Соня Бадмаева* всю жизнь ходит под парусами — начала еще в детстве, с родителями по Байкалу, сейчас — с яхтсменами по Финскому заливу. А еще она учится кайтсерфингу и занимается буерами. Чем-чем? Сейчас узнаем в подробностях.
До 16 лет я жила рядом с Байкалом. А когда я родилась, мой папа пригнал из Японии 45-футовую парусную яхту, на которой я практически выросла.
Сейчас я живу в Питере, хожу по Финскому заливу, работаю инструктором, веду тренировки. Мне нравятся длительные переходы, я стараюсь как можно больше участвовать в автономных переходах или маршрутных гонках.
Летом в Питере я хожу на лодках со студентами. Здесь есть Межвузовский студенческий яхтенный клуб, где состоят ребята из разных университетов. У нас есть несколько небольших шестиметровых лодок и одна большая деревянная класса L6 — «Сириус». Ей около 70 лет. Мы на ней ходим по Финскому заливу.
В мой первый сезон в Санкт-Петербурге мы сами делали капитальный ремонт «Сириуса»: полностью снимали старую краску, шпаклевали, заклеивали все дыры, укрепляли смолой, тканью, после этого всё заново покрывали и восстанавливали ЛКП.
«Я не покупаю себе обычную одежду и косметику, но мне очень нравится покупать экипировку»
Это очень дорогой вид спорта, если быть судовладельцем и содержать яхту самостоятельно. Но если система клубная, а яхта общая, то получается довольно бюджетно. Даже для меня как для студентки. Но я почти всю жизнь в этом кручусь. Я много где хожу, когда зовут в другие экипажи подменить кого-то на тренировку или поработать инструктором. Поэтому я часто не плачу за что-то, за что другие платят — достаточно моих навыков и того, что я почти всегда готова сорваться, если у кого-то есть место в экипаже.
В парусном спорте самое классное — это люди. Потому что в морях это совсем по-другому ощущается, не как на суше. На суше все люди такие чужие, не чувствуют близости, но на воде все друг другу всегда помогают.
Это очень дружелюбное, но закрытое комьюнити, именно спецов, не тех, которые в коммерции, а более матерых и настоящих. И чтобы туда попасть, нужно не просто прийти и заплатить за пару часов катания, а именно что заняться чем-то на постоянной основе, загореться какой-то сумасшедшей идеей, типа восстановления старой лодки для студенческого яхт-клуба, и тогда двери этого закрытого сообщества магическим образом открываются.
Больше всего денег я трачу на экипировку. Я очень много времени провожу на воде, поэтому мне нужно не промокать и быть в тепле. Еще я не покупаю себе обычную одежду, косметику, не трачусь на какие-то такие мелочи, но мне очень нравится покупать экипировку: хорошую обувь, куртку с хорошей мембраной. Недавно я начала увлекаться кайтами, это тоже парусный спорт. Купила трапецию, сейчас куплю себе еще сам кайт.
Покупка яхты — недешевое удовольствие. Однако содержать их еще сложнее, так как они все время разваливаются от нагрузок и воздействия воды. Это нормально, ведь ты не просто отдыхаешь на ней и пьешь пиво, а гоняешься. Иногда бывают очень сильные нагрузки, на которые конструкция не рассчитана, или просто пора менять что-то уставшее от времени. Все расходники для парусной лодки стоят дорого. Но если жалеть матчасть, то ничему не научишься и будешь всегда последним.
«Прикол буеров состоит в том, что во время движения практически нет никакого сопротивления»
Зимой многие яхтсмены уезжают в Турцию и другие теплые страны на чартеры. Но есть и те, кто занимается буерами. Это те же самые яхты, только они ходят по льду. На самом деле это намного интереснее, чем просто яхтинг. По сути это яхта, потому что есть парус, корпус, это всё еще судно, только на коньках.
Обычно буер состоит из поперечного бруса, корпуса, где находится сам рулевой, коньков по краям бруса, рулевого конька на конце корпуса, мачты и паруса. Прикол буеров в том, что во время движения практически нет никакого сопротивления. А еще нет дрейфа, поэтому ветер эффективнее разгоняет тебя, чем на яхтах. Буер едет за счет вымпельного ветра[1]. При этом буер на льду, как и яхта на воде, продолжает разгоняться, пока сила тяги не сравняется с суммарной силой сопротивления корпуса и паруса. И так как у буера сопротивление корпуса (точнее, коньков) практически отсутствует, то и разгоняется он намного быстрее яхты.
Буер на чистом льду обычно едет в 4–5 раз быстрее ветра. В нашем классе С-8 скорости около 80–100 км/ч — это не чудо, а обычное явление. Я как-то разогнала буер до 94 км/час. Но это не постоянная скорость, а на порывах ветра.
«Буера были последними боевыми парусниками человечества»
В России появились буера вообще при Петре I. Но мне рассказывали, что еще поморы ходили на них зимой на промысел. В Голландии буера появились вообще в XVII веке, в царской России буера выполняли роль дозорной, караульной и посыльной службы на флоте. В XIX веке они стали набирать популярность как способ развлечения среди состоятельных людей и флотских офицеров. Среди спортсменов-парусников они стали популярны в СССР в 30-е годы XX века. Особенный импульс развития получили в 50-х и были очень популярны вплоть до распада Советского Союза.
