Атмосфера старины часто кажется нам магической, очаровывающей. А если речь идет еще и о старинном книжном магазине, погружение в волшебный мир обеспечено. Испанский писатель Хорхе Каррион не даст соврать: о том, как сегодня продолжают существовать самые старые книжные магазины в мире, он рассказал в своем сборнике «Вымышленные библиотеки и другие эссе», который недавно вышел в издательстве Ad Marginem. Публикуем отрывок из него.
Я никогда не мог читать книгу, полностью погружаясь в нее; всегда, на каждом шагу, комментарий разума или воображения мешал последовательности повествования. Спустя несколько минут пишущим становился я, а то, что было написано, не находилось нигде.
Фернандо Пессоа. «Книга непокоя»
Книжному магазину надлежит не только быть старинным, но и выглядеть соответствующе. Когда заходишь в лиссабонский Livraria Bertrand на улице Гарретт, 73, неподалеку от Café Brasileira и памятника Фернандо Пессоа, то есть самого сердца Шиаду, под буквой В на красном фоне логотипа видишь горделивое число: 1732.
В первом зале всё указывает на почтенное прошлое, к которому отсылает эта дата. Витрина c особо ценными книгами; раздвижные лестницы или деревянные приступки — с их помощью можно добраться до самых высоких полок ветхих книжных шкафов; покрытая ржавчиной доска, сообщающая, что ты находишься в «Зале имени Акилину Рибейру», названном в честь одного из самых именитых его посетителей, постоянного, как и Оливейра Мартинш, Эса де Кейрош, Антеру де Кентал или Жозе Кардозу Пиреш. И конечно, диплом «Книги рекордов Гиннесса», удостоверяющий, что этот магазин — самый старый в мире действующий книжный.
Непрерывная деятельность. И задокументированная. В доме номер 1 по Тринити-стрит в Кембридже в определенные периоды, начиная с 1581 года, также продавались книги, а покупателями были такие знаменитости, как Уильям Мейкпис Теккерей и Чарльз Кингсли, но само здание подолгу занимало лишь Издательство Кембриджского университета, где книжная торговля как таковая не велась. Отсутствие надежных документов делает столь же зыбкими основания для определения возраста краковского Matras (люди старшего поколения называют его Gebether i Wolff), который часто называют преемником книжной лавки Франца Якоба Мерцениха, открытой здесь в 1610 году и проработавшей вплоть до 1872. На рубеже ХIХ–ХХ веков Matras стал местом, где собирался знаменитый литературный салон; сейчас в нем проводятся важные мероприятия, ведь ЮНЕСКО присвоило Кракову статус города литературы.
А быть может, старейшим книжным магазином в мире является парижский Librairie Delamain, открывшийся в «Комеди Франсез», по разным сведениям, в 1700, 1703 или 1710 году и переехавший на улицу Сент-Оноре лишь в 1906. Однако же доказательств его непрерывной работы нет, в частности потому, что на протяжении своей долгой истории магазин пережил по меньшей мере один пожар и одно наводнение, от чего, несомненно, пострадал его архив. Известно, тем не менее, что в XVIII веке магазином управляла та самая семья Дюшен, которая издавала Ретифа де ла Бретонна, Вольтера и Руссо; и что самый известный владелец магазина в ХХ веке, издатель Пьер-Виктор Сток, проиграл его в покер.
Винчестверский книжный P & G Wells с большой вероятностью является самым старым в Великобритании и, возможно, самым старым книжным, не менявшим своего местоположения, занимающим лишь одно помещение, то есть абсолютно независимым (в конце ХХ века открылся его единственный филиал в университете). Сохранились квитанции на покупку изданий, датируемые 1729 годом, а постоянная книготорговля в этой точке на Колледж-стрит, по-видимому, восходит к пятидесятым годам XVIII века. В 1768 году начал торговать книгами Hodges Figgis, работающий и по сей день. Он является не только самым старым, но и самым большим ирландским книжным: на его складе насчитывается шестьдесят тысяч экземпляров изданий. Это еще и самый «дублинский» книжный, потому что он фигурирует в самой дублинской из всех книг — не в «Дублинцах», а в «Улиссе» всё того же Джеймса Джойса («She, she, she. What she? The virgin at Hodges Figgis’ window on Monday looking in for one of the alphabet books you were going to write»).
