«Ан­дрей — сра­ные бор­дю­ры. Так и за­пи­шем». Как я сходил на самое жалкое свидание в своей жизни

Как бу­дут чув­ство­вать себя участ­ни­ки быст­рых сви­да­ний, если не дать им воз­мож­но­сти уви­деть друг дру­га? Что бу­дет, если обя­за­тель­ным усло­ви­ем сви­да­ния ста­нет не де­мон­стра­ция сво­их луч­ших ка­честв, юмо­ра и лег­ко­сти, а спо­соб­ность вы­вер­нуть на­ру­жу свою жал­кую, сла­бую, стра­да­ю­щую душу? Мо­жет ли из­ме­не­ние при­выч­ной оп­ти­ки и дви­же­ние от об­рат­но­го за­ста­вить нас от­но­сить­ся к боли дру­гих лю­дей вни­ма­тель­нее? Ан­дрей Фо­мин схо­дил на лет­ний фе­сти­валь «Жал­кая осень» в ГЭС-2, по­го­во­рил с де­ся­тью незна­ком­ка­ми и по­пы­тал­ся по­нять, что это на са­мом деле было.

Но­мер че­ты­ре на­де­ва­ет на­уш­ни­ки

Мо­де­ра­тор как сквозь вату дает об­рат­ный от­счет. Сви­да­ние на­чи­на­ет­ся.

— При­вет. Что у тебя?

Но­мер че­ты­ре рас­прав­ля­ет на сто­ле бу­ма­гу, под­тя­ги­ва­ет к себе руч­ку на про­во­де. Та­ки­ми руч­ка­ми хо­ро­шо рас­пи­сы­вать­ся в госк­ви­тан­ци­ях и в де­та­лях опи­сы­вать, что вы де­ла­ли про­шлой но­чью. Но­мер че­ты­ре смот­рит в се­рую што­ру, ко­то­рая от­де­ля­ет от него жен­щи­ну без внеш­но­сти. И ду­ма­ет, что у него. Но­мер че­ты­ре при­шел непод­го­тов­лен­ным. Ка­кой бы смысл ни скры­вал­ся за сло­вом «ны­тье», на­чать это де­лать не слиш­ком про­сто.

— Я толь­ко что вы­ли­ла ес­сен­ту­ки в ста­кан­чик. Ша­ри­ки раз­бух­ли. Га­зи­ро­ван­ный рыб­ный кок­тейль с от­ру­бя­ми. От­вра­ти­тель­но. Да­вай ты нач­нешь, пока я тут раз­бе­русь.

— Нач­ну? Ну да­вай нач­ну. Так. Вот взять хотя бы сра­ные бор­дю­ры. Они их за ка­ким хе­ром ме­ня­ют каж­дый год? У них про­блем дру­гих нет? И жара эта ад­ская. Шко­лу на­про­тив всю под ноль вы­скреб­ли, до стен — гро­хот, ко­поть, це­мент, пилы- са­мо­сва­лы. Окно от­кро­ешь на пять ми­нут — вся ком­на­та в пыли, слой пять сан­ти­мет­ров. А не от­кро­ешь — за­дох­нешь­ся к со­ба­чьим чер­тям.

— Ан­дрей — сра­ные бор­дю­ры. Так и за­пи­шем.

— Но при этом я же по­ни­маю, что вот, на­при­мер, по­ме­ще­ние, в ко­то­ром мы сей­час с ес­сен­ту­ка­ми си­дим, — это в ка­ком-то смыс­ле эхо моих бор­дю­ров. Всё же свя­за­но. И ведь хо­ро­ше­ет. Если разо­брать­ся. Хотя если разо­брать­ся со­всем по­дроб­но — они за кого нас во­об­ще при­ни­ма­ют?! Я же ви­дел этот бор­дюр в про­шлом году — он в по­ряд­ке! Он ка­мень, в кон­це кон­цов, он не из сыра, не из са­ха­ра, не кар­тон пе­ре­ра­бо­тан­ный, он от до­ждя не тает! То есть у его за­ме­ны точ­но есть ка­кая-то цель. Но в чем эта цель? Кто этот, как он на­зы­ва­ет­ся… бе­не­фи­ци­ар? А?! А по­едешь по­даль­ше — так там дыры в зем­ле, там УАЗы в говне то­нут. Им бы всем чет­верть на­ше­го бе­то­на — и, мо­жет, со­всем дру­гая жизнь бы по­шла. Га­ле­реи бы по­от­кры­ва­лись, ма­стер-клас­сы. Вот так.

