­на­ле «Дяди Вани» Соня, всхли­пы­вая, го­во­рит, что «… мы еще уви­дим небо в ал­ма­зах и от­дох­нем». И это, ко­неч­но, не хэп­пи-энд.