Есть вещи, которые мы стараемся не замечать. Например, глобальное потепление. Но за решением игнорировать проблему стоит не личное отношение к эко-повестке, а принципы работы нашего мозга. Как так получается, рассказывает в своей книге «Невидимый слон. Как не попадать в ментальные ловушки» (выходит в издательстве «Альпина Паблишер») итальянский ученый Лучано Канова.
На землях семи королевств начинают дуть зимние ветра. Этот лейтмотив довольно быстро приедается и даже начинает раздражать, как и бесхребетность Джона Сноу. Внимание читателей книг, фанатов сериала, да и всех подданных семи королевств приковано к ожесточенной борьбе между Ланнистерами, Старками и Таргариенами за железный трон.
Вышло так, что угроза со стороны Белых Ходоков, ставших символом нарушенного договора между человеком и природой, а также превосходной метафорой климатических изменений, затаилась на заднем плане этой истории (совсем как у нас с глобальным потеплением), хотя в эпопее речь идет не о потеплении, а, наоборот, о многолетней зиме.
Несмотря на то что с первых страниц (и с первой серии) все хором повторяют, что «зима близко» и что
хорошо бы найти где от нее спрятаться, всем персонажам и нам самим больше интересны хитрости Тириона, коварные замыслы Серсеи и огневая мощь драконов Дейенерис.
Так все и продолжается, а потом впопыхах, а именно по случаю наступления последнего сезона, мы наконец решаем ненадолго отвлечься от борьбы за престол и посвящаем 15 минут славы Королю Ночи и сверкающему кинжалу, которым Арья Старк его прикончила.
И все равно богу глобального потепления мы продолжаем повторять: «Не сегодня».
Но почему?
Давайте выполним одно простое упражнение на визуализацию. Представьте себе группу туристов на площади Святого Петра. Цифровой счетчик на входе невозмутимо регистрирует количество людей, наводняющих площадь: 1, 2, 100, 1000.
Толпа людей постепенно растекается по площади, заполняя ее до отказа, и счетчик замирает на солидной цифре: 150 000 присутствующих.
В этот момент механический голос из громкоговорителя сообщает: «По оценкам Всемирной организации здраво‐ охранения, число смертей, напрямую связанных с изменением климата, уже сегодня составляет 150 000».
Площадь в одно мгновение пустеет.
150000 человек умирают ежегодно. Как все население города Кальяри.
Через 10 лет это будет 1,5 млн, то есть почти все население Милана.
Речь идет о смертях, которые регистрируют сегодня, а не в далеком будущем, иначе оценки придется поднять до еще более пугающих цифр.
И это не детективный роман, ведь нам даже не надо искать улики. В полном нашем распоряжении имеются неопровержимые доказательства и огромный массив данных.
Лето 2003 г., которое запомнилось климатологам всего мира как самое длинное и жаркое, вызвало во Франции значительный рост числа смертей, связанных с аномальной жарой. В Париже количество смертей, напрямую связанных с антропогенным воздействием на климат, выросло на 70%, достигнув 600.
600 человек за одно лето.
В главе о когнитивных ловушках и эвристике я уже говорил, что от террористов во всем мире погибает меньше людей (например, во время террористической атаки исламистов на концертный зал Батаклан было убито 130 человек). Это ни в коем случае не умаляет трагичности событий и жестокости смертей, однако факты упрямая вещь: сегодня вероятность того, что с вами что‐то случится из‐за климатических аномалий, гораздо выше, чем вероятность стать жертвой террориста‐смертника.
Если приведенных примеров недостаточно, расскажу вам о статье, опубликованной в журнале Nature Climate Change учеными из берлинского Исследовательского института Меркатора по вопросам всемирного наследия и изменения климата39. Их исследование выдает еще более сюрреалистическую картину. Они проанализировали громадный корпус литературы о последствиях изменения климата — около 100 000 научных статей, опубликованных с начала 1950‐х. Анализ проводился полуавтоматизированным методом с использованием алгоритмов машинного обучения. Дело в том, что ручной анализ выявил всего несколько статей, устанавливающих связь между антропогенным воздействием и изменением климата. Поэтому ученые геолокализировали все опубликованные статьи на карте планеты, разделенной на мелкие клетки, и сравнили имеющиеся данные об антропогенном воздействии на глобальное потепление с данными о естественном изменении климата. В результате оказалось, что антропогенное изменение климата уже затронуло 85% населения Земли, проживающих на 80% земной поверхности.
Призрак слона становится все более осязаемым, и теперь, уже зная о когнитивных ловушках, попытаемся понять, что происходит в нашем сознании, когда суть проблемы ускользает от глаз (совсем как в «Маленьком принце»). Ответ мы найдем в слове, которому на протяжении тысячелетий давались самые разные определения: рациональность.