— По­ни­маю… Го­род вы­са­сы­ва­ет. Мне вот толь­ко здесь хо­ро­шо.

— Здесь?

— Бук­валь­но — в ГЭС. При­ез­жаю сюда — и хо­ро­шо. А вот пока до­бе­решь­ся — это прям все­гда пре­одо­ле­ние. Я на са­мо­ка­те, что­бы быст­ро.

— Во­семь­де­сят во­семь про­цен­тов моск­ви­чей тебя нена­ви­дят.

— Нена­ви­дят. Я их тоже нена­ви­жу. Есть у тебя что-то еще?

— Еще? Блин, это слож­нее, чем ка­за­лось. Лад­но. Воз­мож­но, от моих сле­ду­ю­щих слов пах­нёт сек­сиз­мом, но есть та­кой сте­рео­тип, что муж­чи­нам вро­де как жа­ло­вать­ся греш­но. Что вро­де как это жен­ская при­ви­ле­гия. Или не при­ви­ле­гия. Ка­че­ство? Ха­рак­те­ри­сти­ка? Оп­ция!

— Во­об­ще пах­ну­ло. Да еще как.

— Хотя вот. Я сей­час, ко­гда про­из­нес это вслух, — сра­зу про­нес­лись че­ло­век шесть дру­зей, ко­то­рые вот прям мо­гут. Да и я сам. И…

Лег­кое ды­ха­ние и фо­но­вый шум в на­уш­ни­ках за­ли­ва­ют тем­но­той. Пер­вые пять ми­нут про­ле­та­ют не про­сто быст­ро — стре­ми­тель­но. По­пыт­ка сек­сист­ско­го ны­тья об­ры­ва­ет­ся слиш­ком вне­зап­но, за­став­ляя за­ду­мать­ся, а не вы­ду­ман­ная ли это была по­пыт­ка. Но­мер че­ты­ре пе­ре­са­жи­ва­ет­ся за сле­ду­ю­щий стол, дви­га­ясь по кру­гу, сле­дуя за но­ме­ром пять и его мо­то­цик­лет­ным шле­мом.

— При­вет.

— При­вет.

— Тут неко­то­рые на­зы­ва­ют име­на. Ты как с этим?

— Ан­дрей.

— А я неваж­но.

— При­ня­то.

— И жа­ло­вать­ся я не очень люб­лю. И не умею. Хотя вот на­жа­ло­ва­лась, что не умею жа­ло­вать­ся. В об­щем. Ка­жет­ся, что люди ста­ли ка­ки­ми-то го­раз­до ме­нее ин­тел­ли­гент­ны­ми. За­чем обя­за­тель­но так мно­го ма­те­рить­ся?

На­блю­дая празд­нич­ное ше­ве­ле­ние ес­сен­ту­ков в пла­сти­ко­вом ко­ну­се бо­ка­ла, но­мер че­ты­ре ле­ни­во взве­ши­ва­ет ко­ли­че­ство мата, ис­поль­зо­ван­но­го им за пять ми­нут пер­во­го сви­да­ния. Без­об­раз­но мно­го. Но­мер че­ты­ре про­во­дит ко­рот­кий се­анс са­мо­би­че­ва­ния. Вслух он пред­по­ла­га­ет, что про­бле­ма свя­за­на с тем, что мы ста­ли мень­ше чи­тать.

— Аб­со­лют­но! А ты чи­та­ешь?

— Рус­ский рэп, тикток и ютьюб. Три кита на­шей де­гра­да­ции. Осо­бен­но если пре­фрон­таль­ная кора…

Жа­ло­вать­ся непро­сто. Надо учить­ся. Или при­вы­кать

Об­рыв, пу­сто­та, тем­но­та. Но­мер че­ты­ре сни­ма­ет на­уш­ни­ки, дви­га­ет­ся даль­ше по кру­гу. Но­мер че­ты­ре на­де­ва­ет на­уш­ни­ки, на­гре­тые го­ло­вой но­ме­ра пять. Но­мер пять — один из тех, кто при­шел сюда се­го­дня поржать. Это бу­дет вы­яс­не­но на фи­наль­ной сес­сии, и ему, как и ему по­доб­ным, бу­дет за это де­ли­кат­но предъ­яв­ле­но.

