Обычно слово «pivot» применяют по отношению к стартапам — оно означает смену бизнес-модели, продукта или сферы деятельности. А мы назвали так новую рубрику с историями людей, которые полностью изменили свою карьеру. Сергей Морозов окончил медицинский вуз, ординатуру и стал врачом-травматологом. Но он понимал, что все это совсем ему не подходит. Сергей рассказал нам о том, как поступал в ГИТИС на режиссера, ставил оперы, перфомансы и стал ассистентом режиссера-постановщика в Большом театре.
«Драмкружок, кружок по фото…»
Я окончил лицей в Ростове-на-Дону с естественнонаучным профилем. К концу 11 класса у меня за плечами уже был год обучения в музыкальном училище. Вообще у меня всегда была тяга к разным областям знаний. Например, я с раннего детства занимался музыкой, но потом почему-то решил, что естественные науки мне ближе, поэтому поступил в медицинский вуз.
В Ростовском государственном медицинском университете я отучился шесть лет — полный цикл медицинского образования на врача общей практики. Параллельно с обучением я пел в хоре Ростовского Государственного Музыкального Театра, учился йоге, а потом ее преподавал. Одно время работал в частной клинике с многообещающим названием «Гиппократ». Там я ассистировал на операциях, например, по удалению аппендицита. Когда надо было выбирать ординатуру, я решил, что это хороший повод переехать из Ростова в Москву.
Ординатура в кафельном аду
В Москве я выбирал между двумя специальностями, которые близки к театру: отоларингология (лор), чтобы работать с певцами, и травматология — с танцорами. К тому моменту я уже пять лет занимался айенгар-йогой и преподавал ее. Так как у меня была травма колена, я видел, что йога помогает, плюс это совместилось с моим медицинским образованием, поэтому я все же решил учиться на травматолога.
Я проходил ординатуру в специализированном отделении в ФГБУ «Национальный медицинский исследовательский центр им. Н. Н. Приорова», где работал с балетными артистами и спортсменами. Там я изучил всевозможные материалы на русском и английском языке по теме, но вскоре понял, что мне нет места в этом кафельном аду. Конечно, это мое личное восприятие, но мне быстро стало очевидно, что в таких условиях нет никакой возможности творчески выразить себя. Даже мои намеки на то, что неплохо бы включать в реабилитацию пациентов дыхательные практики, не находили поддержки у научного руководителя. Это естественно, потому что в этой сфере, чтобы продвинуть свою идею, нужно сначала написать кандидатскую на эту тему.
Когда я выбирал работу в отделении балетной и спортивной травмы, я оттягивал неизбежное. Я понял, что это не мое и нужно поступать в театральный. Если говорить честно, то осознание пришло еще во время учебы в меде, но для меня важно было доучиться. Мои родные рассчитывали на то, что я получу полное медицинское образование, а у меня не было желания их расстраивать. О полученном опыте работы с телом и людьми я совершенно не жалею, это регулярно помогает мне в нынешней работе.
ГИТИС и первые шаги
Спустя год после переезда в Москву и обучения в ординатуре я забрал документы и поступил в ГИТИС. Я был достаточно сознательным, чтобы не напрягаться по поводу поступления, так как всегда был насмотренным. В процессе подготовки мне не пришлось специально что-то читать, со многими книгами о театре я был знаком с подросткового возраста и не переставал их изучать во времена учебы в меде.
Еще в меде я вместе коллегой из Эквадора выступал с латиноамериканской группой, где я играл на перкуссии. То есть мой путь был родителям очевиден. Только не очень далекие малознакомые люди спрашивали меня, зачем я бросил медицину и ушел в театр. Мои родные очень поддержали меня, за что им большое спасибо.
На вступительных испытаниях я написал экспликацию (режиссерская разработка замысла будущего спектакля — Прим. «Цеха») к опере «Риголетто» Джузеппе Верди. Ситуацию облегчало то, что я поступал на платное, поэтому все прошло спокойно. Как я узнал позже, многие мои однокурсники хоть и получали (как и я) второе высшее, но не приносили диплом о первом, поэтому учились бесплатно. Как выяснилось, это никто при поступлении не проверяет. На самом деле режиссерское образование у многих — это второе высшее. Знаю, что сейчас идут разговоры о том, чтобы сделать его бесплатным. Мне кажется, это идея правильная.
На факультете музыкального театра В ГИТИСе я пять лет проучился на режиссера. Пятый курс — это дипломная работа, когда надо найти площадку и кого-то уговорить там поставить свой дипломный спектакль. Об обучении я не пожалел нисколько — всегда об этом мечтал. Однако сегодня недостаточно формального образования.
Театральные и перформативные постановки
Во время обучения мне стало понятно, что ГИТИС — это инкубатор, в котором ты можешь вырасти или не вырасти: все зависит только от того, делаешь ли ты что-то для этого или нет. На втором курсе я выпустил свою первую полноформатную работу — двухчасовой оперный спектакль «Аленький цветочек» композитора Николая Сидельникова. Далее я просто продолжал работать над постановками, несмотря на полное отсутствие поддержки со стороны театрального рынка. Дипломную работу я уже делал в ЗИЛе. Еще будучи студентом мединститута, я ездил туда на летние школы, мне очень понравилось место и люди там.