Что такое рациональность и когда поведение можно считать рациональным? Значительный вклад поведенческих наук не только в том, что они дают на этот вопрос свой ответ, отличающийся от определений в других дисциплинах, но и в расширении и уточнении самого понятия рациональности.
Много тысяч лет лучшие умы человечества пытались дать определение рациональности, придумывая для этого метафоры, столь же красивые, сколь и неполные. Страсть и чувства — с одной стороны, разум и расчет — с другой. Паскаль писал, что у сердца свои законы, неведомые разуму; Будда мечтал стать махаутом — погонщиком слонов, который с помощью шеста с крючком на конце управляет этими толстокожими животными так же, как мудрец держит в узде свои страсти.
В диалоге «Федр» Платона есть миф о вознице, дающий хоть и неполное, но пугающе современное представление о рациональности. Разум удерживает вожжи, но ему приходится одновременно править двумя конями, которые тянут колесницу в разные стороны: белый конь символизирует более светлую сторону души (thymeidés), устремленную к высоким идеям; черный конь, напротив, представляет более слабую ее сторону, подверженную искушениям плоти и первобытным инстинктам (epithymetikòn). Рациональность же заключается в умении направить колесницу в сторону Гиперурании — мира идей, к которому должен стремиться каждый человек. Древний платоновский миф нашел отражение и в картах Таро, а позаимствованный оттуда образ колесницы даже Юнг использовал на своих психоаналитических сессиях. Этот миф по‐прежнему актуален, и его трактовки не ограничиваются представлением о рациональности как части души (которую мы сегодня называем разумом), ответственной за планирование будущего.
Вспомните, как Даниэль Канеман, описывая деятельность мозга при принятии решения, говорил о Системе 1 и Системе 2. Первая отвечает за простые инстинктивные решения, такие как бегство от опасности, а вторая — за решения, в которых требуется задействовать когнитивные способности, например когда нам надо в уме помножить 42 на 78.
Все эти эффектные образы прекрасно показывают нам, как люди могут перестать замечать некое событие или факт и как лестница возможностей, восхищавшая Петира Бейлиша в цитате в начале главы, ускользает от тех, кто хочет одолеть ее наскоком.
Во всем этом нет ничего особенно нового, ничего такого, чего не предлагал еще Зигмунд Фрейд, проводивший различие между Эго, Супер‐Эго и Оно, то есть стремлением к удовольствию, которое заставляет нас поддаваться соблазнам.
Тысячелетиями человек пытался разгадать эти неразрешимые загадки, которые просочились даже в самые смелые фантазии о будущем. Вот, к примеру, Спок* — по сути, это совершенный калькулятор, который перед лицом опасности всегда выбирает правильное решение, потому что не поддается эмоциям. Разве не к этому мы все стремимся?
А теперь для фанатов второй лиги — поклонников «Звездных войн». Сила — это не что иное, как способность постигать непостижимое, существующее за пределами разума, и с ее помощью управлять реальностью. Именно эта загадка не дает покоя нейробиологам, которые в своих исследованиях пытаются расшифровать «черный ящик» человеческого мозга, чтобы наконец раскрыть тот секрет, который позволил нам как виду несколько миллионов лет назад совершить невероятный эволюционный прыжок.
В каком‐то смысле мы по‐прежнему воспринимаем реальность через призму мифа про белого и черного коней, просто теперь мы знаем, что наш мозг — алхимик, который умело дозирует допамин (нейромедиатор, отвечающий за радостное возбуждение) и серотонин, который, наоборот, успокаивает и расслабляет нас.
Однако, когда речь заходит о выборе между эмоциями и когнитивными способностями, решение не может быть простым и сводиться к арифметике и химии. Если мы и можем говорить о каких‐то результатах, достигнутых за десятилетия и даже столетия исследований, то это констатация взаимосвязи между двумя сторонами души, которую, как и в гештальте, нельзя свести к простой сумме слагаемых. Фраза «Я это нутром чую» вовсе не так глупа, как может показаться, поскольку на профессиональном языке это явление называется кишечным мозгом. Стенки кишечника буквально выстланы нейронами, которые через блуждающий нерв связаны с мозгом. Они выполняют функцию своеобразного таможенного контроля, управляя процессом вывода отходов жизнедеятельности. Многочисленные исследования доказывают, что, даже если прервать связь между двумя центрами, кишечный мозг, если можно так выразиться, сохраняет свою автономию.
Желаете примеры?