Но­мер че­ты­ре ню­ха­ет ста­кан­чик сне­ков. От­руб­ные ша­ри­ки пах­нут су­ше­ным ан­чо­усом. Это жал­кие сви­да­ния. Здесь уго­ща­ют жал­кой едой. Суть про­ис­хо­дя­ще­го в том, что сви­да­ния на­чи­на­ют­ся не с де­мон­стра­ции луч­ших ка­честв, а с того, о чем хо­чет­ся рас­ска­зать тем, кто вро­де дол­жен слу­шать, но слу­шать от­ка­зы­ва­ет­ся. Не столь­ко сви­да­ние, сколь­ко те­ра­пия всле­пую. От­сут­ствие ви­зу­аль­но­го кон­так­та уси­ли­ва­ет силу го­ло­са.

По­мо­га­ет рас­сла­бить­ся. По­мо­га­ет обез­опа­сить себя от объ­ек­ти­ва­ции и необ­хо­ди­мо­сти дер­жать спи­ну пря­мо, а лицо умно

Здесь мож­но по­ка­зать себя с из­на­ноч­ки, вы­вер­нуть гниль­цу на­ру­жу, про­де­мон­стри­ро­вать сла­бость, не по­бо­ять­ся по­ка­зать­ся на­сто­я­щим — та­ким, ка­ким не при­ня­то хо­дить на сви­да­ния. От­ча­ян­ная, но до­воль­но на­ив­ная по­пыт­ка об­ма­нуть био­ло­гию. В об­щем, надо про­дол­жать жа­ло­вать­ся. Надо жа­ло­вать­ся де­сять раз под­ряд, ста­ра­ясь уло­жить­ся в пять ми­нут. В пять ми­нут на дво­их. При спра­вед­ли­вом рас­пре­де­ле­нии вре­ме­ни каж­до­му до­ста­ет­ся по две с по­ло­ви­ной. Это мо­жет быть де­сять раз­ных ис­то­рий, это мо­жет быть одна, но глав­ная, ко­то­рая, воз­мож­но, ис­тон­чит­ся, а при удач­ном сте­че­нии сто­чит­ся до ко­сти за де­сять кру­гов по­вто­ре­ний и, мо­жет быть, ста­нет не та­кой невы­во­зи­мо гро­мад­ной — хотя, как ду­ма­ет но­мер че­ты­ре, на­де­вая на­уш­ни­ки, — ско­рее все­го, эти де­сять по­вто­ре­ний толь­ко уси­лят ее мощь, ведь что та­кое наши пе­ре­жи­ва­ния, стра­хи и жа­ло­бы, как не пуч­ки элек­три­че­ской энер­гии, за­пус­ка­ю­щие ре­ак­цию, оста­но­вить ко­то­рую мож­но, толь­ко по­знав их кван­то­вую струк­ту­ру, — они гас­нут, ко­гда пе­ре­ста­ешь на них смот­реть.

Жа­ло­вать­ся непро­сто. Надо учить­ся. Или при­вы­кать. В ожи­да­нии ват­ной ко­ман­ды мо­де­ра­то­ра но­мер че­ты­ре вы­тя­ги­ва­ет из гнез­да руч­ку на про­во­де, раз­гла­жи­ва­ет бу­ма­гу, го­то­вит­ся пи­сать. Но пи­сать ему нече­го. По­сле ко­рот­ко­го при­вет­ствия но­мер че­ты­ре за­пус­ка­ет в на­прав­ле­нии сле­ду­ю­щей незна­ком­ки проб­ный шар, пол­ный ду­шев­ной боли.

— Мой друг, ста­рин­ный, луч­ший, опре­де­лил меня на чет­вер­тое ме­сто в иерар­хии дру­зей. А я пят­на­дцать лет счи­тал его луч­шим. Пер­вым. А он ска­зал, что, ко­гда мы на­ча­ли дру­жить, я «про­сто втер­ся к нему в до­ве­рие».

— М-да. Мне ка­жет­ся, не сто­ит де­лить дру­зей по иерар­хи­ям?

— Но на­чал-то не я. Он. Хотя лад­но, ты пра­ва. А у тебя? Есть про что по­ныть?

— А мне по­за­вче­ра врач ска­зал, что я с се­го­дняш­не­го дня долж­на буду че­рез день де­лать себе уко­лы.

— Дол­го?

— Все­гда.

