1. Жизнь

«Классно уметь удивляться ерунде». Интервью с Вадиком Королевым из группы OQJAV

«Мама мечтала, чтобы я был хирургом, но я так рано начал пить и употреблять наркотики, что у меня уже лет с семи тряслись руки»

© Личный архив

3 сен­тяб­ря Ва­дик Ко­ро­лев из груп­пы OQ­JAV бу­дет чи­тать свои сти­хо­тво­ре­ния на Мос­ков­ской Меж­ду­на­род­ной Книж­ной яр­мар­ке. В честь это­го со­бы­тия «Цех» ре­шил встре­тить­ся с по­этом и му­зы­кан­том и по­го­во­рить о жиз­ни.




Что ты лю­бишь боль­ше все­го в том, что ты де­ла­ешь?

Са­мое класс­ное ― это на­чаль­ный этап со­зда­ния. Ни с чем не срав­нит­ся, даже с са­мым кру­тым кон­цер­том. Это пер­вич­но. Ты по­ни­ма­ешь, что у тебя гли­на в ру­ках и на­чи­на­ешь ле­пить. Это как влюб­лен­ность, само ощу­ще­ние влюб­лен­но­сти с пер­во­го взгля­да ― ты его по­том не по­вто­ришь. Оно мо­жет раз­ви­вать­ся, мо­жет уга­сать, мо­жет пе­ре­ра­с­ти в огром­ную лю­бовь на всю жизнь, счаст­ли­вую или несчаст­ную. Но ни­че­го при­ят­нее са­мо­го это­го им­пуль­са невоз­мож­но сло­вить. Это очень по­хо­же на то, ко­гда на­чи­на­ет по­яв­лять­ся пес­ня. То есть, ко­гда она еще даже не по­яви­лась. Да, гли­на в ру­ках ― это са­мое кру­тое.

У нас ме­диа про об­ра­зо­ва­ние. В од­ном из тво­их ин­тер­вью была ин­те­рес­ная мысль о том, что ино­гда об­ра­зо­ва­ние мо­жет огра­ни­чи­вать.

Я ду­маю, это су­гу­бо ин­ди­ви­ду­аль­но. Про себя я знаю, что мне обу­че­ние не идет. Я его не от­ри­цаю как нечто необ­хо­ди­мое, но я, учась, успе­ха как буд­то не имел. И я сей­час имен­но про си­стем­ное обу­че­ние. По­нят­но, что, так или ина­че, мы хо­дим и со­би­ра­ем шиш­ки, чему-то учим­ся или слу­ша­ем де­душ­кин пья­ный раз­го­вор.

И по­рой это важ­нее?

Да, это про­ис­хо­дит каж­дую се­кун­ду, но имен­но си­стем­ное обу­че­ние меня ско­рее гу­бит. Я нетер­пе­ли­вый, не могу си­деть на од­ном ме­сте, и ни­че­го хо­ро­ше­го из это­го (в плане успе­ха) ни­ко­гда не по­лу­ча­лось. Ко­гда у меня были успе­хи в уче­бе в шко­ле, то это но­си­ло сти­хий­ный ха­рак­тер. А вот си­деть на ме­сте я не мог, де­лать до­маш­нее за­да­ние не мог.

То же са­мое с ги­та­рой, на­при­мер, хотя я сам по­про­сил ро­ди­те­лей меня от­дать, по­то­му что хо­тел знать пес­ни Ага­ты Кри­сти. Меня от­ве­ли и я по­нял, что не могу, нуж­но руки как-то ста­вить. Го­ло­сом у меня тоже ни­как си­стем­но не по­лу­ча­лось за­ни­мать­ся. Я ду­маю, тут очень важ­но иметь «ум­ные» уши и слу­шать тех во­ка­ли­стов, ко­то­рые тебе нра­вят­ся. В этом плане для де­тей очень класс­но вклю­чать с дет­ства, на­при­мер, Фиц­д­же­ральд, по­то­му что там очень здо­ро­вый ап­па­рат, очень здо­ро­вый мозг и лег­кость. Если та­кая му­зы­ка бу­дет ца­рить в доме, то по­тен­ци­аль­но му­зы­каль­но­му ре­бен­ку бу­дет лег­че. Ни­че­го не при­дет­ся пе­ре­де­лы­вать, по­то­му что мыш­цы за­по­ми­на­ют, и связ­ки усва­и­ва­ют зна­ние от уха.

