Обычно слово «pivot» применяют по отношению к стартапам — оно означает смену бизнес-модели, продукта или сферы деятельности. А мы назвали так новую рубрику с историями людей, которые полностью изменили свою карьеру. Никита Ковтунов учился на специалиста по налогообложению, работал корреспондентом, а потом всё бросил и поступил во МХАТ. Он рассказал «Цеху», как стал артистом Мастерской Брусникина, страшно ли было поступать и зачем преподавать актёрское мастерство тем, кто не собирается становиться актёром.
После школы
Когда заканчиваешь школу, абсолютно не понимаешь, куда двигаться дальше. Я ещё в двенадцать лет решил, что буду артистом, но воли для исполнения решения у меня не было. Было очень страшно. Представьте, около школы-студии МХАТ стоит несколько тысяч человек — из которых поступят только двадцать пять. Ты должен зайти в аудиторию, где сидит кафедра из заслуженных артистов, которых ты видел в телевизоре. И ты должен выйти, представиться и рассказать полную программу: проза, поэзия, басня, песня, танец. Жуть просто. Я ненавижу это.
Поэтому я сказал так: «Мам, куда ты считаешь нужным, туда я и пойду». Она говорит: «Ты же хотел быть артистом». Я отвечаю: «Да, но я боюсь». И я поступил в Финансовую академию при правительстве РФ, потому что она была ближе всего к дому, и закончил её. Специальность — «Налоги и налогообложение». Мысль об актерстве я оставил.
Налоги
Вуз мне позволил попробовать много всего — потому что я туда не ходил. Пока мне не исполнилось восемндацать, я работал в студенческом трудовом отряде в Подольске. Туда приходят все, кто за бортом: люди, которые не имеют постоянной работы, или те, у кого проблемы с алкоголем, либо несовершеннолетние. Это клевый опыт. Самый кайф был, конечно, попасть на завод «Крекер». Я приезжал на точку в центре города, где меня забирал автобус. Он ехал по маршруту: остановка «Конфетный завод», остановка «Мясной завод», остановка «Завод каши», остановка еще какой-то завод. Называют фамилии: «Такие-то выходят здесь». И все, конечно, ждали того, чтобы попасть на этот «Крекер», потому что там были подушечки и ириски, и пока ты это все фасуешь, ты можешь есть сколько угодно. Выносить нельзя. Естественно, много ты не съешь, но всё равно.
Телевидение
После двухнедельной практики в подольской налоговой я понял, что не стану налоговым инспектором. Это унизительно: и для тебя, и для людей, которые к тебе приходят. Просто кошмар.
На втором курсе я пошел работать в Старбакс, отработал год-полтора, стал управляющим сменой. Начал думать: а где мне интересно будет работать? Наверное, на телеке. И мы с коллегами делились, кто куда собирается идти. Я говорю: «Вот, было бы круто попасть на телек, как-то же люди туда попадают». И наш постоянный гость услышал этот разговор и сказал: «А у меня мама сдает квартиру редактору первого канала программы „Доброе утро“». И я его попросил узнать через неё, если не трудно, не нужен ли им там кто. Он узнал, меня позвали, познакомились и пригласили на стажировку. Так я три месяца проработал в Добром утре в рубрике «Красота и здоровье».
Потом я пошел корреспондентом на канал Москва 24 в программу «Строительство в деталях» — и там у меня уже была хорошая зарплата, я катался на съемки, брал интервью у серьезных людей. С горем пополам работал в кадре, пытаясь не трястись как осиновый лист. Это было просто ужасно — у меня выпадал из головы текст, я вообще ничего не мог сказать, миллион дублей.
А потом все совпало так, что один раз мы ехали в машине на очередную съемку, и у нас был интересный водитель — видно, что не простой мужик. После съёмки мы с ним разговорились в машине. И выяснилось, что он устраивается на разные работы, то водителем, то в больницу кем-то подсобным, то еще куда-то и слушает истории людей, изучает среду. Собирает фактуру и рассказывает одному известному автору, как все устроено в той или иной области. Оказалось, что он вообще бывший директор театра «Человек». Я говорю ему, что тоже хотел быть артистом, а он на меня посмотрел и сказал — «Ну, может, еще будешь».
У меня уже была нормальная работа, нормальная зарплата, мне казалось, что я уже все понял о жизни. Но моя близкая подруга сказала: «Тебе просто надо попробовать и всё». И я за две недели подготовил программу к поступлению.
Поступление
Я шел без какой-то особой надежды. Первый тур был, конечно, страшный: басня, проза, стихотворение, песня. Меня трясло сначала, но когда вышел на сцену — уже нет. Дальше пластический тур, хореограф проверяет твои данные, потом речевой — тебя изучают на наличие дефектов, вокальный тур. А потом конкурс — снова выходишь на сцену, где сидит вся кафедра актерского факультета и студенты выпускного курса, вся школа-студия МХАТ перед тобой. Это самый ответственный день: опять читаешь прозу, басню, стихи, песню. И тебе еще концертмейстер играет, сейчас, правда, уже включают разную музыку, а ты должен сориентироваться и станцевать. Это унижение просто.