А в Лондоне самый старый — Hatchards, открывший свои двери в 1797 году и с тех пор так их и не закрывавший. Он может похвастаться аристократического вида зданием под номером 187 на улице Пикадилли и масляным портретом основателя Джона Хатчарда, которые сообщают заведению налет почтенной старины. Теперь оно принадлежит сети Waterstones, но при этом не теряет ни грана своей укутанной в мягкие ковры индивидуальности: по сравнению с более популярными книжными, этот по-прежнему выставляет на втором этаже романы, а на первом — исторические и другие исследования, а также очерки в твердой обложке, которые покупают постоянные клиенты по дороге в Королевскую академию или ателье на Джермин-стрит. Последнее время, в нашу эпоху алгоритмов, получила развитие услуга подписки: три специально нанятых эксперта изучают вкусы клиентов и на регулярной основе отсылают им избранные произведения. Мэри Кеннеди, мой проводник по закоулкам и по истории этого книжного, с гордостью сообщила: «Каждый имеет право вернуть книги, которые ему не понравились, но возврат у нас произошел только один раз».
Быть может, единственным по-настоящему важным в моей биографии книжным магазином XIX века является буэнос-айресский Librería de Ávila, что располагается напротив церкви Святого Игнатия и в двух шагах от Национального колледжа. Датой его появления можно, по-видимому, считать 1785 год, поскольку именно тогда на том же углу расположилась лавка, в которой помимо снеди и выпивки продавались и книги. Если P & G издавал книги для Винчестерского колледжа, то его буэнос-айресский современник даже названием перекликался с соседним образовательным учреждением — Librería del Colegio («Книжный магазин Колледжа»). Самые ранние из связанных с ним документов относятся к 1830 году. На фасаде можно прочесть: «Antiguos Libros Modernos». Во время моего первого посещения Буэнос-Айреса в июле 2002 года я купил в подвале несколько экземпляров журнала Sur. Прикосновение к старым книгам — это одно из немногих тактильных ощущений, благодаря которому можно почувствовать связь с далеким прошлым. Хотя понятие «антикварный книжный» относится к XVIII веку, когда бурно развивались такие дисциплины, как история и археология, уже в XVI–XVII веках его использовали переплетчики и книготорговцы, работавшие как с печатными изданиями, так и с рукописями. То же можно сказать и о каталогах типографов и издателей, которые эволюционировали от простых списков до изысканных книжечек в роскошном оформлении. Я никогда не прикасался ни к одной из этих реликвий. И ни к одной непечатной книге.
Свен Даль в «Истории книг» писал, что в первые годы после изобретения книгопечатания рукописи ценились выше печатных изданий за счет престижа, как некогда папирусу отдавалось предпочтение перед пергаментом или как в шестидесятые годы прошлого века — ручному набору перед машинным. Сначала печатник сам торговал своей продукцией, «но вскоре появились странствующие торговцы, которые переходили из города в город, предлагая книги, купленные у печатников». Они оглашали на улицах список имевшихся у них наименований, называли постоялый двор, где останавливались и раскидывали свой кочевой рынок. В больших городах встречались и те, кто нашел постоянные места продажи. С XVI века тираж книги мог исчисляться тысячами экземпляров, а количество читателей — сотнями тысяч: в это столетие по Европе курсировало более ста тысяч различных печатных книг. Их можно было выбирать с помощью карточек в ящиках или непосредственно на полках. Книги, как правило, выпускали непереплетенными, чтобы покупатель мог выбрать переплет на свой вкус. Поэтому старинные книжные собрания, где единообразны лишь корешки, столь необычны для современного человека. Такие собрания можно найти в подвале Librería de Ávila и в магазинах старых книг рядом с Авенида-де-Майо в Буэнос-Айресе.