Во время блокады Ленинграда по Дороге жизни на буерах перевозили продовольствие, эвакуировали людей, несли дозор и размечали опасные участки, чтобы для грузовых автомобилей дорога была безопаснее. Буера быстрые, бесшумные, не требуют топлива, а яхтсмены были хорошо знакомы с местностью. Это был уникальный пример последних боевых парусников человечества.
«Я полностью могу залезть в кокпит, как кот в картонную коробку, поэтому не вываливаюсь»
Моему буеру около 40 лет, давным-давно он принадлежал яхт-клубу ВМФ, но к распаду Советского Союза их начали закрывать, а буера просто списывали и сжигали, так как при СССР не было никаких правовых оснований передавать государственную, тем более военную собственность в частное владение.
Не все буера сожгли, некоторые оказались брошены на складах и дожили до 1990-х и 2000-х годов. В 2010-х нашлись энтузиасты из Ассоциации класса С-8. Они находили брошенные буера, за свой счет везли их в ангар и восстанавливали. От некоторых буеров остался только скелет, но это никого не пугало, даже такие лодки можно восстановить.
Буер принадлежит ассоциации и закрепляется за человеком, который активно им занимается — чинит, поддерживает в приличном состоянии и участвует в гонках. Я получила свою лодку так же — восстановила, а теперь хожу и тренируюсь. Если человек бросает, то на лодку находят нового, но кого-то затягивает на всю жизнь. И вот, похоже, меня затянуло. Потому что мой буер номер 42 закреплен за мной уже второй сезон. И я только-только вхожу во вкус.
В России еще есть буера класса Monotype-XV, DN и «Ледовые оптимисты». Последние — это класс для детей, которые есть в некоторых парусных спортшколах, в частности на моем родном Байкале, DN — спортивный класс. Мне DN не очень нравится — там другая посадка, и ты лежишь, как в открытом тазике. В своем буере я, как в болиде «Формулы-1», сижу, со всех сторон обнятая кокпитом.
Он не дает вылететь из буера в разных ситуациях: и когда буер опрокидывается на бок, и когда случается штопор — это когда ты на большой скорости теряешь управление, рулевой конек срывается и тебя резко закручивает в спираль. Мой буер идеально подходит мне по размеру. Я там полностью могу залезть в кокпит, как кот в картонную коробку, поэтому я не вываливаюсь. Когда буер не подходит по размеру, человека может выкинуть во время переворота или штопора. На буерах DN чаще всего люди вылетают вперед, ломают руки-ноги-ребра.
«Я на них переворачиваюсь, но это ничего страшного»
Если попасть в проталину, можно провалиться под лед и утонуть. Но пока со мной такого не случалось. Если на льду есть трещина, ее лучше объехать или проехать по ней перпендикулярно и как можно аккуратнее. Иногда я встречаю их под углом, что опасно — может застрять конек, а если это случится резко на ходу, то сами понимаете.
Бывает, что появляется трещина, а одна часть льда опускается, и появляется ступенька. Если въехать в ступеньку с более низкой стороны, можно очень резко остановиться, переломать себе что-нибудь и впечататься лицом в гик[2]. Для того чтобы такого не случалось, перед гонками проводится «разведка поляны», обычно делают это несколько экипажей. Поодиночке ходить категорически не рекомендуется, да и вообще много разных правил безопасности, и если их соблюдать, то риск страшилок минимален.
«Надо ставить большие цели, по ним проще попасть»
Есть много путей развития в парусном спорте. Можно ходить по теплым странам под парусом, пить шампанское, загорать, кайфовать. Мне такое не очень интересно. Можно заниматься серьезным олимпийским спортом, их яхты сильно отличаются от привычных, а их распорядок жизни строгий и спартанский. Эти пути различаются, как семейный минивэн и болид «Формулы-1». В целом и то и то хорошо, но главное — найти свой путь.
Для меня идеален яхтинг на выживание. То есть вы гоняетесь не слишком далеко от цивилизации, но при этом не привязаны к хорошей погоде, к стоянкам обязательным в теплых маринах с электричеством, как в случае с первым вариантом. Это как поход, только на парусных судах. Ходить можно как от Питера до Кронштадта, так и через всю Атлантику.
Для меня и для многих друзей самые заманчивые вершины парусного спорта — Volvo Ocean Race и Vendée Globe. Гонки проходят на яхтах IMOCA 60. Vendée Globe — это одиночная кругосветка, самая сложная спортивная парусная гонка в мире. Она длится около четырех месяцев. Шкиперы находятся в лодке одни, они не имеют права принимать постороннюю помощь, но могут где-то останавливаться, чтобы пополнить припасы, отремонтировать что-то и так далее.
Мне бы хотелось поучаствовать в Vendée Globe. Это глупо, я понимаю, что, скорее всего, не получится. Но я считаю, что надо ставить большие цели, потому что по ним проще попасть. Я очень люблю быть на воде, на природе, чувствовать ветер и единение со стихией. Мне плохо в городе и очень хорошо в море. Поэтому я потихонечку, маленькими шажочками иду к чему-то большему, но при этом всё время делаю то, что мне нравится.
*Instagram принадлежит Meta, признанной в России экстремистской организацией, ее деятельность в стране запрещена.
Обложка: © личный архив Сони Бадмаевой
