Положение, в котором оказался мир из-за пандемии коронавируса, стало соверешенно неожиданным и невиданным для современного человека. От внезапно исчезнувшей открытости границ повеяло отбрасыванием в XIX век, и это сравнение даже не выглядит особенно надуманным. Журналист и автор телеграм-канала о книгах Илья Клишин вспоминает, как карантин переживал «наше всё».
Пожалуй, самая известная самоизоляция в истории русской литературы произошла осенью 1830 года в селе Большое Болдино. Александр Пушкин перед женитьбой на Наталье Гончаровой приехал туда вступить во владение деревней и попросту застрял в фамильном имении.
В 1829 году в долине Ганга в Индии началась эпидемия холеры, она стремительно переросла в пандемию, которая в России бушевала два года, 1830–1831 гг. Только по официальным данным, заболели холерой в России почти 500 тысяч человек, а из них умерли 200 тысяч.
Правительство боролось с болезнью примерно теми же методами, что и теперь с коронавирусом — карантинами. Тогда это было сделать проще: по России можно было передвигаться только по почтовым станциям, их перекрывали, лошадей не давали, и губернии оставались изолированными друг от друга.
Пушкин приехал в Болдино 3 сентября, а только 5 декабря смог вернуться в Москву — с третьей попытки.
А вот, что он писал своему приятелю Плетневу 9 декабря в письме:
«Скажу тебе (за тайну) что я в Болдине писал, как давно уже не писал. Вот что я привез сюда: 2 [гл<авы>] последние главы Онегина, 8-ую и 9-ую, совсем готовые в печать. Повесть писанную октавами (стихов 400), которую выдадим Anonyme. Несколько драматических сцен, или маленьких трагедий, именно: Скупой Рыцарь, Моцарт и Салиери, Пир во время Чумы, и Д.<он> Жуан. Сверх того написал около 30 мелких стихотворений. Хорошо? Ещё не всё: (Весьма секретное) Написал я прозою 5 повестей, от которых Баратынский ржёт и бьётся — и которые напечатаем также Anonyme».
Итак, то есть всего за три месяца Пушкин написал:
- две последние главы «Евгения Онегина»;
- маленькие трагедии;
- повести Белкина (это от них поэт Боратынский ржал и бился);
- поэму «Домик в Коломне» (это она октавами);
- 32 стихотворения.
Как ему это удалось?
1. Почти полная изоляция от людей
Вот, что Пушкин пишет Наталье Гончаровой 11 октября: «Болдино имеет вид острова, окруженного скалами. Ни соседей, ни книг. Погода ужасная. Я провожу время в том, что мараю бумагу и злюсь. Не знаю, что делается на белом свете и как поживает мой друг Полиньяк. Напишите мне о нем, потому что здесь я газет не читаю. Я так глупею, что это просто прелесть».
Пушкин немного сгущает краски в письме будущей жене, так как вообще в письмах той осени он расписывает ей, как он стремится попасть поскорее к ней и не может, а также постоянно прикладывает «документы» в доказательство того, что он действительно в Болдине и карантине, а не у какой-то там княгини (видимо, было и такое подозрение).
Но метафора «острова» верна: только оказавшись в полной изоляции и по сути наедине с самим собой литератор дал выход своей творческой энергии.
2. Информационный детокс
Известно, что у Пушкина с собой были только три книги, и во время карантина он почти не получал газеты и журналы.
Из письма Дельвигу от 4 ноября: «Я, душа моя, написал пропасть полемических статей, но, не получая журналов, отстал от века и не знаю, в чем дело — и кого надлежит душить, Полевого или Булгарина».
Речь идет об аналоге современных «срачей» в медийной тусовке: выходец из купеческой семьи Полевой и подхалим репрессивного правительства Булгарин к тому времени перешли в стан неприятелей Пушкина и его друзей-«аристократов» и активно атаковали его на страницах периодической печати. Возможность абстрагироваться от сиюминутных распрей позволила поэту сосредоточиться на творчестве.
3. Поиск плюсов в окружающей обстановке
Из письма Плетневу от 9 сентября: «Теперь мрачные мысли мои порассеялись; приехал я в деревню и отдыхаю. Ах, мой милый! что за прелесть здешняя деревня! вообрази: степь да степь; соседей ни души; езди верхом сколько душе угодно, пиши дома сколько вздумается, никто не помешает. Уж я тебе наготовлю всячины, и прозы и стихов».
4. Перепады настроения
Некоторые современные исследователи утверждают, что у Пушкина было биполярное расстройство. Этого мы однозначно утверждать не можем — его и нашим современникам не всегда так просто диагностировать, как уж тут через двести лет это достоверно понять.
Но по сохранившейся переписке за 1830 год видно, что поездке в Болдино предшествовал довольно долгий период хандры, во время которого Пушкин еще и рассорился с будущей тещей.
Вот, что он пишет Плетневу 29 августа, за несколько дней до приезда в нижегородское имение: «Милый мой, расскажу тебе всё, что у меня на душе: грустно, тоска, тоска. Жизнь жениха тридцатилетнего хуже 30-ти лет жизни игрока. Дела будущей тещи моей расстроены. Свадьба моя отлагается день от дня далее. Между тем я хладею, думаю о заботах женатого человека, о прелести холостой жизни. К тому же московские сплетни доходят до ушей невесты и ее матери — отселе размолвки, колкие обиняки, ненадежные примирения — словом, если я и не несчастлив, по крайней мере не счастлив».
И вот, что пишет ему же месяц спустя: «Как же не стыдно было тебе понять хандру мою, как ты ее понял? хорош и Дельвиг, хорош и Жуковский. Вероятно, я выразился дурно; но это вас не оправдывает. Вот в чем было дело: теща моя отлагала свадьбу за приданым, а уж, конечно, не я. Я бесился. Теща начинала меня дурно принимать и заводить со мною глупые ссоры; и это бесило меня. Хандра схватила, и черные мысли мной овладели».
Если говорить в терминах биполярного расстройства, то можно предположить, что у Пушкина период депрессии сменился манией, то есть максимального, даже нездорового сосредоточения сил. Более того, многие литературоведы утверждают, что сам поэт знал о своих сезонных скачках и почти всегда осенью был необычайно продуктивен.
Это, конечно, сомнительный лайфхак, но, если наблюдать за перепадами своего настроения, то можно браться за необходимые долгие проекты не во время упадка сил, а после того, как он пройдет.