Какими были книжные магазины XVIII века, когда на улицах Лиссабона, Лондона и Буэнос-Айреса открылись соответственно Bertrand Livreiros, Hatchards и Librería del Colegio? Судя по гравюрам XVII–XVIII веков, которые исследовал Генри Петроски в «Книге на книжной полке», — подробном путеводителе по истории того, как мы расставляем наши книги — книготорговец вел свои дела, сидя за большим столом, и часто непосредственно общался с типографией или издательством, от которого зависел, а вокруг него громоздились сшитые, но не пере- плетенные тетради — то самое содержимое книжных лавок. Картотечные ящики зачастую являлись частью прилавка, как можно видеть на знаменитой гравюре «The Temple of the Muses» («Храм муз»), изображающей, возможно, самый легендарный и красивый книжный магазин XVIII века, располагавшийся на лондонской Финсбери-сквер. Им управлял Джеймс Лакингтон, который отказывался уничтожать некупленные книги и распродавал их задешево в соответствии со своим пониманием собственной профессиональной миссии. Он писал: «Книги — ключ к знанию, разуму и счастью, и у каждого должно быть право получать их по доступным ценам вне зависимости от экономического благосостояния, социального класса или пола».
Среди письменных свидетельств о книжных магазинах XVIII столетия примечательны строки Гёте, который 27 сентября 1786 года отмечал в своем «Итальянском путешествии:
Наконец я достал сочинения Палладио, правда, не оригинальное издание, которое я видел в Виченце, с гравюрами на дереве, но точную копию, даже факсимиле на меди, выполненную одним достойным человеком, бывшим английским консулом в Венеции Смитом. Англичанам следует отдать справедливость, что они издавна умели ценить хорошее и в распространении его проявляют грандиозный размах. По случаю этой покупки я зашел в книжную лавку, которые в Италии имеют весьма своеобразный вид. Все книги стоят кругом, без переплетов, и целый день там встречаешь хорошее общество. Из белого духовенства, знати, художников все, кто хоть сколько-нибудь близки литературе, заглядывают сюда. Требуют книгу, отыскивают в ней нужное место, читают и разговаривают о чем придется. Я застал около полудюжины посетителей, которые сразу обратили на меня внимание, когда я спросил сочинения Палладио. Пока хозяин лавки разыскивал книгу, они стали расхваливать ее достоинства, сравнивая оригинал и копию. И самое сочинение, и заслуги его автора были им хорошо известны. Принимая меня за архитектора, они похвалили меня за то, что я начал изучать творения этого художника раньше, чем других: для использования и применения он дает даже больше, чем сам Витрувий; он основательно изучил древних и древности и пытался приблизить их к нашим потребностям. Я долго разговаривал с этими любезными людьми, узнал еще кое-что, касавшееся достопримечательностей города, и откланялся.
Первая фраза говорит об осуществлении желания: такова цель любого посещения книжного магазина. Последняя — о приобретении знания, но не из книг, а от людей, которые их читают. Больше всего немецкого эрудита и путешественника удивляет то, что все издания сшиты в тетради и доступны, благодаря чему посетители могут общаться и друг с другом, и с книгами. Единообразный переплет получил распространение в Европе лишь около 1823 года, с появлением необходимой для его изготовления машины. После этого книжные магазины стали всё больше походить на библиотеки, потому как предлагали готовый продукт, а не полуфабрикат, во времена Гёте речь могла идти о кустарных переплетах. В «Сентиментальном путешествии» (1768) Лоренс Стерн посещает книжную лавку на набережной Конти, чтобы купить собрание сочинений Шекспира, но книготорговец отвечает, что такого издания у него нет.
Возмущенный путешественник берет то, что лежит на столе, и восклицает: «Как! Вот же!» Тогда продавец объясняет, что эта книга принадлежит не ему, а одному графу, который прислал ее на переплет: сей esprit fort (вольнодумец — Прим. ред.) «любит английские книги» и дружит с островитянами.