В рубрике «Полезное чтение» мы просим экспертов в области образования, друзей «Цеха» и известных людей рассказать нам о нон-фикшн книгах, которые помогли им в карьере, саморазвитии и самообразовании. В новой подборке своим списком любимой и полезной литературы делится искусствовед, историк костюма и ведущий научный сотрудник Государственного Русского музея Юлия Демиденко.
«Путешествие с домашними растениями», Николай Верзилин
Многими знаниями мы до сих пор обязаны книгам, которые прочитали в самом нежном возрасте, и любовь к ним сохраняется навсегда. У меня таких книжек было две — «Рассказы о самоцветах» академика Александра Ферсмана и книжка Николая Верзилина. Это короткие и увлекательные истории растений, которые стоят на подоконниках в каждом втором доме. Конечно, есть множество пособий о том, как в городской квартире получить урожай кофе, лимона или ананасов. Но где вы узнаете, как получить каучук из фикуса, как увидеть клетку в листке бальзамина, получить из него же желтую краску, а из листьев герани — духи? Только в книжке Верзилина. Заодно можно научиться оказывать растениям первую медицинскую помощь и даже устраивать им настоящий домашний санаторий. Эта книжка не только для семей с детьми, она для всех, кто любит цветы, и даже для тех, кто не любит — после прочтения вы заинтересуетесь обязательно. В книге также можно обнаружить следы разных советских утопических проектов — например, идею заселить каракумскую пустыню финиковыми рощами и превратить ее в далекую Аравию.
«Мусульманский ренессанс», Адам Мец
Не секрет, что отношение к исламу сегодня довольно специфическое. Эта книга — настоящая энциклопедия мусульманской жизни в IX–X веках. Мец писал ее всю жизнь и не успел закончить — книга вышла уже после его смерти. С тех пор коллеги и критики Меца спорят о ее названии: они либо сомневаются в его правомочности — ведь Возрождение в Европе было значительно позже, а сам термин означал обращение к классической древности, — либо соглашаются с ним, потому что книга посвящена арабскому халифату в период его расцвета. Эта книга охватывает все: от богословия и отношений с другими религиями до ремесел, городской жизни и удовольствий. Стоит преодолеть испуг перед множеством сносок: эта научная работа читается как сказки «Тысячи и одной ночи» и полностью опрокидывает обывательский взгляд на ислам.
«Картомания. Невыдуманные рассказы из истории фотографии», Александр Китаев
Эта книга посвящена фотографическому буму, который вспыхнул в середине XIX столетия, и заставил тысячи людей по всему миру страстно, до помешательства, увлечься фотографированием и собранием карточек. Книга построена в полном соответствии с заголовком — как настоящая история болезни. В ее оглавлении есть «Диагноз», «Консилиум» и «Рецепты» — рассказы о самых разных сюжетах, которые связаны с фотографией, историей рекламы и повседневной жизнью Петербурга. Китаев повествует не только о всевозможных новациях, но и о другой стороне ремесла: истории появления цветной фотографии и фотомонтажа, первых снимках призраков и «двойников», а также об устройстве столичных фотоателье и соревновании живописцев и фотографов за внимание публики. Словом, «Картомания» — это увлекательная нелинейная история фотографии с массой иллюстраций. Со страниц книги на нас смотрят Джузеппе Гарибальди и император Александр II, его спаситель Комиссаров-Костромской, гражданская супруга великого князя Николая Николаевича балерина Числова и еще множество известных и не очень лиц.
«Самопознание», Николай Бердяев
Николай Бердяев, пожалуй, самый известный в мире отечественный философ, а его «Самопознание» для меня — одна из самых вдохновляющих книг. Это довольно специфичная автобиография, саморефлексия на фоне больших исторических событий XX века. Бердяев был вовлечен в революционное движение в России, дважды сидел в тюрьме при царской власти и дважды при Советах, был выслан на «философском пароходе» и прожил до самой смерти во Франции. Здесь есть все, чему полагается быть в воспоминаниях и автобиографиях: и портрет времени, и ссылки на любимые книги, и иногда совершенно неожиданные характеристики современников. Но есть и многое другое — путь философа, отчаянный вечный поиск смысла бытия и свободы. При этом точность формулировок и аналитический взгляд на вещи позволяет Бердяеву увидеть многое, что пропустили его современники — не случайно именно ему принадлежит идея нового средневековья, которая так хорошо применима к нашему времени.
