История мерзкого токсичного мужика. Зачем перечитывать «Героя нашего времени» в XXI веке?

Жур­на­лист и ав­тор те­ле­грам-ка­на­ла о кни­гах Илья Кли­шин уже раз­би­рал в об­щем, за­чем чи­тать ху­до­же­ствен­ную ли­те­ра­ту­ру в век, ко­гда вы­со­ко­эф­фек­тив­ные люди пред­по­чи­та­ют мо­ти­ви­ру­ю­щие кни­ги и нон-фикшн. Те­перь он ре­шил про­ве­рить свои тео­ре­ти­че­ские вы­клад­ки на прак­ти­ке. Спе­ци­аль­но для «Цеха» он бу­дет пе­ре­чи­ты­вать клас­си­ку школь­ной про­грам­мы по ли­те­ра­ту­ре. И на­хо­дить ве­со­мые ар­гу­мен­ты за то, что­бы это сде­ла­ли и все осталь­ные. Во тре­тьем ма­те­ри­а­ле се­рии Илья разо­брал «Ге­роя на­ше­го вре­ме­ни» Ми­ха­и­ла Лер­мон­то­ва.

Ро­ман Лер­мон­то­ва «Ге­рой на­ше­го вре­ме­ни» — один из незыб­ле­мых и мож­но даже ска­зать фун­да­мен­таль­ных стол­пов школь­ной про­грам­мы по ли­те­ра­ту­ре. Про­хо­дят его, если вы за­бы­ли, в де­вя­том клас­се. То есть лет в 14-15. И, ко­неч­но, обыч­но уже не воз­вра­ща­ют­ся ни­ко­гда — как, впро­чем, и к по­чти всем дру­гим кни­гам и ве­щам из класс­ной ком­на­ты.

Тол­сто­го, До­сто­ев­ско­го, Че­хо­ва еще пе­ре­чи­ты­ва­ют, а ост­ро­сю­жет­ную про­зу Лер­мон­то­ва — ни­ко­гда. Она оста­ет­ся смут­ным вос­по­ми­на­ни­ем из от­ро­че­ства: вме­сте с «Тре­мя муш­ке­те­ра­ми», «Ро­бин­зо­ном Кру­зо» и раз­но­го рода при­клю­чен­че­ски­ми ро­ма­на­ми.

При­зна­юсь, ко­гда я стал пе­ре­чи­ты­вать кни­гу, я очень при­бли­зи­тель­но пом­нил ее со­дер­жа­ние и саму фа­бу­лу. Что-то про вой­ну на Кав­ка­зе? Про кон­тра­бан­ди­стов под лун­ным све­том? Про пья­но­го ка­за­ка с шаш­кой? Ну, и про лю­бовь, да.

Я был по­ло­жи­тель­но удив­лен тем, что все эта аван­тюр­ная кан­ва, за­пом­нив­ша­я­ся мне из юно­сти, ни­как не со­став­ля­ет смыс­ло­вую серд­це­ви­ну кни­ги. Это кни­га от че­ло­ве­ка под трид­цать про та­ко­го же че­ло­ве­ка, пе­ре­жи­ва­ю­ще­го то, что сей­час на­зва­ли бы кри­зи­сом чет­вер­ти жиз­ни (quar­ter life cri­sis). Про муж­чи­ну с се­рьез­ны­ми пси­хо­ло­ги­че­ски­ми про­бле­ма­ми: с де­прес­си­ей и с су­и­ци­даль­ны­ми на­клон­но­стя­ми. Про бо­лез­нен­ные и глу­бо­ко нездо­ро­вые (сей­час бы ска­за­ли «ток­сич­ные») от­но­ше­ния.

Раз­ве мог я это по­нять в 14 лет? Ко­неч­но, нет. Я в этом воз­расте толь­ко за руч­ку с де­воч­кой из па­рал­лель­но­го клас­са один раз гу­лял, и про ан­ти­де­прес­сан­ты ни­ко­гда не слы­шал.

Впро­чем, Лер­мон­тов не пи­сал этот ро­ман для школь­ни­ков. Он пи­сал его для очень даже взрос­лых лю­дей, что вид­но на про­тя­же­нии всей кни­ги, на­чи­ная со вступ­ле­ния, на­пи­сан­но­го в духе но­вой ис­крен­но­сти и по­чти что по­сти­ро­нии.

И не про­сто аб­стракт­ных взрос­лых, а для сво­их ро­вес­ни­ков — имен­но что всту­пив­ших и всту­па­ю­щих во взрос­лую жизнь. Очень услов­но — в пе­ре­во­де на со­вре­мен­ный язык — Лер­мон­тов на­пи­сал еще и первую в рус­ской ли­те­ра­ту­ре кон­тр­куль­тур­ную кни­гу: что-то вро­де Чака Па­ла­ни­ка из се­рии книг в оран­же­вой об­лож­ке — с по­прав­кой на эпо­ху.

Вот пара ха­рак­тер­ных ци­тат, под­твер­жда­ю­щих эта­кую «неси­стем­ность» и даже пан­ко­вость:

— Ми­лый мой, я нена­ви­жу лю­дей, что­бы их не пре­зи­рать, по­то­му что ина­че жизнь была бы слиш­ком от­вра­ти­тель­ным фар­сом.

— Мало ли лю­дей, на­чи­ная жизнь, ду­ма­ют кон­чить ее, как Алек­сандр Ве­ли­кий или лорд Бай­рон, а меж­ду тем це­лый век оста­ют­ся ти­ту­ляр­ны­ми со­вет­ни­ка­ми?..