А ты с дет­ства лю­бил петь?

Да, из-за Майк­ла Джек­со­на. Вот его, кста­ти, невред­но слу­шать. Там все нор­маль­но с во­каль­ной по­зи­ци­ей и со всем. Уви­дел кли­пы и по­нял, что мне надо это де­лать. И стал петь вез­де, и в дет­ском саду петь. Но об­ра­зо­ва­ния мне не дали ― не знаю, хо­ро­шо это или пло­хо. Вот Сла­ва (Яро­слав Ти­мо­фе­ев, пи­а­нист OQ­JAV, — Прим. «Цеха») го­во­рит, что ему точ­но об­ра­зо­ва­ние не ме­ша­ет, но со мной со­гла­сен, что мне об­ра­зо­ва­ние буд­то не под­хо­дит. По­то­му что ты име­ешь воз­мож­ность удив­лять­ся ерун­де. Класс­но удив­лять­ся ерун­де.

А что ты слу­шал кро­ме Ага­ты Кри­сти? Что тебе нра­ви­лось в дет­стве?

К со­жа­ле­нию, мне нра­ви­лись На­у­ти­лус Пом­пи­ли­ус, Ага­та Кри­сти, по­том Bea­t­les, но по­че­му «к со­жа­ле­нию» ― это я сей­час го­во­рю не про вкус, не про ма­те­ри­ал, а имен­но про во­каль­ные по­зи­ции. Слу­шать эту му­зы­ку с му­зы­каль­ной по­зи­ции без­услов­но вред­но. Что ка­са­ет­ся ма­те­ри­а­ла, я до сих пор фа­нат.

А как с тек­ста­ми? С дет­ства хо­те­лось пи­сать?

Я пер­вый стих на­пи­сал:

«Дед Мо­ро­зик, ты куда

в про­шлый раз ушел от нас?

Не беда, за­будь. Ага,

бу­дем празд­но­вать сей­час».

А сколь­ко тебе было?

Пять.

Пять?

По­том у меня был пе­ре­рыв. Сле­ду­ю­щий я на­пи­сал в пят­на­дцать, ко­гда влю­бил­ся силь­но в пер­вый раз. Я имею в виду, я и до это­го влюб­лял­ся силь­но, но то­гда я впер­вые по-муж­ски влю­бил­ся, ко­гда гор­мо­ны из­ме­ни­лись силь­но. И то­гда, да, но это было ужас­но, как и у всех. Слиш­ком ро­ман­тич­но, слиш­ком су­и­ци­даль­но и все про­чее. Но это нор­маль­но. Мне даже ка­жет­ся, что это хо­ро­шо и невред­но.

Кру­то.

По­том я пел в груп­пе страш­ным го­ло­сом не свои пес­ни. А по­том у меня ста­ли по­яв­лять­ся свои, до­воль­но позд­но ― я во всем позд­ний, от­ста­ю­щий. Я позд­но на­пи­сал ка­кую-то нор­маль­ную пес­ню. Вот если бы я сей­час на­чал в том воз­расте, ко­гда я на­чал, то я бы сра­зу был стар­пе­ром. Пер­вая моя нор­маль­ная пес­ня была в 25 лет. Я не пом­ню ка­кая, но я по­нял: «Вот, сей­час я знаю, что нуж­но де­лать». По­яви­лось ощу­ще­ние об­ще­го, что я не под­ра­жаю. Я по­ни­маю, что я что-то про­из­вел, что-то слу­чи­лось.

А как это про­ис­хо­дит? Сна­ча­ла сло­ва или му­зы­ка?

Од­но­вре­мен­но. Ни­ко­гда не бы­ва­ет так, что текст пер­ви­чен. Ко­гда текст пер­ви­чен — это сра­зу стих. И он по­чти все­гда оста­ет­ся сти­хом. Пес­ню нуж­но петь, пес­ня ― это ме­ло­дия. Все пес­ни в ка­ком-то смыс­ле глу­пее в плане тек­ста, по­то­му что текст ― это толь­ко одна со­став­ля­ю­щая пес­ни в том смыс­ле, что она вто­рич­ная. По­то­му что сло­во «пес­ня» ― оно бли­же к сло­ву «петь», чем к сло­ву «текст».