Фаль­ши­вая иерар­хия друж­бы, втер­тое до­ве­рие, за­пах ан­чо­усов, бе­лый пла­сти­ко­вый та­нец ес­сен­ту­ков, чу­жое теп­ло на­уш­ни­ков — блед­не­ют и отъ­ез­жа­ют на зад­ний план. Вот что здесь на са­мом деле про­ис­хо­дит. Пол­ная скры­тых опас­но­стей про­гул­ка по тон­ко­му льду. По­сти­ро­ния обо­ра­чи­ва­ет­ся тра­ге­ди­ей за один гло­ток. Но­мер че­ты­ре мол­чит. Но­мер че­ты­ре ню­ха­ет ан­чо­усы.

«Моя про­бле­ма в том, что я не умею гру­бить. Не умею быть жест­кой»

— Что ска­жешь?

— Я не знаю, что ска­зать.

С од­ной сто­ро­ны, мы при­шли на сви­да­ния. При­шли най­ти че­ло­ве­ка, с ко­то­рым мож­но бу­дет, на­при­мер, про­дол­жить этот теп­лый дожд­ли­вый ве­чер. С дру­гой сто­ро­ны, так или ина­че, все мы здесь от­ре­а­ги­ро­ва­ли на сло­во­со­че­та­ние «жал­кие сви­да­ния», на сло­во «по­ныть». «Но что на са­мом деле зна­чит это сло­во?» — ду­ма­ет но­мер че­ты­ре, окон­ча­тель­но утра­тив­ший спо­соб­ность вы­пол­нять глав­ное на­став­ле­ние мо­де­ра­то­ра («Ста­рай­тесь из­бе­гать даже ней­траль­ной ин­фор­ма­ции! Толь­ко са­мое стыд­ное — то, чем вы хо­те­ли бы по­де­лить­ся»), дер­жит­ся в жел­той зоне, шу­тит и дер­зит — ис­поль­зуя де­ся­ти­ле­ти­я­ми фор­ми­ро­вав­ший­ся пат­терн, внут­ри ко­то­ро­го на са­мом деле нет ме­ста ны­тью. По край­ней мере на этом эта­пе. И толь­ко ради того, что­бы под­дер­жать пра­ви­ла игры, его, как вы­яс­ня­ет­ся, не так-то про­сто осво­ить.

По­сте­пен­но все уско­ря­ет­ся, шлем но­ме­ра пять с каж­дым ра­зом все быст­рее пе­ре­ска­ки­ва­ет с ме­ста на ме­сто, вско­ре но­ме­ру че­ты­ре на­чи­на­ет ка­зать­ся, что он раз­го­ва­ри­ва­ет с од­ним и тем же че­ло­ве­ком — лег­кой и иро­нич­ной моск­вич­кой, пре­крас­но вла­де­ю­щей ре­чью и, в об­щем-то, по­чти ре­шив­шей свои про­бле­мы, в том чис­ле де­прес­сив­ные эпи­зо­ды, в том чис­ле под­твер­жден­ные ди­а­гно­за­ми де­прес­сив­ные эпи­зо­ды — те­ра­пи­ей, пи­лю­ля­ми, уко­ла­ми, са­мо­раз­ви­ти­ем. Она не лю­бит жа­ло­вать­ся, но она учит­ся это де­лать, она спо­кой­но ре­а­ги­ру­ет на при­зна­ние но­ме­ра че­ты­ре, ко­то­рый по-преж­не­му топ­чет­ся в жел­той зоне и рас­ска­зы­ва­ет о том, как ему на­до­е­ло быть сла­бым, как он стра­да­ет от неуме­ния от­ка­зать­ся от пер­во­го бо­ка­ла, неуме­ния оста­но­вить­ся по­сле пер­во­го бо­ка­ла, неуме­ния оста­но­вить­ся до тех пор, пока во­об­ще все не разой­дут­ся по до­мам, о том, как нена­ви­дит он себя, ко­гда вспо­ми­на­ет, сколь­ко лиш­не­го на­го­во­рил и сколь­ко раз это по­вто­ря­лось — по од­но­му и тому же сце­на­рию, од­ни­ми и теми же сло­ва­ми, с од­ним и тем же ре­зуль­та­том, ко­гда мож­но было про­сто свер­нуть в мет­ро, как сде­ла­ла та же Даша — про­сто ска­за­ла всем «пока» и по­еха­ла, трез­вая, и просну­лась без чув­ства вины, го­лов­ной боли и по­жи­ра­ю­ще­го ощу­ще­ния соб­ствен­ной ник­чем­но­сти.

