«Ему легко, языки к нему липнут!» Почему это заявление ошибочно, и способности к изучению есть у каждого

Ав­тор кни­ги — Като Ломб — на вы­со­ком уровне вла­де­ла 16 язы­ка­ми, и по­чти все изу­ча­ла са­мо­сто­я­тель­но, по кни­гам и ра­дио­пе­ре­да­чам. До кон­ца жиз­ни она про­дол­жа­ла по­гру­жать­ся в но­вые язы­ки: на­при­мер, в 80 лет на­ча­ла учить иврит. Пе­ре­вод­чик и по­ли­глот Алек­сандр На­у­мен­ко пе­ре­вел кни­гу Ломб и до­ба­вил фраг­мен­ты, ко­то­рых не было в ав­тор­ском из­да­нии. В ито­ге она вы­шла в 1978 году под на­зва­ни­ем «Как я изу­чаю язы­ки. За­мет­ки зна­то­ка 16 язы­ков». Кни­га поль­зо­ва­лось та­кой по­пу­ляр­но­стью, что спу­стя по­чти 40 лет, в 2017 году, из­да­тель­ство «Манн, Ива­нов и Фер­бер» ре­ши­ло ее пе­ре­вы­пу­стить. Несмот­ря на ко­ли­че­ство про­шед­ших лет, при­е­мы и опыт са­мо­сто­я­тель­но­го изу­че­ния язы­ков, про ко­то­рый рас­ска­зы­ва­ет Ломб, по-преж­не­му ак­ту­аль­ны. «Цех» пуб­ли­ку­ет гла­ву «О спо­соб­но­стях к язы­кам», в ко­то­рой ав­тор рас­суж­да­ет о том, по­че­му жа­ло­ба «у меня нет ни­ка­ко­го чутья к язы­кам» бес­поч­вен­на.

Вплоть до тех пор, пока но­вый Каль­ман Кёнь­веш (вен­гер­ский ко­роль из ди­на­стии Ар­па­дов с 1095 до 1116 года — Прим. «Цеха») со всей си­лой сво­е­го ав­то­ри­те­та не за­явит, что ни­ка­ких та­лан­тов и спо­соб­но­стей к язы­ку не су­ще­ству­ет, мы бу­дем вновь и вновь слы­шать за­ме­ча­ния вро­де:

— Ему лег­ко, язы­ки к нему так и лип­нут!

Ни к кому ни­что само по себе не при­ли­па­ет, раз­ве что цеп­кие ко­люч­ки. Успех в изу­че­нии язы­ка опре­де­ля­ет­ся про­стым урав­не­ни­ем: за­тра­чен­ное вре­мя + ин­те­рес = ре­зуль­тат.

Мо­жет быть, вы ду­ма­е­те, что спо­соб­ность к язы­ку и ин­те­рес — это одно и то же? Если вы так счи­та­е­те, то про­верь­те себя на на­ли­чие под­лин­но­го ин­те­ре­са, ко­то­рый, как из­вест­но, все­гда по­рож­да­ет стрем­ле­ние до­бить­ся сво­е­го во что бы то ни ста­ло. Лич­но я счи­таю, что это две раз­ные вещи. Если бы успех в уче­бе был во­про­сом на­ли­чия осо­бых спо­соб­но­стей, то один и тот же уча­щий­ся с оди­на­ко­вой труд­но­стью (или оди­на­ко­вой лег­ко­стью) овла­де­вал бы са­мы­ми раз­ны­ми язы­ка­ми. А ведь кто не слы­шал (или не де­лал сам) за­яв­ле­ний вро­де: «На­сколь­ко лег­ко шел у меня ан­глий­ский, на­столь­ко же труд­но да­ет­ся сей­час фран­цуз­ский»; «Не чув­ствую я, не по­ни­маю сла­вян­ских язы­ков»; «По­ду­ма­ешь, он зна­ет немец­кий! Я тоже знаю немец­кий и ис­пан­ский, а вот араб­ский не под­да­ет­ся ни­как, три­жды на­чи­нал» и т. п.