На­мно­го!

Да, раза в че­ты­ре. Или даже в пять?

Что-то та­кое.

А так, обыч­но, да, сра­зу что-то вер­тит­ся. Ка­кая-то ме­ло­дия на­чи­на­ет­ся, и тут же сра­зу на­ни­зы­ва­ет­ся текст. Бы­ва­ет так, что до­пи­сы­ва­ет­ся что-то че­рез пару недель или че­рез пол­го­да. Ко­гда ты те­ря­ешь со­сто­я­ние, кто-то тебя от­вле­ка­ет, глав­ное ― это не стре­мить­ся на­пи­сать се­го­дня. Точ­но сде­ла­ешь ка­кое-то ис­кус­ствен­ное фу­фло. Нуж­но ждать, при­дет та­кое же со­сто­я­ние или нет.

михаил хусаинов

Есть ка­кой-то пер­фек­ци­о­низм, что всё надо сде­лать иде­аль­но?

На мо­мен­те со­чи­ни­тель­ства его быть не мо­жет, по­то­му что со­чи­ни­тель­ство пер­вич­но. У меня нет в этом ни­ко­гда со­мне­ний, здесь не до это­го. А что ка­са­ет­ся всех осталь­ных эта­пов (аран­жи­ров­ки, гар­мо­нии и т. д.)— там пер­фек­ци­о­низм еще ка­кой, при­чем у всех, у всех тро­их. Ты едешь на сту­дию и тра­тишь це­лый день, по­то­му что тебе нуж­но на два де­ци­бе­ла сде­лать тише ка­кой-ни­будь один ба­ра­бан. По­то­му что ты та­кой: «Нет, я не могу!» Я же знаю, что оно мо­жет быть луч­ше. Как я могу это при­нять?

А вы про­дол­жа­ли ре­пе­ти­ро­вать во вре­мя ка­ран­ти­на?

Нет, мы не об­ща­лись че­ты­ре ме­ся­ца. Я си­дел дома и пи­сал пес­ни. Ви­ди­мо, вы­хо­ди­ло то, что на­ко­пи­лось за преды­ду­щую жизнь, по­то­му что ни­ка­кой дру­гой ин­фор­ма­ции во­об­ще не было. Я во­об­ще не знал, что де­лать и как я в сле­ду­ю­щем ме­ся­це за­пла­чу за квар­ти­ру. Я си­дел на бал­коне, смот­рел впе­ред, иг­рал.

Мы не встре­ча­лись с ре­бя­та­ми. Пы­та­лись на­ла­дить ди­стан­ци­он­ную ра­бо­ту, но она для нас ока­за­лась невоз­мож­ной.

Что было са­мым тя­же­лым?

Незна­ние того, ко­гда это за­кон­чит­ся. Это было даже страш­нее, чем фи­нан­со­вый страх. Страх пе­ре­бо­леть был толь­ко в са­мом на­ча­ле, а по­том даже за­хо­те­лось уже ка­ким-то об­ра­зом по­лу­чить эти ан­ти­те­ла сквозь что угод­но. Я ду­маю, у мно­гих были та­кие про­цес­сы.

Про­ще уже пе­ре­бо­леть, чем бо­ять­ся. А ты не про­тив того, что мы про фи­нан­сы по­го­во­рим?

Нет, у меня есть сот­ка, если что. (Сме­ет­ся)

Мно­гим не очень по­нят­но, как жи­вут му­зы­кан­ты. До­ход ва­шей груп­пы стро­ит­ся из кон­цер­тов? А ко­гда вы вы­пус­ка­е­те аль­бом, на­при­мер, вы ка­кой-то про­цент по­лу­ча­е­те с про­даж?

По­лу­ча­ем. Там та­кая схе­ма: в на­шем слу­чае, есте­ствен­но, мы не об­суж­да­ем осо­бо наш го­но­рар, ка­кой у нас, а ка­кой ― у Агу­ти­на. Так не при­ня­то. Но имен­но в про­цент­ном со­от­но­ше­нии по­лу­ча­ет­ся, что кон­цер­ты при­но­сят не мень­ше, чем 90% до­хо­да. У нас в про­шлом году про­цент чуть-чуть сни­зил­ся в силу того, что по­яви­лись ка­кие-то про­ек­ты, куда мы пи­са­ли му­зы­ку или пес­ни, был спек­такль. И это было пре­крас­но по­то­му, что это как раз было непо­сред­ствен­но пе­ред са­мо­изо­ля­ци­ей. Это дало воз­мож­ность как-то очень мед­лен­но на этом ре­сур­се до­е­хать и по­чти не за­ни­мать. По­том по­явил­ся спек­такль по Цве­та­е­вой.