— При­вет.

— При­вет.

— По­сле того как я узна­ла о сво­ем ди­а­гно­зе, я на­хо­жусь на пье­де­ста­ле и не могу вос­при­ни­мать все­рьез то, что дру­гие люди счи­та­ют про­бле­ма­ми.

Но­мер че­ты­ре про­кру­чи­ва­ет в го­ло­ве все, что он успел се­го­дня рас­ска­зать. Все это ка­жет­ся ему неле­пым и мел­ким. Сам он ка­жет­ся себе неле­пым и мел­ким. Но­мер че­ты­ре не зна­ет, сто­ит ли ве­рить это­му чув­ству. Но­мер че­ты­ре сни­ма­ет на­уш­ни­ки. Но­мер че­ты­ре на­де­ва­ет на­уш­ни­ки.

— Моя про­бле­ма в том, что я не умею гру­бить. Не умею быть жест­кой. Я слиш­ком де­ли­кат­ная. У меня со­се­ди. Со­сед­ка, свер­ху. Во­об­ще не спит по но­чам. Сти­рал­ка ра­бо­та­ет, что-то по­сто­ян­но ка­та­ет по полу. Во­об­ще невоз­мож­но спать. И я не могу пой­ти к ней и по­ру­гать­ся. А ее, мне ка­жет­ся, надо за­пу­гать. Это един­ствен­ное, что мо­жет сра­бо­тать. Что­бы при­шел муж­чи­на и на­пу­гал. По-дру­го­му ни­как. У тебя как с агрес­си­ей?

— У меня с агрес­си­ей от­лич­но. Уни­жаю на­пра­во и на­ле­во.

— А как ты ду­ма­ешь, ты бы смог? На­при­мер, за день­ги? При­е­хать и на­пу­гать?

«Я очень эм­па­ти­чен. Я, воз­мож­но, слиш­ком эм­па­ти­чен»

По­сле того как за­кан­чи­ва­ет­ся этап сви­да­ний, на­чи­на­ет­ся пер­вый круг вза­им­ной ре­флек­сии. Мы са­дим­ся в круг и де­лим­ся впе­чат­ле­ни­я­ми. Я на­чи­наю пер­вым, по при­выч­ке ста­ра­ясь зву­чать лег­ко и дерз­ко. Лю­бо­пыт­ный опыт, ни­ко­гда не был на сви­да­ни­ях, ни­ко­гда не был на ис­по­ве­ди, сов­ме­стил одно с дру­гим, де­сять раз, все­го за час, сплош­ное удо­воль­ствие.

По­хо­жий на раз­ра­бот­чи­ка маль­чик, ко­то­рый си­дит сле­ва от меня и спра­ва от мо­де­ра­то­ра, дер­жит в ру­ках по­дроб­ный спи­сок, та­кие есть у мно­гих из нас, — при­мер­но по­нят­но, что там на­пи­са­но, но не очень по­нят­но, как бу­дет ис­поль­зо­ва­на эта ин­фор­ма­ция. Он даже не пы­та­ет­ся скрыть сво­е­го пре­зре­ния. Эта Иису­со­ва ин­то­на­ция — на са­мом деле очень удоб­ный спо­соб вза­и­мо­дей­ствия.

— Ко­неч­но, неко­то­рые при­шли сюда, что­бы по­сме­ять­ся. Шу­точ­ки, по­нят­но, ве­се­ло. Но мне ка­жет­ся, смысл в дру­гом. Смысл в том, что все мы люди и как важ­но нам, лю­дям, на­учить­ся про­сто слу­шать друг дру­га. По­ду­мать, как это важ­но — про­сто дать че­ло­ве­ку воз­мож­ность вы­го­во­рить­ся, вы­слу­шать его. Ведь так мно­гим лю­дям это­го не хва­та­ет.