Как же сов­ме­стить это со спо­соб­но­стя­ми, ко­то­рые, как из­вест­но, дис­кри­ми­на­ции ма­те­ри­а­ла не при­зна­ют?

Я еще ни­ко­гда не слы­ша­ла о та­ком че­ло­ве­ке (ду­шев­но здо­ро­вом, ра­зу­ме­ет­ся), ко­то­рый не мог овла­деть хотя бы од­ним язы­ком — род­ным! — в со­от­вет­ствии с уров­нем сво­ей об­ра­зо­ван­но­сти. А вот о ба­буш­ке, ко­то­рая за по­след­ние со­рок лет не изу­ча­ла не толь­ко язы­ки, а во­об­ще ни­че­го и за год овла­де­ла ис­пан­ским, что­бы за­ни­мать­ся со сво­ей внуч­кой, я уже слы­ша­ла; та­кая ба­буш­ка жи­вет в Вол­го­гра­де, и язык ей пре­по­да­вал пе­ре­вод­чик этой кни­ги на рус­ский язык. Так что за­ме­нить в вы­ше­при­ве­ден­ном урав­не­нии сло­во «ин­те­рес» на «мо­ти­ва­цию» я бы со­гла­си­лась. Тер­мин «мо­ти­ва­ция», в об­щем-то, био­ло­ги­че­ский, — это по­буж­де­ния, на­прав­лен­ные на удо­вле­тво­ре­ние по­треб­но­стей, свя­зан­ных с ос­нов­ны­ми жиз­нен­ны­ми ин­стинк­та­ми. С точ­ки зре­ния пси­хо­ло­гии пра­виль­нее было бы, ко­неч­но, го­во­рить о «мо­ти­вах», но это сло­во при­об­ре­ло во язы­цех слиш­ком боль­шую мно­го­знач­ность. По­это­му, что­бы не пус­кать­ся вся­кий раз в на­уч­ные уточ­не­ния, поз­воль­те мне поль­зо­вать­ся все-таки мо­ти­ва­ци­ей, тем бо­лее что по сво­е­му со­дер­жа­нию она бо­лее об­раз­но, я бы ска­за­ла, от­ра­жа­ет имен­но без­услов­ное, во­ле­вое стрем­ле­ние к зна­нию как к хле­бу на­сущ­но­му.

Сло­вом, «спо­соб­ность к язы­ку» мне несим­па­тич­на уже хотя бы по­то­му, что с по­мо­щью это­го вы­ра­же­ния стре­мят­ся обыч­но при­крыть са­мые раз­лич­ные по­ня­тия и яв­ле­ния. Жа­ло­ба «у меня нет ни­ка­ко­го чутья к язы­кам» озна­ча­ет, как пра­ви­ло, то, что го­во­ря­щий за­по­ми­на­ет но­вые сло­ва с тру­дом, в ре­зуль­та­те мно­го­чис­лен­ных по­пы­ток.

«Ге­ни­я­ми» про­воз­гла­ша­ют обыч­но тех уча­щих­ся, ко­то­рые без­оши­боч­но вы­пол­ня­ют пись­мен­ные за­да­ния, по­то­му что им уда­лось най­ти пра­виль­ную пу­те­вод­ную нить в джун­глях мор­фо­ло­гии и син­так­си­са язы­ка. «Он ве­лик и как язы­ко­вед», — хва­лим мы ка­ко­го-ни­будь пи­са­те­ля, если стиль его на гра­ни воз­мож­но­стей вен­гер­ско­го язы­ка и по-со­вре­мен­но­му но­ва­тор­ский. Но язы­ко­вед и тот, кто, не зная ни од­но­го ино­стран­но­го язы­ка, в ре­зуль­та­те кро­пот­ли­вых мно­го­лет­них ис­сле­до­ва­ний до­ка­зал, что в диа­лек­тах Се­вер­ной Ка­ле­до­нии со­вер­шен­но от­сут­ству­ют ас­си­рий­ские за­им­ство­ва­ния.