Про­да­жи мы ни­ко­гда не рас­пре­де­ля­ем меж­ду со­бой, по­то­му что сум­мы смеш­ные, но в по­след­нее вре­мя все сдви­ну­лось, ко­гда ВКон­так­те стал офи­ци­аль­ным, ко­гда по­явил­ся ка­кой-то кон­троль. Если рань­ше это были ну со­всем смеш­ные день­ги, то сей­час нам этих де­нег хва­та­ет на за­пись, что тоже нема­ло­важ­но по­то­му, что нам во­об­ще нуж­но за­пи­сать аль­бом. Класс­но, что та­кая по­душ­ка есть, что не нуж­но в ка­кой-то мо­мент у кого-то сроч­но за­нять 300 000 руб­лей. Это удоб­но, ком­форт­но.

Рас­ска­жи про спек­такль! («Рас — ста­ем­ся» — мо­биль­ный аудио­спек­таль МХТ. Про­гул­ка по Во­ро­бье­вым го­рам под му­зы­ку груп­пы OQ­JAV. Марш­рут по­вто­ря­ет про­гул­ку ге­ро­ев «По­э­мы кон­ца» Ма­ри­ны Цве­та­е­вой. В ро­лях: Аня Чи­по­в­ская и Ва­дик Ко­ро­лёв — Прим. «Цеха»).

Мне на­пи­сал Миша Зы­гарь, со­зда­тель Мо­биль­но­го ху­до­же­ствен­но­го те­ат­ра и его ху­до­же­ствен­ный ру­ко­во­ди­тель. При­чем он дей­стви­тель­но ху­до­же­ствен­ный, то есть он во всех про­цес­сах, в каж­дом спек­так­ле всем серд­цем. Ре­жис­сер ― Женя Бер­ко­вич. Мы с ней не были зна­ко­мы, хотя ока­за­лось, что у нас мно­го об­щих дру­зей. Мы спи­са­лись, со­зво­ни­лись. Она пред­ло­жи­ла по мо­ти­вам од­но­вре­мен­но страш­но­го и пре­крас­но­го цве­та­ев­ско­го ро­ма­на с Кон­стан­ти­ном Ро­дзе­ви­чем сде­лать пье­су. То есть, она ее уже на­пи­са­ла, пье­са была в про­цес­се до­ра­бот­ки. Ска­за­ла, что она меч­та­ла, что­бы го­лос Цве­та­е­вой про­зву­чал го­ло­сом Ани Чи­по­в­ской, что­бы ча­стич­но в воз­ду­хе го­ло­сом экс­кур­со­во­да, Ро­дзе­ви­ча, был я и тут же ска­за­ла, что было бы класс­но, если бы груп­па на­пи­са­ла ат­мо­сфер­ную му­зы­ку и одну пес­ню на сти­хи. Мы это все сде­ла­ли.

Это была ин­те­рес­ная, при­ят­ная, очень быст­рая ра­бо­та. Мне по­нра­вил­ся темп. Мы ло­ви­ли друг дру­га очень быст­ро, все было по­нят­но с ин­то­на­ци­я­ми. Мы за­пи­са­ли весь спек­такль, если я не оши­ба­юсь, за три сту­дий­ные сме­ны (каж­дая часа по 3-4). Вся ко­ман­да очень по­нра­ви­лась, со­ре­жис­се­ром, я бы даже ска­зал «со­дра­ма­тур­гом», был Лёша Ки­се­лев. Со­вер­шен­но за­ме­ча­тель­ный, я рань­ше с ним не был зна­ком. Мне по­нра­ви­лось все в ат­мо­сфе­ре, все, что про­ис­хо­дит.

А было слож­но? Это же в неко­то­ром смыс­ле ак­тер­ская ра­бо­та?