— С тех пор, как по­эты пи­шут и жен­щи­ны их чи­та­ют (за что им глу­бо­чай­шая бла­го­дар­ность), их [жен­щин] столь­ко раз на­зы­ва­ли ан­ге­ла­ми, что они в са­мом деле, в про­сто­те ду­шев­ной, по­ве­ри­ли это­му ком­пли­мен­ту, за­бы­вая, что те же по­эты за день­ги ве­ли­ча­ли Неро­на по­лу­бо­гом…

Тема жен­щин во­об­ще и от­но­ше­ния к ним муж­чин яв­ля­ет­ся глав­ной в ро­мане, а во­все не живо опи­сан­ные при­клю­че­ния на фоне гор, по­вто­рюсь. Мо­но­ло­ги Гри­го­рия Пе­чо­ри­на из его жур­на­ла мож­но хоть се­го­дня пуб­ли­ко­вать в «Ван­дер­зине» — как сво­е­го рода эта­лон мерз­ко­го ток­сич­но­го му­жи­ка. Абью­зе­ра, ма­ни­пу­ля­то­ра и вре­до­нос­но­го нар­цис­са.

Пе­чо­рин, на­пом­ню, осо­знан­но вы­стра­и­ва­ет свои ин­три­ги-схе­мы с жен­щи­на­ми. Ему скуч­но — и он раз­вле­ка­ет себя. От этой внут­рен­ней ре­флек­сии (сей­час я сде­лаю так, и она по­ве­дет себя эдак) ино­гда бе­рет ото­ропь. На­столь­ко прав­ди­во и жиз­нен­но опи­са­на. Без­от­но­си­тель­но вре­ме­ни и со­ци­аль­ных услов­но­стей.

Вот несколь­ко ци­тат с чу­до­вищ­ны­ми, в об­щем, при­зна­ни­я­ми:

— Я ча­сто себя спра­ши­ваю, за­чем я так упор­но до­би­ва­юсь люб­ви мо­ло­день­кой де­воч­ки, ко­то­рую обо­льстить я не хочу и на ко­то­рой ни­ко­гда не же­нюсь?

— А ведь есть необъ­ят­ное на­сла­жде­ние в об­ла­да­нии мо­ло­дой, едва рас­пу­стив­шей­ся души! Она как цве­ток, ко­то­ро­го луч­ший аро­мат ис­па­ря­ет­ся на­встре­чу пер­во­му лучу солн­ца; его надо со­рвать в эту ми­ну­ту и, по­ды­шав им до­сы­та, бро­сить на до­ро­ге: авось кто-ни­будь под­ни­мет!

— Она недо­воль­на со­бой: она себя об­ви­ня­ет в хо­лод­но­сти… о, это пер­вое, глав­ное тор­же­ство! Зав­тра она за­хо­чет воз­на­гра­дить меня. Я все это уж знаю на­изусть — вот что скуч­но!

— Я шел мед­лен­но; мне было груст­но… Неуже­ли, ду­мал я, мое един­ствен­ное на­зна­че­ние на зем­ле — раз­ру­шать чу­жие на­деж­ды?

Ви­шен­кой на тор­те вы­сту­па­ет пас­саж про «жен­скую ло­ги­ку»:

Чего жен­щи­на не сде­ла­ет, чтоб огор­чить со­пер­ни­цу! Я пом­ню, одна меня по­лю­би­ла за то, что я лю­бил дру­гую. Нет ни­че­го па­ра­док­саль­нее жен­ско­го ума; жен­щин труд­но убе­дить в чем-ни­будь, надо их до­ве­сти до того, чтоб они убе­ди­ли себя сами; по­ря­док до­ка­за­тельств, ко­то­ры­ми они уни­что­жа­ют свои пре­ду­пре­жде­ния, очень ори­ги­на­лен; чтоб вы­учить­ся их диа­лек­ти­ке, надо опро­ки­нуть в уме сво­ем все школь­ные пра­ви­ла ло­ги­ки.

На­при­мер, спо­соб обык­но­вен­ный:

Этот че­ло­век лю­бит меня, но я за­му­жем: сле­до­ва­тель­но, не долж­на его лю­бить.

Спо­соб жен­ский:

Я не долж­на его лю­бить, ибо я за­му­жем; но он меня лю­бит, — сле­до­ва­тель­но…

И это не про­сто сбор­ник шо­ви­ни­сти­че­ских и ми­зо­гин­ных сен­тен­ций вы­спрен­но­го бай­ро­ни­че­ско­го во­я­ки, от­нюдь. Это имен­но опыт ин­тро­спек­ции, эм­па­тии, за­ле­за­ния в го­ло­ву к это­му мерз­ко­му ток­сич­но­му му­жи­ку. Вне­вре­мен­ная воз­мож­ность уви­деть, как он стра­да­ет и на­сколь­ко он несча­стен внут­ри.

Ви­но­ват ли в том он сам или ре­ак­ци­он­ные вла­сти, что от­ни­ма­ют у него (толь­ко ли у него?) бу­ду­щее, как счи­тал тот же Бе­лин­ский — во­прос уже дру­гой. Пе­ре­ло­жить от­вет­ствен­ность все­гда мож­но успеть. А вот про­явить эм­па­тию к от­ча­ян­но спа­са­ю­ще­му­ся от по­дав­лен­но­сти раз­ру­ши­те­лю жен­ских сер­дец — очень по­лез­ный пси­хо­те­ра­пев­ти­че­ский опыт (и для жен­щин, и для муж­чин, и для иных ген­де­ров).

Не по­то­му, что его надо по­нять и про­стить, а по­то­му по­ни­мать его, пусть и осуж­дая в прин­ци­пе, луч­ше, чем про­сто осуж­дать. По­ни­мать все­гда луч­ше.