С 2014 года я работал ассистентом режиссера в музыкальном театре «Новая Опера». На четвертом курсе я попал туда благодаря тому, что ежегодно ставил самостоятельные работы, в том числе «Лунного Пьеро» Шёнбергера, которую отметила Екатерина Одегова, режиссер «Новой Оперы». Она порекомендовала меня на вакансию ассистента режиссера. В этом театре я отработал три года и три сезона. Спектакли там мне не давали ставить, поэтому мне стало тесно, и я решил двигаться вперед.
После ухода из «Новой Оперы» я начал активно принимать участие в различных конкурсах. Это довольно серьезный инструмент поддержки в нашей сфере. Я прошел кучу разных лабораторий, а также поучаствовал в создании театра голоса «ЛаГол» Натальи Пшеничниковой.
В 2016 году я начал интересоваться современным искусством. Сейчас это важная часть моей жизни. Сегодня уже вполне очевидно смешение театра и музеев, их точки соприкосновения. Совсем недавно я закончил проект в Еврейском музее, где выступил куратором и режиссером серии перформативных событий «студия союз молодежи» в рамках образовательной программы выставки «Союз молодежи. Русский авангард 1909-1914» совместно с композитором Игорем Яковенко, артистами Евгением Далем и Максимом Трофимчуком, арт-группой «Типацеха» и художником Митей Гранковым.
Папка с грантами
В оперном цехе есть два варианта развития карьеры: путь знакомств и диалога непосредственно с директорами, который для многих закрыт, и участие в специализированных конкурсах и грантах — более доступный вариант.
В России существует только один авторитетный и важный оперный конкурс для молодых режиссеров — «Нано-Опера». Главным европейским считается Ring Award (Сергей стал его финалистом в 2017 году — Прим. «Цеха»). Очень жаль, что немногие наши соотечественники подают заявки и проходят отбор, этот конкурс — настоящее окно в Европу для молодых режиссеров. Именно благодаря ему мне удалось поставить оперу в Театре ан дер Вин (Theater an der Wien).
У меня в браузере есть целая папка «Гранты» со ссылками. Каждый молодой, начинающий креатор должен завести такую папку и каждую неделю посылать заявки. Это единственный способ оставаться на плаву в сообществе. Главный приз в подобных конкурсах — реноме и узнавание оперными театрами молодых команд. По результатам конкурса вам могут предложить как сотрудничество, так и деньги на собственную постановку.
Бесплатные перформансы
Также после «Новой Оперы» я занялся перформансами. С ними в России большая проблема. Режиссерам, к сожалению, часто не платят за перформансы. Это считается практикой для непрофессионалов. Формально у перформанса нет режиссера. Даже директора некоторых крупных фестивалей называют перформеров по ошибке «волонтерами», даже если платят им зарплату. Однако многие режиссеры на такое соглашаются из-за интересных постановок.
Про деньги вообще сложная история. С режиссерами не всегда заключают договоры, а когда заключают, иногда пишут, что гонорар будет, только если найдутся средства. Режиссеры могут работать бесплатно ради интересной задумки. Но это не должно быть правилом. Иногда люди (и я тоже) вкладывают свои деньги в постановки. Это не принято разглашать, но такое есть.
Последние две недели я работаю ассистентом режиссера в Большом театре — ставим оперу Римского-Корсакова «Садко», и у нас были репетиции по 12-14 часов. Это нормально. Главные партии исполняют героические люди: они работали шесть недель по 10 часов с одним выходным. И не просто работали, а бегали по сцене и пели в голос огромные партии.
Важно, чтобы правильные люди пожали друг другу руки
Я думаю, что успешный врач-травматолог в столичной клинике получает тысяч 60, примерно столько (и чуть меньше) может получать помощник режиссера в театре. В Европе цифры значительно больше, даже при минимальной нагрузке и финансировании. В российских регионах цифры совсем печальные. Ни один из постановщиков мне ни разу в лицо не сказал, сколько он получает. Это очень табуированная тема, поэтому понять масштабы и тенденцию трудно, никто не хочет лишних разговоров.
Многие театры просят не приходить со своими идеями для постановок, пока режиссер не поставят пару полноформатных произведений. Чтобы зайти в столичный театр, надо поставить в региональном несколько спектаклей, а чтобы это сделать — надо поработать в московском. Получается замкнутый круг. Бывают и исключения — знаю и тех, кто после ГИТИСа сразу что-то ставил в Большом. Но здесь все равно важно, чтобы правильные люди пожали друг другу руки в театре. К сожалению, это правило действует во всем мире. Но в Европе театры более открыты к молодой мысли, им нужны новые высказывания и театральные языки. У нас к этому относятся с опаской. Добиться постановки в крупном театре без рекомендации практически невозможно. Я не страдаю по этому поводу и меняю вектор интереса — смещаюсь из театра в поле музеев и галерей. Кто знает, какие еще проекты будут?