Нет, не ак­тер­ская. Я ду­маю, что они меня взя­ли на­ме­рен­но по­то­му, что я не ак­тер и как раз тебе са­мо­му хо­чет­ся, что­бы экс­кур­сию про­вел ка­кой-то хо­ро­ший друг, а не дик­тор с те­ле­ви­де­ния. По­нят­но, что у меня очень мно­го услов­ных де­фек­тов и ни­ку­да не дев­ший­ся перм­ский го­вор. Я с ним ни­ко­гда и не бо­рол­ся. Но вот им ско­рее ну­жен был че­ло­век, чем ка­кой-то про­фи. И в этом ка­кая-то осо­бен­ность, фиш­ка, из­на­чаль­ная за­тея.

При этом Аня тоже со­вер­шен­но не «мо­чи­ла». По­нят­но, что она про­фи, но она услы­ша­ла себя и ре­жис­се­ра, про­чи­та­ла сухо стих. А стих и нуж­но чи­тать сухо, по­то­му что если стих не чи­тать сухо, это п***ец. В сти­хе са­мом, если это вы­ска­зы­ва­ние пол­но­вес­ное, и так та­кое ко­ли­че­ство эмо­ций, что, если ты еще все свои ры­да­ния и пе­ре­па­ды бу­дешь на­ни­зы­вать, то это бу­дет жут­кой пош­ля­ти­ной. Соб­ствен­но, чем во мно­гих слу­ча­ях люди за­ни­ма­ют­ся в плане де­кла­ма­ции. А там [в спек­так­ле] сти­хи та­кие, что мож­но за­хлеб­нуть­ся.

А тебе ни­ко­гда не хо­те­лось стать ак­те­ром?

Нет. Бо­лее того, я счи­таю, что это одна из са­мых слож­ных про­фес­сий, ко­то­рые во­об­ще су­ще­ству­ют. Я ду­маю, что сни­мать­ся в кино и вы­сту­пать в те­ат­ре долж­ны ак­те­ры, а не неак­те­ры. Точ­но так же юри­сты долж­ны про­ве­рять до­го­во­ры.

Ты же юрист по об­ра­зо­ва­нию?

Юрист. По­это­му меня в кино за­нес­ло слу­чай­но, чему я рад, но я по­ни­маю, ко­гда смот­рю на сво­их кол­лег, тех же «брус­ни­кин­цев», что это пря­мо слу­чай­ность и про­сто сов­па­де­ние ор­га­ни­ки, ко­то­рое тре­бо­ва­лось ре­жис­се­рам, не бо­лее того. И у меня в ту сто­ро­ну ка­ких-то пря­мо­ли­ней­ных ам­би­ций со­вер­шен­но нет. При­чем я не от­кре­щи­ва­юсь, что бу­дет ко­гда-ни­будь что-то еще, по­то­му что про­цесс нар­ко­ти­че­ский.

В му­зы­ке я как рыба в воде, если это мож­но на­звать му­зы­кой, ко­неч­но, ну, в со­вре­мен­ной песне. Я по­ни­маю, что де­лаю. А здесь ― со­вер­шен­но нет. Кино — про­цесс су­пер ко­манд­ный. В му­зы­ке, в на­шем слу­чае, это­го нет, нас трое, а там ты по­ни­ма­ешь, что 60-100 че­ло­век ра­бо­та­ют пря­мо сей­час, од­но­вре­мен­но, на одну цель. Это очень мощ­но.

А рас­ска­жи про тан­цы. Ты все­гда тан­це­вал?

Да, ду­маю, это тоже свя­за­но с Джек­со­ном. Ни­ко­гда ими спе­ци­аль­но не за­ни­мал­ся, но все­гда знал, что жить без них не могу. И мне ка­жет­ся внут­ренне, что та­нец ― это ос­нов­ное. У меня нет ам­би­ций ор­га­ни­зо­вы­вать тан­це­валь­ную шко­лу по­то­му, что я точ­но не пре­по­да­ва­тель и ни­ко­го ни­ко­гда ни­че­му не на­учу. Смеш­но, ко­гда пи­шут: «Чу­вак, при­ез­жай на сти­хо­твор­ный кон­курс, бу­дешь в жюри». Я та­кой: «Ка­кой на­фиг в жюри? Сами су­ди­те друг дру­га!» Это так стран­но. Нель­зя су­дить.