«Линг­ви­стам» — поль­зу­юсь моим тер­ми­ном — нуж­ны толь­ко три на­вы­ка: хо­ро­шая лек­си­че­ская па­мять, уме­ние под­ра­жать раз­лич­ным зву­кам (необя­за­тель­но язы­ко­вым) и ло­ги­че­ское мыш­ле­ние, ко­то­рое по­мо­га­ет свя­зы­вать во­еди­но не толь­ко пра­ви­ла ино­стран­но­го язы­ка, но и са­мые раз­но­об­раз­ные жиз­нен­ные яв­ле­ния. Но при всем бо­гат­стве лек­си­ки, хо­ро­шем про­из­но­ше­нии и грам­ма­ти­че­ской «про­зор­ли­во­сти» наи­боль­шую роль иг­ра­ет все же спо­соб под­хо­да. Дав­но под­ме­че­но, что вен­гры — уро­жен­цы Аль­фёль­да усва­и­ва­ют ино­стран­ные язы­ки с бо’ль­шим тру­дом, чем вен­гры се­ве­ра. Объ­яс­ня­ет­ся это, ко­неч­но, не тем, что уро­жен­цы рав­нин Аль­фёль­да и Хорто­ба­ди яв­ля­ют­ся на свет все до од­но­го без ка­ких бы то ни было язы­ко­вых спо­соб­но­стей! Ско­рее дело в том, что в чи­сто вен­гер­ских об­ла­стях за Ти­сой ино­языч­ная речь зву­чит зна­чи­тель­но реже, чем, ска­жем, в Тольне, где про­жи­ва­ет немец­кое на­ци­о­наль­ное мень­шин­ство, или в Ба­ра­ня, или в об­ла­стях, гра­ни­ча­щих с Че­хо­сло­ва­ки­ей, Юго­сла­ви­ей и Ру­мы­ни­ей. Я так ду­маю. Во вся­ком слу­чае, мне ка­жет­ся, что та­кое объ­яс­не­ние не ис­клю­че­но. Ин­те­рес­но, что для фор­ми­ро­ва­ния на­вы­ка под­ра­жа­ния со­всем не обя­за­тель­на ак­тив­ная речь. В дет­ском воз­расте про­сто­го слы­ша­ния зву­ков род­но­го язы­ка уже до­ста­точ­но, что­бы при­учить ухо и ре­че­вой ап­па­рат для вос­про­из­ве­де­ния этих зву­ков.

В на­шей пе­ре­вод­че­ской бри­га­де есть та­кие, кто вы­рос и вос­пи­ты­вал­ся за гра­ни­цей. В Вен­грию они вер­ну­лись по­сле 1945 года уже в срав­ни­тель­но взрос­лом воз­расте, и, хотя на вен­гер­ском язы­ке они до это­го прак­ти­че­ски не го­во­ри­ли, а толь­ко слы­ша­ли его от сво­их ро­ди­те­лей, сей­час они ста­ли со­вер­шен­но дву­языч­ны­ми.

Итак, старт, под­ход иг­ра­ет очень боль­шую роль, зна­чи­тель­но боль­шую, чем все про­чие на­вы­ки и спо­соб­но­сти. Ни­кто не мо­жет от­ри­цать, что если А и Б на­ча­ли изу­чать язык од­но­вре­мен­но, то А, воз­мож­но, до­стиг­нет цели в два раза быст­рее, чем Б. Рас­смот­рим-ка по­бли­же подо­пле­ку это­го яв­ле­ния. Вы­яс­нит­ся, что:

• у А боль­ше вре­ме­ни за­ни­мать­ся ино­стран­ным язы­ком, чем у Б;
• А по­буж­да­ют к при­ле­жа­нию бо­лее непо­сред­ствен­ные цели, чем Б, и за­ни­ма­ет­ся он, сле­до­ва­тель­но, упор­нее и на­прав­лен­нее;
• А поль­зу­ет­ся бо­лее эф­фек­тив­ны­ми ме­то­да­ми, чем Б;
• А про­сто об­ра­зо­ван­нее, под­го­тов­лен­нее, чем Б, и так же в два раза быст­рее, чем Б, овла­дел бы гео­ло­ги­ей, био­ло­ги­ей, фи­зи­кой, ма­те­ма­ти­кой, хи­ми­ей и про­чи­ми на­у­ка­ми.

И все-таки у меня та­кое чув­ство, что в ле­вой ча­сти при­ве­ден­но­го в на­ча­ле гла­вы урав­не­ния не хва­та­ет от­ри­ца­тель­ной ве­ли­чи­ны, «ко­эф­фи­ци­ен­та небла­го­при­ят­но­сти». Этот фак­тор мож­но на­звать и стес­не­ни­ем. За­тра­чен­ное вре­мя + мо­ти­ва­ция, раз­де­лен­ные на стес­не­ние = ре­зуль­тат.

Вы­сту­па­ет оно и как неуме­ние ото­рвать­ся от род­но­го язы­ка, ко­гда, бо­ясь по­те­рять ло­ги­че­скую точ­ку опо­ры, мы пе­ре­но­сим нор­мы род­но­го язы­ка на ино­стран­ный (мы уже го­во­ри­ли о том, что так же су­до­рож­но цеп­ля­ем­ся мы и за нор­мы дру­го­го ино­стран­но­го язы­ка, усво­ен­но­го ра­нее).

Об­ще­из­вест­но, что Сред­ний Уча­щий­ся муж­ско­го пола бо­рет­ся, ко­гда надо за­го­во­рить, куда с боль­шим ко­ли­че­ством стес­не­ний, чем Сред­ний Уча­щий­ся жен­ско­го пола. Г-жа Та­ла­ши в ста­тье «Пре­по­да­ва­ние ино­стран­ных язы­ков»* мет­ко за­ме­ча­ет, что взрос­лый об­ра­зо­ван­ный че­ло­век, го­во­ря­щий на ино­стран­ном язы­ке, «му­чи­тель­но пе­ре­жи­ва­ет на­пря­же­ние, воз­ни­ка­ю­щее вся­кий раз меж­ду уров­нем его ду­хов­ной раз­ви­то­сти и огра­ни­чен­но­стью воз­мож­но­стей вы­ра­зить этот уро­вень на ино­стран­ном язы­ке». И муж­чи­ны, как под­ме­че­но, пе­ре­жи­ва­ют это на­пря­же­ние еще му­чи­тель­ней.

Жен­щи­ны же ис­пы­ты­ва­ют не толь­ко мень­ше стес­не­ния, но жаж­да об­ще­ния у них боль­ше, чем у муж­чин. С тру­дом могу пред­ста­вить себе в муж­ском ис­пол­не­нии тот спек­такль, ко­то­рый я про­иг­ра­ла мно­го лет на­зад на пути из Пе­ки­на в Пхе­ньян.

В купе по­ез­да, в ко­то­ром я, уже мно­го ча­сов ску­чая, си­де­ла одна, во­шла строй­ная улыб­чи­вая мон­гол­ка. Очень ско­ро вы­яс­ни­лось, что, кро­ме сво­е­го род­но­го язы­ка, она не зна­ет, к со­жа­ле­нию, ни сло­ва ни на од­ном из­вест­ном мне язы­ке. Я же зна­ла по-мон­голь­ски толь­ко сло­во «бай­ар­тай» (до сви­да­ния), ко­то­рое для на­ча­ла раз­го­во­ра не го­ди­лось ни­как.