Вспомните о синдроме раздраженного кишечника, который возникает именно из‐за этой автономности. Кроме того, кишечный мозг непредсказуемым образом реагирует на нейромедиаторы, такие как упоминавшийся выше серотонин. Дисфункция кишечника также значится среди побочных эффектов при приеме ксанакса.
Тревожность, охватывающая нас накануне важного события, зарождается именно в кишечнике и наряду с другими контролируемыми эмоциями помогает нам осознать реальность события, даже если оно воспринимается как опасность.
В целом все в организме взаимосвязано, и это единство нелегко разрушить. Некоторое время назад при описании работы мозга было принято сравнивать его с компьютером. Переработка информации, поиск оптимального решения, оперативная память — сравнение, безусловно, привлекательное, но не дающее полной картины.
Как бы того ни хотелось Алану Тьюрингу, но мозг невозможно сравнить с машиной, мгновенно выполняющей определенную последовательность инструкций. Точнее, это не совсем верно.
Согласно другой популярной теории, наш мозг делится на две части. Первая — это лимбическая система, наиболее древняя часть мозга, состоящая из трех компонентов: гипоталамуса (отвечает за базовые импульсы), миндалевидного тела (выдает эмоциональную реакцию на внешний раздражитель) и гиппокампа (выполняет функцию кратковременной памяти). Вторая — неокортекс, или новая кора, — та часть мозга, которая отличает человеческие существа от всех других созданий. Именно благодаря неокортексу люди умеют говорить, думать стратегически и принимать взвешенные решения.
Эта теория позволяет нам смотреть на мозг как на карту эволюции: вокруг первичного ядра базовых инстинктов со временем образовалось серое вещество (то есть кора головного мозга), развитие которого и позволило людям превзойти в развитии все остальные виды. Тем не менее, как и другие двухмерные карты, эта схема показывает слишком упрощенную картину, и на самом деле все намного сложнее. Нейробиологи предлагают называть схему развития человеческого мозга прометеевой — в честь героя, похитившего огонь у богов. По их мнению, этот образ лучше описывает ту часть мозга, которая освободила человека от рабства и открыла перед нашим видом возможности самоконтроля и рационального мышления.
Что может быть проще для нашего понимания, чем заключить эмоции и инстинкты в лимбической системе и затем обернуть этот подарок золотистой бумагой разума в виде коры? И только когда мы категорично и недальновидно реагируем на такие явления, как глобальное потепление (одновременно очевидное и невидимое нашему глазу), мы осознаем всю сложность наших ментальных процессов.
Многочисленные исследования показывают, что люди с тяжелыми поражениями коры головного мозга легко поддаются инстинктам или девиантному сексуальному поведению, а то и извращенным навязчивым идеям.
Однако на деле все оказывается гораздо сложнее.
Экспериментальные исследования Дамасио и его команды, проводившиеся в течение нескольких лет, доказали, что именно неокортекс имеет первостепенное значение для переживания эмоций. Наблюдения за больными, у которых в результате инсульта или опухоли была повреждена орбитофронтальная кора, показали, что эти люди теряли способность испытывать чувства и вербально выражать их, но при этом полностью сохраняли когнитивные навыки и соблюдали общепринятые нормы поведения.
Совсем как мы, когда читаем статьи об изменении климата в журнале Nature или пытаемся вникнуть в оценки ВОЗ, касающиеся роста смертности в связи с глобальным потеплением.
И тем не менее мы продолжаем жить и мыслить рационально.
Да, люди не стремятся становиться сверхрациональными супергероями, как Спок, который в любой ситуации руководствуется логикой, но это и неудивительно. Больше всего нас интересует то, почему они пасуют тогда, когда надо действовать, совсем как в кафе с тысячью сортами мороженого, — просто не могут правильно оценить доступные варианты и сделать выбор.
Дело в том, что лимбическая система и неокортекс работают вместе: когда мы сталкиваемся с проблемой, которая предполагает выбор, именно эмоциональный сигнал побуждает нас к действию, заставляя склониться к одному из вариантов поведения. А затем та часть мозга, которая отвечает за когнитивно‐рациональную деятельность, позволяет нам логически обосновать свой выбор.
Кажется, что мозг, совсем как в платоновском мифе о возничем, одновременно движется в противоположных направлениях: в основе нашего выбора лежат эмоции и спонтанные реакции, а язык и рациональное мышление пытаются хоть немного уравновесить их. С другой стороны, иначе и быть не может: лимбическая система — плод миллионов лет эволюции от гоминидов до Homo sapiens, а возникновение и развитие неокортекса — всего лишь мгновение в истории человечества. Таким образом, легкомыслие, с которым люди относятся к изменению климата, обусловлено эволюцией и не сводится к банальному лицемерию или небрежности. Автоматические и инстинктивные реакции лежат в основе большинства наших решений, в то время как продуманные составляют лишь незначительную их часть. Можно сказать, что мы сначала совершаем поступок, а затем пытаемся рационально объяснить его.