Une historie du mannequin de vitrine / The Mannequin: A History, Эрван де Флиге
Мне не интересна история моды на грани анекдота и назойливого перечисления фасонов и отделок — меня привлекают сюжеты, которые остались за пределами внимания авторов толстых альбомов про моду: история стирки, химчистки, или, как в этой книге — «История манекена». В ней рассказывается о торговых манекенах: от «модных кукол» XVI века до фигур Ральфа Пуччи 1980-х годов. Имена Пьера Имана и Виктора-Наполеона Зигеля, Фредерика Стокмана и Робера Кутюрье совершенно неизвестны широкой публике, а между тем именно эти люди на протяжении десятилетий создавали образы идеальных мужчин и женщин XX столетия. В них сказалось многое: фашизм и увлечение абстракцией, предельный натурализм, красота по-американски и одержимость худобой. На картинках видно, как менялся образ эпохи: он зависел от моды, искусства, материалов, творений великих художников и портных или образа кинозвезд. Кроме того, двуязычное издание отлично подходит для того, чтобы подучить французский или наоборот — английский.
«Мода Ар Деко», Назим Мустафаев
Это издание уникально также, как и его автор Назим Мустафаев — московский коллекционер, создатель частного виртуального музея обуви, собранию которого завидуют музейщики всего мира. Ни одно издание по истории обуви не обходится без фотографий предметов из собрания Мустафаева. Несмотря на название, книга отнюдь не исчерпывает тему моды в «эпоху джазовых ритмов». Альбом с потрясающими фотографиями выпущен по следам выставки Les Année Folles в Московском доме фотографии и объединяет десятки расшитых бисером вечерних платьев 1920–1930-х годов, выходных туфель, а главное — множество золоченых, гравированных, украшенных стразами каблуков, эмалевых пряжек и декоративных накладок на обувные пуговицы. Одним словом, по словам самого автора, «это не историческое исследование — это праздник».
«Мои воспоминания», Александр Бенуа
Впору считать «Мои воспоминания» Александра Бенуа настольной книгой петербуржца. Любовно описанный быт старого города, мир детства, время, когда Бенуа оказался в самом центре художественной жизни столицы, открытие Русского музея, реформа русского театра — всего этого более чем достаточно, чтобы считать эту книгу важнейшим историческим источником того периода. В то же время описание уютной и счастливой жизни в одном из самых красивых городов мира противоречит времени, когда перед поэтами открывались бездны, когда мир сотрясали революции и войны, когда рушились семьи и исчезали люди, а сам автор оказался фактическим изгнанником. Всё это — революционную разруху и годы безденежья, попытки спасения художественных коллекций — Бенуа опишет позже в своих дневниках и письмах. «Мои воспоминания» же заканчиваются подробным рассказом о триумфе русского искусства в Париже в 1908 году, который больше никогда не повторится.
«Пять эссе на темы этики», Умберто Эко
На эту крошечную книжку я наткнулась, когда наводила порядок на книжных полках. В ней собраны тексты разных выступлений Эко, что называется, «по случаю». Случаи эти были давно и не имеют, казалось бы, никакого отношения к нашей жизни, а между тем эти сюжеты сегодня актуальны как никогда: «Когда на сцену приходит другой», «Осмысляя войну», «Вечный фашизм», «О прессе», «Миграции, терпимость и нестерпимое». Эко — настоящий европейский интеллектуал: там, где старый русский написал бы умно, но темно и многословно, а новый отечественный интеллектуал — остро и парадоксально, Эко пишет умно, просто и искренне. Быть европейским интеллектуалом также означает быть обремененным ощущением «интеллектуального долга» — оно некомфортно и порой мучительно, но необходимо. Для Эко «интеллектуальный долг — утверждать невозможность войны. Даже если ей не видно никакой альтернативы».
«Апология истории», Марк Блок
Сегодня, когда история стала полем битвы, важно иметь надежные тылы, и на эту роль отлично подходит книга Марка Блока. Пафос «Апологии истории» сводится к бесконечному совершенствованию исторической науки и постановки в центр истории человека. Блок настаивает на критическом подходе ко всему и на стремлении понимать суть событий: на страницах книги он требует разоблачения исторических ошибок и мифов, уделяет много внимания механизмам рождения слухов. Совсем небольшая по объему, написанная легко и просто, книга буквально разжевывает читателю весь ход исторического исследования, заботливо предостерегая его от ошибок и заблуждений. Незавершенная книга заканчивается симптоматично: «причины в истории… нельзя постулировать. Их надо искать…»
Только полезные посты и сторис — в нашем Instagram