Неко­то­рое вре­мя мы мол­ча и груст­но си­де­ли друг про­тив дру­га. За­тем моя спут­ни­ца до­ста­ла из кор­зин­ки еду и зна­ка­ми ста­ла меня уго­щать. Ап­пе­тит, с ко­то­рым я ела, крас­но­ре­чи­вее вся­ких слов сви­де­тель­ство­вал о выс­шей сте­пе­ни мо­е­го рас­по­ло­же­ния к мон­голь­ской кухне. Ви­де­ла она и мой ин­те­рес, с ко­то­рым я рас­смат­ри­ва­ла пи­рож­ное, по­хо­жее на вен­гер­скую тво­рож­ную ва­труш­ку, и то, что я, ве­ро­ят­но, ду­маю, как это при­го­тов­ле­но. И то­гда на­ча­лась пан­то­ми­ма: всю до­ро­гу до ме­ста на­зна­че­ния мы об­ме­ни­ва­лись ре­цеп­та­ми, не про­из­но­ся ни еди­но­го сло­ва. Ве­ро­ят­но, я хо­ро­шо «пе­ре­ве­ла» на вен­гер­ский язык, как надо ре­зать, па­ни­ро­вать, взби­вать пену, на­чи­нять, за­ме­ши­вать, рас­ка­ты­вать, скла­ды­вать, при­шле­пы­вать и т. п., по­то­му что с тех пор в моем ку­хон­ном ре­пер­ту­а­ре ча­сто фи­гу­ри­ру­ют мон­голь­ские блю­да. И с при­ят­ным чув­ством ду­маю я о том, что где-то в Улан-Ба­то­ре упле­та­ет за мое здо­ро­вье вен­гер­ские блю­да мон­голь­ский ма­лыш.

«Фа­зо­вый сдвиг» в речи на ино­стран­ном язы­ке на­блю­да­ет­ся меж­ду муж­чи­ной и жен­щи­ной, ду­маю я, еще и по­то­му, что язык оде­ва­ет суть вы­ска­зы­ва­ния в нечто услов­но-фор­маль­ное, из­мен­чи­во-по­верх­ност­ное. А муж­чи­ны из­вест­ны сво­ей стра­стью до­ко­пать­ся до сути так же, как жен­щи­ны — сво­ей стра­стью к на­ря­дам. Мо­жет быть, это и не так. Но факт, что по­сле учи­тель­ни­цы са­мая жен­ская про­фес­сия в мире — это про­фес­сия пе­ре­вод­чи­ка. На од­ной из кон­фе­рен­ций в Брай­тоне ра­бо­та­ла бри­га­да из семи жен­щин и од­но­го-един­ствен­но­го муж­чи­ны. Ко­гда они во­шли, не смог­ли удер­жать­ся от улыб­ки даже сдер­жан­ные ан­гли­чане.

Во­прос о спо­соб­но­стях к язы­кам об­ще­ствен­ное мне­ние мус­си­ру­ет по двум при­чи­нам. С од­ной сто­ро­ны, по­то­му, что со­вре­мен­ная жизнь тре­бу­ет знать ино­стран­ные язы­ки. С дру­гой — по­то­му, что зна­ние язы­ка ве­дет в осо­бый мир, в ко­то­рый стре­мят­ся за­гля­нуть все, кто по ка­ким-то при­чи­нам остал­ся за во­ро­та­ми. По­ли­гло­ты (мно­го­языч­ные) все­гда вол­но­ва­ли фан­та­зию сво­их со­вре­мен­ни­ков и по­том­ков. Из по­ко­ле­ния в по­ко­ле­ние пе­ре­да­ва­лись ле­ген­ды, ко­то­рые, к со­жа­ле­нию, дают не очень объ­ек­тив­ную кар­ти­ну об уровне зна­ний неко­гда жив­ших «линг­ви­стов».