В широком смысле социальные сети — совсем не новое изобретение. Об этом пишет британский историк Ниал Фергюсон в своей книге «Площадь и башня. Сети и власть от масонов до Facebook» (вышла в издательстве Corpus). Он рассказывает о взаимодействии сетей и иерархий с древности до наших дней. Историки долгое время обращали внимание только на иерархии. Но их господство разрушили две «сетевые эпохи» — первая началась с появлением книгопечатания, вторая — с развитием информационных технологий. «Цех» публикует фрагмент главы «Слабые связи и вирусные идеи».
От Авнера Грейфа, исследовавшего связи магрибских торговцев XI века в Средиземноморье, до Рональда Берта, изучавшего современных предпринимателей и управляющих, социологи написали множество книг и статей о роли деловых сетей в накоплении социального капитала и в продвижении инноваций — или же в сопротивлении им. Согласно терминологии Берта, конкуренция между отдельными людьми и фирмами определяется устройством сетей, причем «структурные дыры» — пустоты между кластерами, между которыми отсутствуют слабые связи, — предоставляют «предпринимательские возможности для получения доступа к информации, расчета времени, направлений и контроля».
Посредники — люди, способные «навести мосты», — получают (или, по идее, должны получать) «вознаграждение за свою объединяющую работу», потому что в силу своего положения они с высокой степенью вероятности могут выдвигать творческие идеи (и, с другой стороны, реже страдают от шаблонов группового мышления). В инновационных институтах таких посредников всегда высоко ценят. Однако в большинстве столкновений между инноватором-посредником и сетью, тяготеющей к «захлопыванию» (то есть к изолированности и однородности), часто одерживает верх последняя. Это наблюдение верно не только в отношении работников какой‐нибудь американской компании, производящей электронику, но и в отношении философов, состоящих в штате научных учреждений.
Возникла целая подобласть — «организационное поведение», которая сейчас занимает важное место в большинстве учебных программ на степень магистра делового администрирования.
«Менее иерархично устроенная сеть больше способствует сплоченности и однородности в организационной культуре»; посредники с большой долей вероятности добиваются успеха в наведении мостов над структурными пустотами, если они «культурно приспосабливаются к своей организованной группе», тогда как те, кто «встроен в структуру организации», добиваются большего успеха, если они «выделяются на общем культурном фоне».
Словом, «ассимилированные посредники» и «интегрированные нонконформисты» чаще всего оказываются удачливее остальных. И здесь тоже теория сетей предлагает ряд наблюдений, которые могут оказаться полезными не только в типичном корпоративном рабочем пространстве, какое высмеивается в сериале Рики Джервейса «Офис». Все же офисные сети редко бывают очень обширными. И размер сети имеет значение, потому что существует закон Меткалфа — названный в честь изобретателя Ethernet Роберта Меткалфа, — который гласит (в своей исходной формулировке), что ценность телекоммуникационной сети пропорциональна квадрату числа подсоединенных совместимых устройств связи.
То же самое, как выяснилось, относится и к любым сетям вообще: проще говоря, чем больше количество узлов в сети, тем ценнее сама сеть для всех узлов в совокупности. Как мы еще увидим, это значит, что у очень обширных, общедоступных сетей бывает колоссальная отдача, а у тайных и/или исключительных сетей отдача, напротив, ограниченная. Даже в самых крупных сетях есть узлы, которые играют роль посредников или стыковочных центров.
Выражение «молниеносно разлететься», а совсем буквально — «стать вирусным», давно уже воспринимается как избитое клише, излюбленный штамп рекламщиков и маркетологов. Тем не менее наука, изучающая сети, дает возможность наилучшим образом понять, почему некоторые идеи распространяются чрезвычайно быстро.
Однако идеи (или мемы, если воспользоваться неологизмом из лексикона эволюционистов), как правило, все‐таки менее заразны, чем вирусы. Биологические и компьютерные вирусы обычно осуществляют «широковещательный поиск» по всей сети, так как их цель — максимально размножиться, перекинувшись на каждого соседа каждого зараженного ими узла. Мы же, напротив, интуитивно избираем тех членов своей сети, которым мы желаем передать идею или от кого мы сами готовы воспринять идею как заслуживающую доверия.
Ранним вкладом в изучение этой темы стала «модель двухступенчатого потока информации», предложенная социологами Полом Лазарсфельдом и Элиху Катцем, которые в 1950‐х годах заявили, что идеи перетекают от СМИ к широким слоям населения через так называемых лидеров мнения. Другие исследователи, уже в конце ХХ века, пытались измерить скорость, с какой разносятся новости, слухи или новшества. Более поздние исследования показали, что через сеть передаются даже эмоциональные состояния.
Хотя различить эндогенные и экзогенные сетевые эффекты совсем непросто, свидетельства, указывающие на заражения такого рода, достаточно очевидны: «Студенты, у которых соседи по комнате прилежно учатся, сами начинают заниматься усерднее. А люди, сидящие за одним столом с обжорами, сами налегают на еду».
Однако, если верить Кристакису и Фаулеру, мы не можем передавать идеи или поведенческие привычки за пределы круга друзей друзей наших друзей (иными словами, не дальше, чем на три рукопожатия вперед). Дело в том, что для передачи и восприятия идеи или поведенческой привычки требуется связь более крепкая, чем для пересылки письма (как в случае эксперимента Милгрэма) или для сообщения о том, что там‐то имеется такая‐то вакансия.
Если мы просто знакомы с человеком, это еще не значит, что мы способны повлиять на него так, чтобы он начал прилежнее учиться или переедать. Подражание — по‐истине самая искренняя форма лести, даже когда оно происходит неосознанно.
Ключевой момент, как и при эпидемии болезней, заключается в том, что скорость и размах рассеивания определяется не только сутью самой передаваемой идеи, но и устройством сети, по которой она передается. В процессе вирусизации важнейшую роль играют узлы, которые служат не только связующими центрами или посредниками, но и «привратниками», то есть людьми, решающими, передавать или не передавать поступившую информацию дальше, в ту часть сети, которая находится за ними. Решение, которое они принимают, отчасти зависит от их мнения о том, как скажется переданная информация на них самих — положительно или отрицательно. С другой стороны, для того чтобы идея оказалась воспринята, требуется, чтобы ее передал не один источник и даже не два, а больше.
Сложная культурная инфекция, в отличие от простого эпидемического заболевания, для начала требует набрать критическую массу первых сторонников, обладающих высокой центральностью по степени (то есть сравнительно большим количеством влиятельных друзей).
По словам Дункана Уоттса, главное при оценке вероятности каскадного эффекта, напоминающего заражение, — «сосредоточиться не на самом стимуле, а на структуре сети, по которой расходится этот стимул». Это помогает объяснить, почему на каждую идею, которая разлетелась по свету молниеносно, как вирус, приходится множество других идей, которые прозябают в безвестности и выдыхаются только потому, что начали свой путь с неудачного узла, неудачного кластера или из неудачной сети.