При этом я по­ни­маю, что та­кое все рав­но про­ис­хо­дит. Я по­ни­маю, что это нор­маль­но, но я на себя та­кую функ­цию не хочу брать ― ни учить, ни су­дить. Что ка­са­ет­ся тан­ца, та­нец ― это вы­ход. Я хожу в сту­дию ря­дом с до­мом, сни­маю класс, вклю­чаю му­зы­ку под на­стро­е­ние (то злой хип-хоп, то ка­кое-ни­будь тех­но, то что-то очень мед­лен­ное) и им­про­ви­зи­рую. Это все­гда им­про­ви­за­ция.

У вас был один кон­церт, ко­гда вы пе­ре­оде­ва­лись в жен­ские пла­тья. Это было по­тря­са­ю­ще. Как при­шла эта идея?

Идея при­шла мне сти­хий­но. Я го­во­рю: «Па­ца­ны, так, да­вай­те со­бе­рем­ся. У нас кон­церт 1 ян­ва­ря. Вы по­ни­ма­е­те, что та­кое 1 ян­ва­ря и в ка­ком со­сто­я­нии люди туда при­дут. Чуть-чуть из­ме­нен­ные, дру­гие люди. Да­вай­те вы­прыг­нем из тык­вы. Да­вай­те бу­дем жен­щи­на­ми и спо­ем все те же са­мые пес­ни, не па­лясь. Буд­то так и надо». И ре­бя­та сра­зу со­гла­си­лись, под­дер­жа­ли. У них, кста­ти, луч­ше по­лу­чи­лось вой­ти в об­раз. Я в се­ре­дине кон­цер­та все рав­но «вклю­чил го­рил­лу». Дим­ка был во­об­ще.

Дима был рос­кош­ным.

Диму по­сле кон­цер­та му­жи­ки кок­тей­ля­ми уго­ща­ли.

Их лег­ко по­нять.

Я ска­зал: «Ре­бя­та, мож­но де­лать со­вер­шен­но все». Я по­ни­мал, что в ка­ком-то смыс­ле это эпа­таж, но од­но­вре­мен­но с этим я знаю, что мне все очень быст­ро на­до­еда­ет. А это смеш­но, надо по­про­бо­вать. И ин­те­рес­ный эф­фект был в том, что ко­стюм и грим ме­ня­ют твою пла­сти­ку. Я вспо­ми­наю, как я шел ку­рить уже за­гри­ми­ро­ван­ным, и я прям по­нял, что я не маль­чик. Это было класс­но. Мне по­нра­ви­лось.

А если бы ты не был му­зы­кан­том? Чем бы ты за­ни­мал­ся?

Хо­тел или мог бы?

Хо­тел.

Мне нра­вит­ся та­нец, пи­сать мне тоже очень нра­вит­ся, но это все мы го­во­рим про ис­кус­ство. Смот­ри, а это счи­та­ет­ся, если мне нра­вит­ся есть вкус­но, а го­тов­лю я пло­хо? Это же при­коль­но осво­ить. При­кинь, ка­кой чел­лендж ― быть класс­ным по­ва­ром. Мама меч­та­ла, что­бы я был хи­рур­гом, но я так рано на­чал пить и упо­треб­лять нар­ко­ти­ки, что у меня уже лет с семи тряс­лись руки.

Дей­стви­тель­но ра­но­ва­то.

Да­вай на­пи­шем, что это шут­ка.

На­де­юсь, наш чи­та­тель пой­мёт без объ­яс­не­ния. Воз­вра­ща­ясь к об­ра­зо­ва­нию, ты чему-то важ­но­му в шко­ле на­учил­ся?

Ко­неч­но. В шко­лу, как я ду­маю, по воз­мож­но­сти хо­дить надо, по­то­му что шко­ла учит ком­му­ни­ка­ции. И ни­че­го, кро­ме этой ком­му­ни­ка­ции, она не дает и дать не мо­жет. Кро­ме ка­ких-то про­филь­ных штук. Да, дей­стви­тель­но, бы­ва­ет так, что ре­бе­нок вдруг на­чи­на­ет схо­дить с ума по хи­мии и ста­но­вит­ся хи­ми­ком. Со мной так не про­изо­шло.