Я очень хотел попасть к Каменьковичу в ГИТИС. Я вообще не знал, кто такой Брусникин, что у него за театр. Все говорили, что это что-то очень современное, а я думал, что, наверное, лучше учиться классике. Каменькович подошел ко мне на первом туре и сказал: «Я бы тебя сразу взял на курс». Я удивился, но во МХАТ пошел с полной уверенностью, что меня берут в ГИТИС, и поэтому проходил все испытания легко, ни за что не боролся. И похоже, на этой легкости всё и получилось.
Когда оглашали фамилии поступивших, во МХАТе моя была, но я прибегаю в ГИТИС — и оказывается, что там меня в списках нет, не поступил. Очень расстроился тогда, что не попал к Каменьковичу. Правда, есть легенда, что якобы они с Брусникиным созванивались и решали, кто кого берёт себе. Сейчас понимаю, что школа-студия — это, конечно, абсолютно моё место. Наверное, это тот случай, когда стены тебя выбирают.
Школа-студия
Жизнь, конечно, поделилась на «до» и «после». Мне был 21 год, остальным по 17-18 лет, было сложно. Казалось, что я всё уже знаю, вижу инфантилизм однокурсников, смотрел на них сверху вниз. Но за четыре года обучения твой характер, твое понимание жизни ломается несколько раз, тебя будто прокручивают в мясорубке, окунают то в холодное, то в горячее, и ты меняешься.
Обучение стоило 180 тысяч рублей в год, мы взяли кредит. Я переехал в общежитие, было сложно поначалу сживаться с чьим-то бытом, общий душ, но потом я втянулся, потому что это Хогвартс, конечно; все преподаватели — фанатики своего дела и они тебя заражают.
После
Я закончил школу-студию в июле этого года, стал артистом театра «Мастерская Дмитрия Брусникина». Как актёр — я сейчас играю в «Норме» Максима Диденко в Театре на Малой Бронной, с Сережей Карабанём мы выпустили спектакль «В.E.P.A» в Центре Вознесенского.
Меня каждый спектакль трясет, хоть я уже и выпускник, всё равно. Выхожу на сцену, например, премьера спектакля «Пушечное мясо», зал небольшой, 90 мест. Я первую сцену сижу прямо перед зрителем — у меня текста там кошмар как много. И перед началом я стою за кулисами, поворачиваюсь и говорю в полной уверенности: «Нет, я не пойду. Я сейчас умру от страха». Ну, и меня просто выпихивают на сцену. А там свет и всё как рукой снимает. Хотя обычно я держу ногу в напряжении, чтобы она не тряслась.
Помимо этого у нас выступления музыкальной группы ВИА «MINIBAR», которая сейчас почему-то начала набирать обороты — неожиданно для меня. А еще я езжу периодически в Лондон и отчаянно учу язык.
Как преподаватель — я младший педагог школы-студии МХАТ. Недавно провел интенсив для всех желающих в Gogol School, и скоро буду там же вести трёхмесячную актёрскую лабораторию, сейчас идёт набор.
Зачем учить взрослых актёрскому мастерству
В любом случае, мы всегда идем от людей, от их потребностей. Студенты в школе-студии — это люди, которые обязаны работать, и они пашут как лошади. Люди, которые приходят на интенсивы, не всегда готовы резко взять и вступить в зону дискомфорта. А я говорю — не надо трогать водичку, надо прям нырять, потому что никто никого не осудит и мы ради этого и собрались, но это легко сказать и тяжело сделать.
Мне и самому страшно — я беру ответственность за 28 взрослых человек. У меня есть какой-то опыт, конечно, я себе приготовил программу, у меня все расписано.
Мой главный вывод из преподавания, что вообще нельзя делать какую-то систему — вот это работает так и не иначе. Каждый человек — это сложная конструкция и настолько индивидуальная, что ты не можешь диктовать, как правильно, а как нет. Ты знаешь механизм, который работает на тебе и на других, и ты предлагаешь его ученику. Если не работает, то ищем другой путь. Главное, чтобы человек, который учится, не сопротивлялся и не говорил «нет» самой попытке попробовать.
Зачем преподавать?
Пока учишь, сам изучаешь, как работает человеческий организм на разных примерах. Какие-то упражнения на других людях раскрываются совершенно с новой стороны. Плюс, это, конечно, общение с людьми. Очень ценно, когда ты видишь, что ты вкладываешь что-то и это имеет обратную какую-то волну. Кайф. Как в театре — когда энергия циркулирует: отдаешь в партер, а партер — тебе обратно. Какой-то мы мир создаем. Получается, что и мы какие-то творцы.