Как ни парадоксально, слон в комнате может оставаться незамеченным, потому что он слишком большой.
Так мы и продолжаем жить в постоянном напряжении, зажатые между сегодня и завтра: бесконечно откладываем принятие решений и надеемся, что все как‐нибудь устроится само собой. Каждый раз, когда на чаше весов оказываются рациональные и инстинктивные решения, в нашем мозгу просыпается демон, который по‐научному называется ментальной интрузией: когда он овладевает нашим сознанием, мы неизбежно пасуем.
Психолог Дэниел Вегнер провел ряд исследований, посвященных именно этой ментальной ловушке. Например, он давал группе участников задание «совершенно не думать о белом медведе». Серое вещество их мозга активизировалось, пытаясь выполнить инструкцию, однако в то же самое время оно подспудно подталкивало их к противоположному решению, которое рождалось из автоматического импульса, подобного короткому замыканию в системе. Можно сказать, что демон в их головах заставлял людей буквально зацикливаться на мыслях о белом медведе. Именно такой извращенный соблазн породил некоторые великие произведения искусства: попробуйте приказать Орфею не оборачиваться, чтобы проверить, следует ли Эвридика за ним, и будьте уверены — лучшего способа навсегда заточить ее в Аиде просто не существует.
Спросите себя, счастливы ли вы, и вы мгновенно перестанете быть счастливыми, потому что вас со всех сторон окружают доказательства изменения климата, а вы их не замечаете.
Мозг у вас один, но ваш разум — это многоквартирный дом, населенный малосимпатичными жильцами, которые не слишком друг с другом ладят. Довольно точной иллюстрацией того, что творится у нас в голове, может служить полнометражный мультфильм 2015 г. «Головоломка» про девочку по имени Райли. Тяжело переживая переезд в другой город, она чувствует, как противоречивые эмоции раздирают ее на части, будто демоны.
Еще один хороший способ осознать глобальное потепление — это развить в себе способность к эстетическому суждению.
Вообразите, что вы прогуливаетесь вдоль Большой галереи Лувра или по залам Академии изящных искусств во Флоренции или осматриваете экспозицию Музея современного искусства в Нью‐Йорке. Вы скользите взглядом по «Моне Лизе», шедеврам Микеланджело, «Звездной ночи» Ван Гога. Эмоции переполняют вас, и вот из самой глубины души вырываются слова «Как прекрасно!». Прекрасно, я не спорю. Но как вы это объясните?
Эстетическое суждение — это мгновенный результат автоматических импульсов, но выбор конкретного слова объяснить практически невозможно. В большинстве случаев эстетические суждения высказываются именно так, что вполне естественно: автоматически действующая часть мозга эволюционировала миллионы лет, а контролируемая его часть, напротив, возникла гораздо позднее, поэтому первая и срабатывает быстрее.
Накопление неоспоримых фактов не запускает этот импульс, зато, похоже, включает инстинкт коллективного отрицания. Все это похоже на ситуацию, когда мы находимся в большой группе людей и ждем, что кто‐то начнет действовать, жалуемся, что никто ничего не делает, и одновременно находим оправдание своему бездействию.
Последний пример в этой главе я позаимствую у психолога Джонатана Хайдта из Университета Вирджинии, который занимался понятием счастья и, опираясь на Платона, Будду и Фрейда, предложил весьма занятное объяснение. Совет помешанных жильцов в нашем мозгу можно свести к двум персонажам: один из них — слон, символизирующий эмоциональную сферу, то есть лимбическую систему со всеми ее рефлексами и автоматическим выбором; второй — его погонщик, то есть неокортекс, отвечающий за речь и долговременное планирование.
Слон и погонщик должны действовать совместно, поэтому роль политика или активиста, желающего привлечь внимание людей к проблеме глобального потепления, состоит в том, чтобы проложить наиболее оптимальный маршрут.
Переформулируя логику платоновского «Федра», можно сказать, что громоздкий слон (или серый носорог) — это животное, которое почти не поддается внешнему контролю. Погонщику слонов необходима надежная палка, то есть своеобразные когнитивные стимулы, о которых я расскажу в одной из следующих глав.
Невидимость глобального потепления вводит нас в заблуждение, поэтому мы не сосредоточиваемся на данных, а чисто импульсивно спускаем проблему на уровень эмоций.
«Следи за своим лицом, и тогда ты научишься лгать», — говорит Арья Старк во время обряда посвящения Тысячеликому богу.
Но не будем терять надежды: в конце концов именно юной воительнице суждено победить Короля Ночи.