Я по­ни­маю, что эта по­лу­про­по­ведь — по­ще­чи­на лич­но мне, душ­но­ва­тая месть за ду­шев­ную черст­вость и же­ла­ние поржать там, где ржать за­пре­ще­но

Но поз­воль­те, граж­дане, ни­кто же не пре­ду­пре­ждал. Кто мог пред­по­ло­жить, что под иро­нич­ной вы­вес­кой мы об­на­ру­жим пет­ля­ю­щий тон­нель глу­бо­ких драм? На­сколь­ко надо при­вык­нуть к еже­днев­ной про­ра­бот­ке сво­их травм, что­бы уви­деть в сло­вах «жал­кие сви­да­ния» и «воз­мож­ность по­ныть» — обе­ща­ние тра­ге­дии, часть ко­то­рой бу­дет предъ­яв­ле­на и вру­че­на под рас­пис­ку. И ко­то­рую при­дет­ся уне­сти с со­бой. Но маль­чик на­стро­ен се­рьез­но.

— Ко­гда я по­пал на жен­щи­ну, у ко­то­рой рак, я по­нял. Я про­сто слу­шал. Я про­сто дал вы­го­во­рить­ся. Я очень эм­па­ти­чен. Я, воз­мож­но, слиш­ком эм­па­ти­чен. Ее брат за­пре­тил ей с ним об этом раз­го­ва­ри­вать. Я вспом­нил, как ба­буш­ка уми­ра­ла от рака. Я по­нял, что всем нам нуж­но, что­бы нас кто-то вы­слу­шал. Как важ­но уметь слу­шать. Как важ­но уметь слы­шать. А не прий­ти и по­сме­ять­ся, как неко­то­рые.

Он го­во­рит тихо и уко­риз­нен­но. Ко­гда он на­ко­нец за­кан­чи­ва­ет, ему воз­ра­жа­ют. Воз­ра­же­ния зву­чат ра­зум­но, но не ра­бо­та­ют — он прав, он очень проч­но устро­ил­ся на троне сво­ей право­ты. Он все по­нял луч­ше всех — не по­бо­ял­ся чу­жой боли и на­все­гда пре­зрел нас, непод­го­тов­лен­ных.

Тре­тий этап — сов­мест­ная ком­на­та. 14 жен­щин и 10 муж­чин. Жен­щин в та­ких де­лах все­гда боль­ше. Та­ко­ва жизнь. Вхо­дим, рас­са­жи­ва­ем­ся. Как бы мы рас­пре­де­ли­лись, если бы ока­за­лись на необи­та­е­мом ост­ро­ве? Или, на­при­мер, за­мок за­кли­ни­ва­ет, го­род обес­то­чи­ва­ет — и мы оста­ем­ся тут на неде­лю, чу­дом оста­но­вив­шись в од­ном шаге от кан­ни­ба­лиз­ма.

Фи­наль­ный этап — фе­сти­валь нелов­ко­сти. Мы си­дим друг на­про­тив дру­га, рас­смат­ри­вая. Ста­ра­ем­ся со­по­ста­вить. Объ­ек­ти­ви­зи­ру­ем

Жен­щи­ну с пье­де­ста­ла я узнаю сра­зу. Сми­ре­ние и лег­кая уко­риз­на. Всем немно­го нелов­ко. Кто-то пы­та­ет­ся шу­тить. Нелов­кость уси­ли­ва­ет­ся. Хо­чет­ся, что­бы это все по­ско­рее за­кон­чи­лось. Де­воч­ка, ле­жав­шая на пу­фи­ке ли­цом вверх, вста­ет и, не го­во­ря ни сло­ва, ухо­дит. Ин­те­рес­но, кто из них та, ко­то­рой ну­жен муж­чи­на, го­то­вый за день­ги на­пу­гать со­сед­ку? Им­по­зант­ный муж­чи­на с се­до­ва­той бо­ро­дой, ко­то­рый тоже при­шел ско­рее под­раз­влечь­ся, чем на­гру­зить­ся, рас­ска­зы­ва­ет, что у его отца пол­но­стью сгнил ки­шеч­ник — уви­де­ли, ко­гда раз­ре­за­ли, что­бы про­опе­ри­ро­вать, не ста­ли опе­ри­ро­вать и от­пра­ви­ли до­мой уми­рать. Уми­рал на ру­ках. А на про­шлой неде­ле — ава­рия. Ма­ши­на всмят­ку, ему хоть бы что.

— Мож­но ли это срав­ни­вать с ра­ком? — спра­ши­ва­ет его куд­ря­вый зу­мер в вель­ве­то­вых шта­нах.

Вряд ли.

Об­лож­ка: кол­лаж «Цеха». Фото: © Stu­dio Ro­man­tic / Shut­ter­stock / Fotodom