Есть один при­мер, по­сле ко­то­ро­го у меня от­кры­лась «ча­к­ра пи­са­ни­ны»: я пе­ре­шел в де­ся­тый класс, у нас сме­нил­ся учи­тель рус­ско­го язы­ка и ли­те­ра­ту­ры. До это­го я учил­ся, услов­но, на «че­ты­ре». И я стал по­лу­чать толь­ко «три» и «два», и чаще имен­но «два». В ка­кой-то мо­мент я встре­чал­ся с де­вуш­кой, ко­то­рая учи­лась на год стар­ше. И я у нее взял со­чи­не­ние на опре­де­лен­ную тему, ко­то­рая она на­пи­са­ла на пя­тер­ку. И я его спи­сал один в один. И за­был вы­ло­жить, ко­гда сда­вал.

При­чем я ис­кал это со­чи­не­ние, боже мой, по всей квар­ти­ре и вез­де. Я по­ни­мал, что про­изо­шло, но на­де­ял­ся, что это не так, но Люд­ми­ла Ни­ко­ла­ев­на по­зва­ла меня по­сле уро­ков.

У меня то­гда ни­че­го не по­лу­ча­лось. И кри­ти­ку чу­жую пы­тал­ся чи­тать, встав­лять ― *ерня. Спи­сы­ваю ― *ерня. Сам пишу ― *ерня. Ни­че­го не по­лу­ча­ет­ся. Сам я по­чти не пи­сал. Она меня вы­зы­ва­ет и го­во­рит: «Ну что ты хи­ми­чишь? Вот что ты де­ла­ешь?» Я го­во­рю: «Да я не по­ни­маю про­сто, как под­сту­пить­ся». Она го­во­рит: «Ты меня по­слу­шай. Я став­лю все эти двой­ки толь­ко в вос­пи­та­тель­ных це­лях, но они за­слу­жен­ные. Пой­ми, что я тебе „три“ за чет­верть все­гда по­став­лю. Ни­кто тебя из шко­лы не вы­го­нит. Про­сто пиши».

И это был один из са­мых важ­ных раз­го­во­ров в моей жиз­ни. И я прям та­кой: «А что, так мож­но было?» Ка­кое это было осво­бож­де­ние! Ни за­шо­рить тебя, ни за­мо­чить, ни убить, ни ро­ди­те­лей вы­звать и сте­бать пе­ред всем клас­сом. Она это ни в коем слу­чае не пе­ред всем клас­сом сде­ла­ла. Она ска­за­ла: «Ты же зна­ешь, что нам нуж­но с то­бой по­го­во­рить». И она осво­бо­ди­ла меня. И оно все ста­ло как-то под­тя­ги­вать­ся.

А по­че­му по­сле все­го это­го ты по­шел учить­ся на юри­ста?

В 15 лет у меня оцен­ка по всем пред­ме­там была очень обыч­ной. И я ни­че­го не лю­бил, кро­ме тан­цев и му­зы­ки, но ро­ди­те­ли меня раз­ви­ва­ли по дру­го­му пути: я дол­жен был быть силь­ным, я за­ни­мал­ся борь­бой все вре­мя. Я не мог по­сту­пить ни в ка­кое му­зы­каль­ное учи­ли­ще, по­то­му что у меня не было гра­мо­ты. Я по­до­шел к отцу и спро­сил: «Пап, чем я могу при­го­дить­ся?» И он ска­зал: «Ты по­мо­жешь на­шей се­мье, если ста­нешь юри­стом». Я го­во­рю: «Хо­ро­шо, пап». Вы­учил, под­го­то­вил­ся, сдал эк­за­ме­ны, по­сту­пил на бюд­жет, от­учил­ся. На тре­тьем кур­се хо­тел ухо­дить. Го­во­рил: «Пап, ну ты же по­ни­ма­ешь, что это не мое». А он го­во­рит: «По­ни­маю, но все рав­но до­учись, а по­том де­лай, что хо­чешь».

И ты не ра­бо­тал по­том по про­фес­сии?

Ра­бо­тал. Я до сих пор про­ве­ряю все груп­по­вые до­го­во­ры.


На ММКЯ мож­но ку­пить кни­гу Ва­ди­ка Ко­ро­ле­ва «Ка­мыш» — в ней бо­лее се­ми­де­ся­ти сти­хо­тво­ре­ний.

Бли­жай­ший кон­церт груп­пы OQ­JAV в Москве — 6 сен­тяб­ря в 16.00 на ве­ран­де Pow­er­house. Би­ле­ты тут.